ВПЗР: Великие писатели Земли Русской - Игорь Николаевич Свинаренко

потом я написал пьесу, тоже на двоих мужиков, и ее взяли в «Ленком». Там играли настоящие звезды, два состава: Абдулов/Збруев, Янковский/Караченцев. Захаров поставил. И шла она одиннадцать лет с аншлагом. Ее сняли по причине взросления артистов, перешедших из среднего в старшее поколение; там надо по канатам лазить, а им тяжело. Кстати, когда эту пьесу я послал в ЦК ВЛКСМ – он объявил конкурс на лучшую пьесу о молодежи, то председатель жюри зашвырнул ее в урну. А драматург Мишарин позволил себе сказать, что пьеса достойна принимать участие в конкурсе. И в итоге я стал лауреатом. Это единственная моя премия литературная дана была комсомолом за антисоветскую позицию. Я благодарен Мишарину за это – ведь я отсюда весь пророс, как зерно. Если бы он не помог, неизвестно, хватило бы у меня сил еще что-то написать или протолкнуть, – тогда были времена тяжелые. Тогда был Главлит… Тот спектакль шел по всей стране.

А сейчас, мне кажется, невозможно найти такую некоммерческую идею, которая взволновала бы все общество. Оно нездоровое, причем нездоровое сегментарно. И каждому из нездоровых сегментов нужно что-то свое. Одним творчество, другим псевдоискусство, третьим – масскультуру и попсу. Поэтому сегодня не может быть никакой объединительной книги. Ну разве только кино…

– Может, это потому, что рассыпается страна, а раз так, чем же объединишь общество?

– Все страны вообще рассыпаны. Особенно молодое поколение. Я не могу сказать, что американское общество здоровое…

Америка

Я жил в Америке, я знаю.

– Где ты жил там?

– В Лос-Анджелесе и Нью-Йорке.

– А, кино?

– Нет, я был пицца-мэн: развозил пиццу. Искусством и не пахло. Америка… Я уезжал всерьез и надолго, это в 92-м было. Но уже на второй день там я был глубоко болен ностальгией. Совершенно.

– Странно… При каких же обстоятельствах ты поставил такой диагноз?

– Это было страшно… В Лос-Анджелесе есть такой крошечный ресторан Black Sea («Черное море»). Может, его сейчас уже и нет. Я попал туда на второй день моего пребывания в эмиграции; один владелец автосервиса справлял день рождения, и я пришел с кем-то. В ресторане пела Агузарова. Когда я это увидел – Агузарову и сидящих за столами людей, я заплакал. В этот момент мне показалось, что это самое страшное, что может случиться с человеком, я ни за что не хотел бы вот так петь в ресторане за границей.

– Тут принципиально важно, что – в чужом ресторане.

– Потом я уехал в Нью-Йорк и работал там на русском ТВ.

– Это такой провинциальный канал, где Юрий Ростов? Знаю. Слушай, а как тебе пришло в голову в 92-м уехать? Когда тут все начиналось? Самое интересное?

– Да… Здесь как раз начинали бабки делить. А я там, как козел. Я сам себя обманул. Получилось так. Я три дня стоял под Белым домом в 91-м году, я тогда такой патриотический порыв испытал. А потом, когда события стали дальше развиваться, я подумал: а зачем я стоял там? Где то, чего нам хотелось в августе 91-го?

– И ты уехал, подумав, что демократия какая-то неправильная у нас.

– Нет, я просто задумался: а вообще хорош ли демократический способ управления государством? Сейчас я уверен, что для России это совершенно неприемлемо.

– Так, так, в момент отъезда из России ты был кто?

– Я был сложившийся драматург. Я хорошие деньги зарабатывал здесь. По здешним параметрам я был совершенно обеспеченный человек: с квартирой, с машиной. Я поехал в другую страну просто. Я не ставил вопроса, для чего я еду в другую страну. Просто мне захотелось… Я пробыл там недолго: год с небольшим. Но успел научиться тому, что меня теперь кормит.

– Чему ты научился?

– Работать. Я бы всем советовал поехать в Америку с тремястами долларов в кармане и попытаться там пожить.

– То есть вставать рано утром – и вперед.

– Да. В течение четырех месяцев я вставал в 5 часов утра. Автобусы еще не ходили, и я пешком шел несколько километров – из Нью-Йорка в штат Нью-Джерси, через Washington Bridge. Это я уже на повышение пошел, – уже не пиццу развозил, как в Калифорнии, по ужасным черным районам, где пушку мне приставляли к голове и отбирали бабки. Отберут, а ты все равно должен хозяину. В Нью-Йорке я пошел на повышение: диджеем, репортером, диктором, писал рекламу… Я сначала четыре месяца работал бесплатно там, чтоб получить место.

– За харчи?

– Нет. Ни за какие харчи. Реально бесплатно. Тогда же это круто считалось – Америка! Там же куча народу, людей, которые в Москве были телевизионными звездами первой величины: Марина Бурцева, Дима Полетаев. Но тут их никто уже не помнит. Они ведут там местечковое существование, а сюда боятся возвратиться. А потом я как-то так в два дня собрался – и отвалил оттуда. С радостью. Я шел по неубранной Москве ранним апрельским утром 93-го года и чувствовал, что я совершенно счастлив. С тех пор я не очень люблю вообще ездить куда-нибудь. А когда выезжаю, то мне трех-четырех дней хватает, чтобы захотеть обратно. Кто-то из юмористов хорошо сказал: Россия – классная родина, но очень херовое государство.

Рестораны

– Вернулся ты из Америки – и купил в Москве ресторан.

– На что бы я его купил? Имея долг 15 тысяч?

– Дима, это вопрос некорректный. Так можно любого спросить, на что он купил завод или там нефтяную компанию. «Накопил – водокачку купил».

– Это другое дело. А у меня было иначе. Я придумал проект (ресторан «Твин Пикс», на улице Королева), знакомый бизнесмен его воплотил и дал мне рабочую долю. Я немного подзаработал, и второй ресторан, «Джонку», мы с этим человеком открыли уже с равными паями. Потом я ушел из этого бизнеса: я же писатель. Один серьезный издатель тогда пообещал, что даст мне возможность зарабатывать литературой. Но не дал. А я как раз собирался жениться. И пришлось мне со своим партнером открывать новый ресторан – «Караван».

– В Москве рестораны заняли важное место… Которое раньше занимало что?

– Они заняли нишу кухонь. Раньше люди покупали водочку, шпротики, и сидели на кухне. Теперь они сидят в ресторанах. Кто в недорогих, кто в запредельных. Люди становятся постоянными клиентами, здрасте-здрасте, как делишки. Не могу сказать, что меня это очень увлекает, но это честный кусок хлеба.

Романы

– То есть получается, что ты ходишь на работу, а хобби у тебя – писать романы.

– Можно и так сказать.

– Как это делается во всем мире. Иностранные писатели тоже зарабатывают не литературой – преподают в университетах к примеру.

– У нас в стране такого нет. У нас художник обычно не работает, он предпочитает пить