Шри Ауробиндо. Тайна Веды - Шри Ауробиндо

Использование этого инструмента древними арийцами для образования слов, судя по всему, было столь же упорядоченным и методическим и выступало в тесной связи с физическими фактами голосового выражения. Эти буквы использовались как семязвуки; из них формировались примитивные корнезвуки комбинацией четырех простых гласных, или реже, модифицированных гласных, с каждым согласным, за вычетом двух подчиненных носовых ṅ и ñ и церебрального носового ṇ. Таким образом, взяв d как базовый звук, древние арийцы могли произвести ряд корнезвуков, которые они без различения использовали в качестве существительных, прилагательных, глаголов или наречий для выражения корнеидей: da, dā, di, dī, du, dū, dṛ и dṝ. Не все эти корни сохранились в качестве отдельных слов, но сохранившиеся часто оставляли весьма жизнеспособное потомство, которое несло в себе свидетельство существования общего предка. В частности, все без исключения корни с кратким a вышли из употребления. Вдобавок, носители этого языка могли по желанию образовывать модифицированные корнезвуки de, dai, do, dau. Пользуясь тем, что природа речи это допускала, корнезвуки и корневые слова образовывались и на основе гласных. Но понятно, что ядро языка, которое могло быть достаточным для людей примитивных, чересчур ограничено по возможностям и не может удовлетворить тенденцию человеческой речи к саморасширению. В результате мы обнаруживаем класс вторичных корнезвуков и корневых слов, возникших из примитивного корня дальнейшим присоединением к нему любого из согласных звуков при необходимой или естественной модификации корневой идеи. Так, на основе ныне утраченного примитивного корня da стало возможно получить четыре задненебных кратких вторичных корня – dak, dakh, dag, dagh, а также четыре долгих dāk, dākh, dāg, dāgh, которые могут рассматриваться либо как отдельные слова, либо как долгие формы краткого корня; это же относится к восьми небным, восьми церебральным с двумя носовыми формами daṇ и dāṇ, что в сумме дает десять, к десяти зубным, десяти губным плавным, шести шипящим и двум придыхательным вторичным корням. Появилась также возможность назализации любой из этих форм, образуя, например, dank, dankh, dang и dangh. Довольно естественным кажется предположение о существовании всех этих корней в ранних формах арийской речи, однако ко времени появления первых литературных памятников, которыми мы располагаем, большая их часть исчезла; некоторые оставили после себя потомство – малочисленное или большое, другие отмерли вместе со своими хрупкими чадами. Если взять один пример, изначальный базовый корень ma, то мы обнаружим, что он, хотя сам и отмер, сохранился в формах ma, mā, man, mataḥ, matam; при этом mak существует только в назальной форме mank и в собственных производных – makara, makura, makula и т. д., а также в образованиях третьего порядка makk, makṣ; makh все еще существуюет в качестве корневого слова в формах makh и mankh; mag остался только в производных и в назализованных формах mang; magh – в назализованной форме mangh; mac все еще жив, но бездетен, если не считать его назализованной формы manc; mach умер вместе с потомством; maj живет в потомстве и в назализованной форме manj; majh совершенно архаичен. Мы обнаруживаем mā и mākṣ в долгих формах как отдельные корни и слова с корнями māk, mākh, māgh, māc и mach в качестве их составляющий частей, однако, вероятно, что они чаще образуются удлинением краткого корня, чем самой долгой формой корня. Наконец, корни третьего порядка были образованы не столь упорядоченно, но все еще с некоторой свободой, добавлением полугласных к семязвуку либо в изначальном, либо во вторичном корне, таким образом давая нам корни типа dhyai, dhvan, sru, hlād, или же добавлением других согласных – где возможны комбинации – давая нам корни типа stu , ścyu, hrad и т. д., или же удвоением конечного согласного вторичного корня, давая нам такие формы, как vall, majj и т. д. Они представляют собой чисто корневые формы. Однако своего рода неправильный корень третьего порядка образуется при помощи модификации гласного, гуна (guṇa), как например, переход гласного ṛ в ar и ṝ в ār, что дает нам альтернативные формы ṛc и arc или ark; формы carṣ и car вместо cṛṣ и cṛ, которые больше не существуют, формы mṛj и marj и т. д. Мы обнаруживаем также первые тенденции к модификации согласных, начало тенденции к устранению небных c, ch и j, jh с их заменой на гортанные k и g – тенденции, которая полностью проявила себя в латыни, но в санскрите была остановлена на полпути. Принцип «гунирования» имеет огромное значение при изучении физического образования языка и его психологического развития, особенно в силу того, что именно этот принцип вносит первые сомнения и нарушает дотоле кристальную ясность структуры и совершенство механической упорядоченности образования форм. Гуна или модификация гласных производит замену либо на модифицированный гласный: e вместо i , o вместо u, так что от vi мы получаем падежную форму ves, veḥ, от janu падежную форму janoḥ; либо на чисто полугласный звук y вместо i, v вместо u, r вместо ṛ или на не совсем чистый rā, так что от vi мы получаем глагольную форму vyantaḥ, от śu глагольную форму aśvaḥ, от vṛ или vṛh существительное vraha; либо же на усиленный полугласный звук ay вместо i, av вместо u, ar вместо ṛ, al вместо lṛ, так что от vi мы получаем существительное vayas , от śru существительное śravas, от sṛ существительное saras, от klṛp существительное kalpa. Эти формы составляют простое «гунирование» кратких гласных звуков a, i, u, ṛ, lṛ; вдобавок мы имеем долгую модификацию или вриддхи (vṛddhi), расширение принципа удлинения, в результате чего мы получаем долгие формы слов; мы имеем ai или āy от i, au или āv от u, ār от ṛ, āl от lṛ, и только a единственно не имеет вриддхи, а только долгую форму ā. Главная сложность, которая возникает в результате этого первичного отхода от простоты звукового развития, заключается в том, что зачастую нельзя с уверенностью отличить правильный вторичный корень от неправильного гунированного корня. Например, существует правильный корень ar, образованный от изначального корня a, и неправильный корень ar, образованный от изначального корня ṛ; существуют формы kala и kāla, которые, если судить только по их структуре, могут происходить или от klṛ или от kal; мы имеем ayus и āyus, которые, опять же судя по их структуре, могут происходить или от корневых форм a и ā, или от корневых форм u и i. Главные модификации согласных в санскрите структурны и заключаются в ассимиляции сходных согласных, глухой звук становится звонким от сопряжения со звонким звуком, а звонкий звук становится глухим при сопряжении с глухим звуком, придыхательные в сочетании заменяются соответствующим звуком без придыхания, в свою очередь модифицируя этот звук – lapsyate и labdhum от labh заменили собой labh-syate и labh-tum, vyūḍha от vyūh заменяет vyūhta. Помимо этих тонких, но легко распознаваемых тенденций ко взаимной модификации, которые сами по себе вызывают сомнения по поводам мелким и малозначительным, действительно разлагающей тенденцией в санскрите нужно считать приостановленную тенденцию к исчезновению палатальной семьи звуков. Тенденция зашла настолько далеко, что такие формы, как ketu, могут совершенно ошибочно относиться индийскими грамматиками к производным от корня cit , а не от корня kit, являющегося естественным прародителем этой формы. Однако в действительности единственными подлинными палатальными модификациями являются модификации в сандхи (sandhi), где происходит замена c на k, j на g в конце слова или в определенных сочетаниях, например, lajna на lagna, vactṛ на vaktṛ, vacva на vakva, а также в существительном vākya от корня vac, в форме cikāya и cikye. Наряду с этими модифицированными сочетаниями мы имеем и правильные формы, такие как yajña, vācya , cicāya и cicye. Можно даже задаваться вопросом о том, не являются ли cikāya и cikye скорее формами от корня ki, чем истинными потомками от изначального корня ci, в чьей семье они нашли себе пристанище.