Добролёт - Валерий Николаевич Хайрюзов

плыви в Петропавловск, там оглядишься и придумаешь, что делать. Исправник камчатский Штейнгель посулов не берёт, а растолкуешь, как и чем тебя опутали, глаза прикроет, даже если ты и продашь шкуры чужеземным китобоям.

Шелихов. Ты и это продумала?

Наталья. Делай, как сумеешь, но интерес людей наших блюди, и всё, что обещал, до копеечки выплати. А деньги… о них не думай, с компаньонов своих судом возьмёшь, по доверительной бумаге ты вправе усердных за счёт компании поощрять.

Шелихов. Ох, спасибо тебе, матушка! Ты беду нашу как руками развела! Ну что, будем подписывать?

(20 мая 1786 года с огрузневшей, но бодрой и сияющей Натальей Алексеевной Григорий Шелихов вышел из Трехсвятительской гавани в обратное плавание.

После разговора с женой Григорий Иванович собрал своих промысловиков, взял с них клятву не проронить ни словечка и, обрисовав положение, предложил идти на Камчатку.

Но мореходы решили стать на рейде в четырёх-пяти верстах от берега, спустить на берег Григория Ивановича с женой, а также самых слабых из команды и пассажиров «Трех святителей». А когда Григорий Иванович вернётся, сняться и идти на Петропавловск.

К полному своему удовольствию, в самую последнюю минуту он вдруг увидел спешившего на байдаре к кораблю охотского асессора Коха. Кох понял, что Шелихов в судную канцелярию теперь уже не зайдёт, решил навестить морехода на корабле сам. И всё же он опоздал).

Действие восьмое

Охотск. В конторе сидят начальник порта коллежский асессор Кох и капитан Беллингс.

Беллингс. Шелихова нужно задержать! Потрудитесь, господин комендант, немедля исполнить моё требование.

Кох. Я б задержал, но улетел он ужо, сукин сын. Благодаря своей бабе. Всех вокруг пальца обвела. Приплыла ко мне, говорит, мы здесь до весны поживём. Избу подыскать попросила. Ну, я уши и развесил.

Беллингс. Оказалось, что у вас действительно длинные уши и короткий ум! А ещё хвастались, что на небе Бох, а в Охотске Кох!

Кох. В силу присвоенных вам полномочий, сделать это можете только вы, господин капитан. Этот купец – опасный человек и окружил себя такими же людьми. Чуть что, за ножи и мушкеты. А двадцати инвалидов, оставшихся в моей команде, совершенно недостаточно, да они ещё к тому же все работают на него. Потому что он им платит. Может быть, заплатите вы? Нет, нет, я не имею силы, только вас этот дикий купец может послушать. Попробуйте сами его поймать.

Беллингс. Я за ним гоняться не буду. Но и на него найдётся управа. Есть у меня одно письмо. Ох и дорого бы дал купец за него.

Кох. Так пошлите его куда надо.

Беллингс. Придёт время, дадим ход.

Действие девятое

Шелихов не доплыл до Петропавловска, а высадившись на шлюпке в Большереченске, вдруг обнаружил, что «Трёх святителей» унесло от берега штормом. Узнав от местных, что в Петропавловске-Камчатском стоит английское судно, он принимает решение пересечь полуостров по земле, встретиться и поторговаться с англичанами.

Петропавловск-Камчатский. Переговоры у камчатского коменданта-исправника Штейнгеля. Встреча с капитаном английского купеческого судна англичанином Виллиамом Питерсом. По просьбе Шелихова Иван Штенгель решил помочь с переводом, но Шелихов, сидя за столом, уставленным штофами с водкой и закусками, пытается и сам говорить с капитаном на ломаном английском.

Шелихов. Давайте закурим трубку мира, как делают союзные нам американцы. Благополучно ли плавание изволили провести?

Питерс. О да… нет, нет! Собственно, чудом добрался до вас. Где-то около открытых мной островов, туземцы их называют Чисима, замечательные острова, цепь вулканов, они заряжают воздух бурями, я потерял кливер, потерял фор-мачту, потерял грот. Прошу помощи в ремонте!

Шелихов. Словом, тяжело далось вам открытие наших Курил. Камушки эти, как и американские, и самые берега Америки до острова Нутка, суть земли российского владения, и давно открыты.

Питерс. О-о-о! Кто же признал вашу географию?

Шелихов. Мы! И кого это касается?

Питерс. Понятно, понятно… Спорить не о чем, мы ещё будем иметь время договориться о наших общих интересах. А пока до времени, которое не за горами, меня интересует, – говорю прямо, как деловой человек с деловым человеком, – сколь долго вы думаете пробыть в Америке? Хочу знать как представитель интересов Гудзонбайской компании.

Шелихов. Пришли на Аляксу позже русских, а есть тоже хотим! Что же, мы супротив того не пойдём.

Питерс. Прекрасно сказано! Ха-ха! Значит, по рукам? Мы хотим договориться о взаимной пользе и деловом купеческом сотрудничестве.

Шелихов. Почему не договориться? Места для всех хватит, уживёмся. И худой мир лучше доброй ссоры. My friend – дружище, чтоб не ворочаться тебе с грузом и не вызывать хозяйского неудовольствия, готов я у тебя, for friendship – дружества ради, весь груз купить, ежели цену сбавишь и векселями возьмёшь. Money, казны то есть, но при себе не имею, но власти российские поручатся, что я все заплачу! Векселями. В Москве иль Петербурге с процентами!

(Виллиам Питерс, посчитав это предложение соблазнительному действию виски, которое принёс с собой Шелихов, даже удивился. Но думал недолго. У него было поручение Ост-Индской компании проникнуть в неведомые, на краю света, владения русских и во что бы то ни стало завести там с ними торговлю. Чего же лучше! И Питерс на условия Шелихова согласился, дав со своей стороны обязательство уплатить при расчёте установленные русским правительством пошлины.)

Штенгель. Ох и мошенник же ты, Григорий Иваныч! Как сумел с англичан заматерелую гордость сбить, да заодно с нею и цены на товары скинуть! Ведь Питерс-то по прибытии к нам в Петропавловск цену груза в двенадцать тысяч объявил!

Шелихов. Облыжно мошенником меня называете, ваше высокоблагородие! По славе о сей выгоднейшей торговле стекутся отовсюду купцы и всякого народа многочисленность. Но вот в рассуждении о курсе кораблей Ост-Индской компании, как и судам других держав, надлежит границы поставить да на картах линию обозначить, чтобы они в север и северо-восток на обысканные российскими подданными земли и острова американские не уклонялись. Наш интерес в том, чтобы подданные других наций не могли входить в пользы, отечеству нашему принадлежащие!

Штенгель. Это уж не в моей власти! Об этом ты, Григорий Иваныч, в Петербурге перед престолом хлопочи.

Шелихов. Не премину-с, ваше благородие, и не сробею.

(Годом позже, по прибытии в Петербург, в конце 1787 года, в поисках правительственной поддержки дороге в Америку, он действительно чистосердечно сообщил обо всём этом Коммерц-коллегии и императрице в своей «Записке о странствованиях в Восточном море»; сообщил и о полученной в этой сделке прибыли: «полтинник на рубль».

Получив за проданный