Екатерина Вторая и Г. А. Потемкин. Личная переписка (1769-1791) - Екатерина Вторая

Здесь по покорении Измаила страх повсюду велик1, но Султан, варвар кичливый, еще упорствует, будучи противных держав обещаниями ослеплен до крайности.

Попова с донесениями подробными я отправляю за сим вскоре, но крайне нужно мне побывать на малое время у Вас и весьма нужно, ибо описать всего невозможно. Дайте мне на себя посмотреть, хотя мало2. Луккезини из Сиштова скачет в Варшаву. Знать испугался, чтоб не попался в руки3. О! естли бы он мне достался, то воля твоя, а повесил бы его на фонаре.

У нас здесь совершенная весна, так что, не топивши комнат, с открытыми окнами сидим и жалуемся, что жарко. Надлежит ожидать сильного землетрясения.

Прости, моя кормилица, я по смерть

вернейший и благодарнейший

подданный

Князь Потемкин Таврический

1102. Г. А. Потемкин — Екатерине II

Яссы. 13 генваря [1791]

Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня. Обрадованы Вы взятьем Измаила и, правду сказать, есть чем. В большом числе отборная армия наголову истреблена, чего никогда не случалось. В Кагульскую баталию не убито ни трех сот турков. Кампания, по милости Божией, знаменита нам и поразительна для турков. Они по меньшей мере потеряли 50 т[ысяч] человек, а что пушек, изволите усмотреть из ведомости1. Прибавьте, в какой ужас приведены они столь храбрым действием. Что изволили ознаменовать большой пальбою, сие справедливо и нужно и ради уязвления недоброхотов, и ради справедливости, должной храброму Вашему войску, не касаясь меня, ибо я на себя не беру ни знания, ни хитрости, искусству принадлежащей, хотя действии постелено произведены были на пространстве, почти четверть глобуса составляющем, везде с успехом и предусмотрением, а движения были скрыты так, что и свои обманулись, не только чужие2. Я не должен гордиться, относя успехи Богу. Ему только, матушка, изволь благодарить. От меня же бывают только погрешности, по которым предлежит мне кротость. Убегая быть спесиву, следуя Вашему матернему совету после прошлой кампании, должен ныне еще более смириться, поелику кампания сия несравненно знаменитей и редкая или, лутче сказать, безпримерная3. Евгении, Короли Прусский и другие увенчанные герои много бы таковою хвастали4, но я, не ощущая в себе качеств, герою принадлежащих, похвалюсь только теми, которые составляют мой характер сердечный: это безпредельным моим усердием к Вам и тою благодарностию, что я чувствую к щедротам Вашим, которых Вы от самой первой молодости моей ко мне не прерывали и тем подали право именоваться Вашим питомцем. Естли во мне что хорошее, то низдано Вами! Мог ли я оказать свою годность? На то Вы подали способы. Я тем похвалюсь, чем другой никто не может: по принадлежности моей к тебе все мои добрые успехи лично принадлежат тебе. О потере жалеть изволите, но что это значит: в прошлую войну Журжа, не стоящая одного бастиона измаильского, стоила нам вдвое.

Что касается до внушениев туркам, чтобы не щитали они на ломании прусские, не упускаю я всегда до них доводить. Но что делать, ничто не помогает: ослепление султана или, может быть, его рок ведет к потере. Варвар и тиран ожесточенный, не внемлет ничему. Рейс-эфенди от визиря ездил ему описывать худое состояние дел ради приклонения к миру, но чуть не потерял головы. Четыре курьера, отправленные от визиря с известием об Измаиле, не допущены до Царя Града, а отрубили им головы. Теперь его манят, что Англия пришлет флот, а ему лишь бы был претекст себя манить, то он и рад. Верьте, что генерально все риджалы желают мира, но никто не смеет рта отворить. Потому-то для принятия мер должных и открытия моих усердных и полезных мыслей должен я необходимо, хотя на самое кратчайшее время, приехать к Вам. Теперь пора глухая, в которую ничего предпринимать нельзя, ибо по Дунаю нельзя осмелиться ходить до февраля, чтобы льды не захватили где, и то до конца февраля. Ежели турки, как я и ожидаю, пришлют с предложением об перемирии, то сего им никак не дам без утверждения требуемых границ. Ходить за ними — вредно для нас. И так должно от них ждать.

Матушка родная, я приказывал Валериану Александровичу, ежели бы воля Ваша была мне позволить приехать, то бы я прискакал на малое время. Но нет мне на сие ответа, что меня много связывает, а нужно и очень нужно мне самому с Вами говорить. Описать всего невозможно, d'autant plus on il y a beaucoup et de pour et de contre.[444] Я здесь оставлю Князя Репнина на время моего отсутствия5. И дело ничего не потеряет в краткое время. Есть вести, которых я не могу вверить бумаге, да и объяснять письмами мудрено.

Пруссаки натянули все способы видимые и невидимые, чтобы меня повредить у Вас. Я не сумневаюсь в Вашей непременной милости, но старания их велики, чтобы Вас привести в колеблемость, а меня вывести из терпения6. Нужно мне обозреть строение судов на Днепре и для того отправлюсь и остановлюсь, чтобы в ближнем месте на пути петербургском получить позволение Ваше и тем сократить дорогу.

Г[енерал]-М[аиор] Попов сегодня отправляется. Сего же курьера нарочно отправил, прося о повелении мне на самое малое время приехать. Во всю жизнь

вернейший и благодарнейший

подданный

Князь Потемкин Таврический

1103. Г. А. Потемкин — Екатерине II

15 генваря [1791]. Яссы

Матушка Всемилостивейшая Государыня! Сколь для меня грус[т]но было слышать, что Вы мучитесь коликами, столь я обрадован последним Вашим письмом, которым изволишь сказывать, что боли уменьшились. Сии колики гемороидальные и ни что больше. Перец и вино малага очень полезны, а к тому нужно держать всегда живот в тепле. Цалую Ваши ручки, моя кормилица.

Вернейший и благодарнейший

подданный

Князь Потемкин Таврический

1104. Г. А. Потемкин — Екатерине II

Яссы. 16 генваря [1791]

Ожидая, матушка родная, Всемилостивейшая Государыня, высочайшего дозволения мне приехать, я не распространяюсь теперь. Прошу, во-первых, не оставить без высочайшего воззрения на кампанию столь поразительную для неприятеля, и повергаю милосердию Вашему Генерал-Маиора Попова. Морозы наставшие остановили действия флота гребного. Боюсь, чтобы не захватили льды. Всего мне труднее доставление провианта, ибо чрез степь трудно ходить, а иногда и невозможно транспортам. Сколь же скоро сумнения не будет о замерзании Дуная, то и начнутся поиски — и все на противную сторону, зделав сперва экспедицию к Исакче и Тульче для разорения совершенного сих мест. Между тем, суда наши поврежденные исправятся.

Беда, что рекруты поздно приходят, еще и в Харьков не бывали. Сколь полезны казаки пешие, уже сие доказано под Очаковом и в Измаиле. Нигде от гранодер не отстали. А Черноморские — безценны1.

Австрийцы вяжут меня во многом. Первое, что к Браилову заградили путь2. Второе, что публиковали выгоды молдаванам, к себе приходящим, и переманили множество, так что некем становится исправлять наряды. Теперь смешно, что Герберт на конгрессе поговаривает об уступке для них Орсовы и части Баната, и чуть ли не с обещанием нас уговорить на in status quo.

Матушка родная, сверх необходимых нужд, поскорее мне нужно быть к Вам. Подайте мне случай явить себя, моя кормилица, хоть на минуту.

Не мог я отправить Попова прежде: и много было дел, и не скоро пришли подробности, потому что после овладения я все войски распустил по их квартерам. И так из разных мест собирали уже ведомости. По смерть

вернейший и благодарнейший

подданный

Князь Потемкин Таврический

1105. Г. А. Потемкин — Екатерине II

[16 января 1791]

Матушка Всемилостивейшая Государыня. По званию Вашего Военного Президента нельзя мне пренебречь в надзирании порядка, хотя и в отсутствии1. Получа титул от Вас, я должен вникать в намерения Ваши и потому осмеливаюсь Вас уверить, что в звание комендантское никогда я не представлял и не определял людей незаслуженных, понимая, что сии места Вы утвердили, как воздаяние за службу и военные достоинства. Отлучась к начальствованию армий Ваших, предоставил было все Коллегии, но, увидя нерачение или, лутче сказать, злоупотребление, которое из подносимой записки усмотреть изволите, обязанным нашелся требовать о непомещении впредь без моего соглашения2, что тем паче нужно по военному времяни, где часто бывают достойные, заслуженные офицеры изувечены ранами, будучи притом бедны, как теперь Генерал-Маиор Мекноб. Рапорты о ваканциях ко мне приходят поздно, а в приложенной теперь ведомости из праздных мест завидных нету, то и может. Коллегия поместить из кандидатов, смотря однако же достоинство и заслугу, ибо я понимаю, что таковое есть об сих местах Ваше намерение.

Касательно Фериерия донесу, что он приехал ко мне с депутатами албанскими. Они его просили, чтоб послать при них. Я его отправил в диспозицию назначенного туда Г[енерал]-Маиора Тамары3. Ничего не поручал и могу ли я поручить что вертопраху. Он приехал, наделал много вздору, греков перессорил, и глупые есть каверзы. Я его приказал оттоль выманить и пошлю в Петербург.