От лжекапитализма к тоталитаризму! - Михаил Антонов

Преобразования, проводившиеся новой властью на Кубе, вызвали недовольство в США, которые попытались в 1961 году силами кубинских эмигрантов свергнуть правительство Кастро. Но десант эмигрантов в заливе Свиней был разгромлен, более двух тысяч его участников попали в плен. Режим Кастро, получивший полную поддержку в народе, укрепился.

В 2002 году в Москве была издана книга «Современная Куба: вопросы экономической адаптации и переориентация внешних связей», представляющая собой сборник материалов международного симпозиума, проведённого в Гранаде в 2000 г. при участии испанских, кубинских, российских и американских специалистов. В ней отмечается важная особенность Кубы по сравнению с другими социалистическими странами:

«Факты показывают, что в период вхождения в советский блок Куба никогда не была пассивным исполнителем «блоковой дисциплины». Напротив, руководство страны — при неординарном лидерстве Фиделя Кастро — неизменно проводило достаточно самостоятельную линию. У Кубы было свое поле внешнеполитической деятельности, свои функции, отчасти делегированные или санкционированные блоком и его лидером, отчасти принимаемые по собственной инициативе. Она проводила активную политику в движении неприсоединения и в объединениях развивающихся стран. И в этом смысле внешняя политика Кубы стояла на двух «китах». С одной стороны, она апеллировала к «социалистическому содружеству», с другой — к «солидарности третьего мира». Более того, история знает немало событий, когда в определенных ситуациях Куба становилась ведущей, а советское руководство ведомым. При этом она продолжала широко пользоваться ресурсом экономической поддержки и военно-политической протекции СССР.

В то же время подспудно, но в достаточно явном виде прослеживалась особая позиция Гаваны. Там считали, что Куба, наряду с СССР и в отличие от большинства государств его блока, куда социализм пришел вместе с советской армией на исходе второй мировой войны, является носителем и олицетворением подлинной народной революции, что здесь сложилось молодое и энергичное общество с нерастраченным революционным потенциалом, который оно способно воспроизводить на каждом новом витке развития, тогда как даже в СССР, считали в Гаване, такая способность терялась в силу бюрократизации и благодушного настроя на «мирное сосуществование с империализмом»».

И действительно, как писали на Западе, Кастро не ограничился защитой испытывающего бедствия острова, а начал подливать масло в огонь различных национально-освободительных движений, вычленяя средства из огромной советской помощи. Его армия одно время составляла 145 000 человек плюс резерв 110 000 человек и

около одного миллиона мужчин и женщин в милиции территориальных войск. Поэтому он отправлял отряды бойцов в Анголу, в Эфиопию, в Южный Йемен, Ливию, Никарагуа,

Гренаду, Сирию, Мозамбик, Гвинею, Танзанию, Северную Корею, Алжир, Уганду, Лаос, Афганистан, Сьерра-Леоне.

В октябре 1962 года разразился «карибский кризис», вызванный размещением на Кубе советских ракет. Конфронтация между США и СССР достигла апогея, и когда

Хрущев распорядился вывезти ракеты, он натолкнулся на резкую реакцию Кастро. Хрущев же в своих мемуарах отмечал, что Кастро рассчитывал на «превентивный» удар СССР по США. Но что мог сделать команданте, попавший в полную зависимость от СССР?

Как бы в утешение Кастро, в 1963 году ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Двумя годами раньше ему была присуждена Международная Ленинская премия.

Фидель Кастро — коммунист

Развитие кубинской революции требовало объединения всех сил, ставивших своей целью построение социализма.

Социалистическую революцию на Кубе совершили не коммунисты, хотя компартия там существовала, при Батисте в подполье, с 1961 года она действовала легально. Коммунисты и их руководитель Блас Рока руководствовались марксистским учением, догмам которого Кубинская революция явно не соответствовала, и они смотрели на действия Кастро и его соратников с изрядной дозой скептицизма.

Кастро сначала относился к коммунистам с недоверием. Но теперь союз с коммунистами стал необходимостью. С.Г.Кара-Мурза, будучи очевидцем тех событий, писал, как «на Кубе создавалась единая партия — по типу КПСС…».

Партии ещё не было (бывших подпольщиков-коммунистов было мало, и они не пользовались популярностью в народе), её нужно было создавать с нуля. «В партию принимали… на общих собраниях трудового коллектива». Роль трудовых коллективов тогда была очень высока, они, как и вооружённый народ, составляли основу корпоративного государства.

В 1965 году Кастро был избран Первым секретарём ЦК Компартии Кубы.

Но лишь в 1975 году состоялся I съезд объединённой Компартии Кубы (КПК), который одобрил проект новой Конституции (вступившей в силу в 1976 году), провозгласивший Кубу социалистическим государством с однопартийным режимом.

Человеческое измерение кубинской революции

По словам С.Г.Кара-Мурзы, «революцию осуществило немногочисленное, выбитое Батистой, но светлое поколение. Они шли на безнадёжную борьбу и безропотно гибли, пока своей кровью не смыли мафию Батисты с Кубы. По душевному складу они сродни нашим народникам… Но любовь наших народников к человеку была слегка абстрактной, концептуальной. А на Кубе эти молодые революционеры были исполнены не просто живой, тёплой любви, но почти животной нежности к своему народу. Именно ко всем его частичкам — к ребёнку в трущобе, к старику в приюте, к девочке-проститутке, которую стали учить музыке… в тот момент соединение жертвенности с любовью просто создало новую Кубу — новое общество… Куба в 60-е годы просто дышала счастьем. Оно сияло на каждом шагу».

Результаты дел новой власти были наглядны:

В первые годы после революции на Кубе можно было встретить множество красивых юношей и девушек, но — с искривлёнными ногами вследствие недоедания, туберкулёза или рахита. Новая власть постановила доставлять за символическую плату по литру молока каждому ребёнку и старику. И вскоре «подросло поколение девочек, вскормленных уже после революции. Это было как чудо — у всех спортивные, гармоничные фигуры. Следы болезней начисто исчезли».

А ведь было очень непросто делать даже доброе дело. «Стали строить хорошие дома, с мебелью — и переселять туда из трущоб… Жильцы переломали всю мебель, разбили ванны и унитазы, сорвали двери — снова организовали трущобу, уже в многоэтажных зданиях. Такова была их культура. Им терпеливо ремонтировали квартиры, объясняли, показывали фильмы».

С.Г.Кара-Мурзу поражал размах культурной революции на Кубе, огромные усилия власти по развитию народного образования, в частности, «техникумы, устроенные в живописных местах, по 20 тысяч студентов».

Кубинцев отличает сочетание патриотического коллективизма и здорового индивидуализма:

«Мы больше действуем сообща, ватагой. А там много одиночек, которые берутся за невозможные дела… это распространённое в заметной части кубинцев ощущение огромных возможностей личности — важная черта их революции… Это были мастера, многие из которых обладали замечательной наблюдательностью и склонностью к обобщениям, самородки…. Ни у нас, ни на Западе этого типа как-то не видно».

Вот почему новой Кубе удалось на голом месте создать науку, добивающуюся выдающихся результатов, причём силами выходцев из простонародья:

«Дух научности… может сесть на кого захочет. Есть страны, которые вкладывают уйму денег — и ничего не получается. И люди есть, и институты, но духа нет, всё как-то вяло. В кубинцах такой дух был, и сейчас он силён… А главное, была цепкость. Как появляется толковый специалист, его прямо облепляют…

Дети интеллигентов, казалось бы, должны были стать главной силой. Но в них я замечал какой-то комплекс неполноценности, думаю, унаследованный от отцов. Они как-то не верили, что на Кубе может быть сильная наука, робели. Но зато ребята из трудовых семей, часто вечерники, стали просто чудесными кадрами. Их не волновал статус и престиж в глазах «мировой науки». Они видели проблему — и искали способ её решить. С теми средствами, какие есть. И проявляли замечательную изобретательность и способность к обучению… Они были способны на вдохновение, когда мысль работает в каком-то ином измерении, ты входишь в транс. В лаборатории это хорошо видно — но и на поле, и на празднике… У кубинцев была исследовательская и изобретательская жилка… И у них распространён тот стиль научного мышления, который я про себя называл «русским». Он, правда, и у западных учёных встречается, но как что-то редкое, особенное. А у русских часто, иначе бы ничего не вышло. Просто средств не хватило бы на тот объём работы, который русская (и особенно советская) наука сделала. Суть этого стиля я бы выразил так: склонность делать широкие обобщения при большой нехватке эмпирического материала… Вот на этом и поднялась кубинская наука, как только революция создала для этого социальные и экономические условия».