Eurocon 2008. Спасти чужого - Сергей Лукьяненко

Очнулся Барро от того, что кто-то настойчиво стучался ему в барабанную перепонку. Некоторое время он лежал неподвижно, только морщась, а затем открыл глаза. Перед его взором был потолок. Белый. Подвесной. В клеточку. С матовыми прямоугольниками ламп дневного света. Они не горели, а в том месте, где Барро лежал, было светло. Даже слишком светло для того, чтобы оставалась призрачная надежда на то, что он все еще находится в кафе. Значит, это либо тюрьма, либо больница.

— Добрый день, Габриэль.

Значит, тюрьма. Барро медленно повернул голову. Рядом с его постелью сидел русский в накинутом на плечи белом халате. Хм… Барро скосил глаза. На груди были закреплены несколько датчиков, в носу торчали две трубки, а на левую руку надета манжета, от которой отходило два толстых провода. Один синий, а другой красный. Как в мине. Ну а тот звук, что так напрягал его барабанную перепонку, издавала капельница, висевшая на стойке с левой стороны. Больница?

— Я пришел попросить у вас прощения. — В голосе русского слышалось искреннее раскаяние.

— За что?

— Дело в том, что это я вас… — вздохнул русский.

— А что со мной?

— Инфаркт. Обширный. То есть в наше время все это лечится, но…

— Понятно. — Барро замолчал, размышляя над услышанным. Что-то не вязалось. Если он в больнице, то почему этот урод не улепетывает так, что пятки сверкают, а если в некой специальной больнице-тюрьме подпольной организации мутантов, какого дьявола вообще с ним разговаривают? Хотят перевербовать? Смешно. Откуда и куда? Из одиночного отставного охотника за головами в…

— Как вы себя чувствуете?

Барро прислушался к себе.

— Да вроде и ничего.

— Ну слава богу!

— Что?

— Извините, традиционное русское присловье.

— А… как это вы меня?

На лице русского вновь нарисовалось виноватое выражение.

— Чисто рефлекторно. Извините. Вы попытались ударить в тот момент, когда я был к этому совершенно не готов. Вот и сработал на автомате. На ментальном уровне все происходит намного быстрее, чем при физическом контакте.

Барро грустно усмехнулся. Ну да, все верно. Именно в тот момент, когда он был не готов. Все по плану. Он покосился на русского, смотрящего на него глазами побитой собаки. Надо же, виноватым себя чувствует! Да что такое творится-то?

— То есть вы ударили меня ментально? Мне показалось, что кулаком. В лоб.

— Да нет, ну что вы. Если бы так, я бы успел притормозить.

Барро мгновение раздумывал, но затем решительно упер в русского обвиняющий взгляд и медленно, с расстановкой произнес:

— То есть вы признаете, что вы мутант?

— Мутант? — С лица русского ушло виноватое выражение, и он посмотрел на Барро уже с интересом. — Так вот оно что?…

Барро молча смотрел на него, всем своим видом демонстрируя ожидание ответа.

Русский улыбнулся.

— Что вы знаете о мутантах, Габриэль?

— Да уж не меньше вашего, — огрызнулся Барро. — Сам такой. Шестая международная миротворческая бригада. Слышали?

— Да. По России работала Третья. У некоторых моих учеников там служили родители. Примерно у трети. Остальных мы отобрали среди обычных детей.

Барро усмехнулся. Он оказался прав. Все точно. Организа… и тут до него дошла вторая половина фразы. Барро вытаращил глаза.

— Обычных? То есть вы имеете в виду…

— Да, в обычных семьях, — утвердительно кивнул русский.

Барро скривил губы в презрительной усмешке.

— Бросьте. Меня этими сказочками о том, что мутанты появились сами по себе, не обманешь. Я ЗНАЮ, как возникли мутанты.

Русский покачал головой.

— Да-а… надо же… Габриэль, вам знакомо понятие «рекомбинация генов»?

— А это здесь причем?

— В человеческом геноме около ста сорока тысяч генов. Представьте, сколько комбинаций можно составить из такого количества операционных единиц. Конечно, существуют ограничения, снижающие число вариантов на пару-тройку порядков, но все равно их чертова туча. Мы знаем, за что отвечают около тридцати процентов из них. Но этого недостаточно. Потому что часто на какую-нибудь функцию влияют сразу две или три группы генов, каждая из которых воздействует на свой собственный орган или группу органов. И если мы тщательно не отследим их все, то будет как с тем страдающим склерозом джентльменом, который очень удачно и свет в туалете включил, и погасил, и бумагой воспользовался, и руки вымыл со всем тщанием, а вот штаны снять позабыл.

— Ну и к чему вы рассказали мне это?

— А к тому, что единственное, чем генетики занимались и занимаются до сих пор, это… отслеживание, чтение, изучение того, что уже создано природой и Творцом. Понимаете? И, как максимум, робкие попытки это повторить. Иногда на совершенно другом геноме, но всего лишь повторить. Да, на публике это выглядит чрезвычайно эффектно: дельфины с жабрами вместо легких, зубры с коровьим выменем, кошки, светящиеся в темноте. Но все это всего лишь зубрежка, повтор, взять нечто уже существующее в одном месте и старательно скопировать в другое. Понимаете?

Барро закрыл глаза и некоторое время лежал неподвижно. А затем открыл их, облизал губы и хрипло спросил:

— То есть вы хотите сказать: то, что нам в Шестой международной миротворческой бригаде преподносили как байки для простаков, и есть правда?

Русский согласно наклонил голову.

— Да, Габриэль. Мутанты — не модифицированные учеными простые люди… То есть в вашем конкретном случае это, конечно, так. Но все модификации, которые были внесены в ваши гены, скопированы с уже существующих генов других людей. Причем только та их часть, по поводу которой ученые уже были уверены, что точно «сняли все штаны». — Он сделал паузу, а затем продолжил: — И на самом деле нельзя сказать, что мутанты — модифицированные обычные люди, это обычные люди — недоразвившиеся мутанты. Хотя какое «мутанты»… просто следующее поколение людей.

Барро хмыкнул и поскреб щеку.

— То есть ваша школа…

— Предназначена для того, чтобы следующее поколение людей полностью развило заложенные в них способности. Вы знаете, в средние века и во времена раннего возрождения таблица умножения была составной частью выпускного экзамена за университетский курс, а сейчас она часть школьной программы, предназначенной для усвоения детьми в возрасте до семи лет. И это никого не удивляет. Так что мы просто помогаем детям осваивать вполне доступную им таблицу умножения.

— А как же способности ко внушению?

— Новая форма коммуникации. Когда-то человек уже создал и развил вторую сигнальную систему — речь. Значит, теперь пришло время третьей. Причем, заметьте, принципиально для человечества ничего особенно не изменилось. И раньше, пользуясь обычной речью, вроде как совершенно обычные люди были способны повелевать не только отдельными индивидуумами, но и целыми народами. История ХХ века изобилует такими примерами, да и в наше время их так же можно отыскать немало.