Короли рая - Нелл Ричард

Под прикрытием самого крупного хлева Рока приблизился: оставил Сулу в поле, а сам прокрался вдоль края, прислушиваясь. Около большого красивого дома Рока увидел детей, играющих с палками на резных ступенях крыльца. Трое мальчиков – определенно младше десяти зим, на вид тройняшки. Благословленные богами, подумал Рока, без уважения, веселья или пиетета.

Его первый план предусматривал скрытность и не сложился полностью, но стал бесполезен при виде мальчиков. Рока вернулся за Сулой, затем поехал по узкой дорожке к дому, ведя коня шагом и на виду.

Тройняшки, прекратив игру, смотрели на него, затем с криками убежали внутрь, а из дому вышли мужчина и подросток с топорами и встали в конце дороги. Как и дети, они щеголяли здоровой упитанностью, а на щеках красовался обильный румянец.

Рока не пытался выглядеть мирным. Он держал руки на поводьях коня и несколько раз отклонился с дороги, сминая пшеницу.

Мужчина поднял одну руку, призывая остановиться, и крепко сжал в другой топор, а его лоб залило краской страха до самых пугливо расширенных глаз.

– Добро пожаловать, путник. Но сперва скажи мне, как твое имя и кто твой вождь.

Мягкий тон удивил Року, и он подумал о том, чтобы просто солгать. Он много знал о вождях и мог выбрать имя и выдумать какую-нибудь байку о засаде или бегстве. Или же он мог потребовать то, что ему нужно, властью богов – словом Рунного Шамана, и хотя северяне редко верили в такие вещи, возможно, этого будет достаточно. Но пока его ум шевелился, создавая какую-нибудь историю, он не мог перестать смотреть на круглые, здоровые лица хорошо одетых детей, и немолодую, но еще привлекательную женщину, наблюдавшую из окна, и дом, построенный больше из камня, чем из дерева, хотя эта местность была теплее всех, где Рока бывал в своей жизни.

Любезность вызвала омерзение. «Просьба» об имени, да и просто усилие солгать, стали невыносимы. У вашей семейки есть всё, подумал Рока, чувствуя холод, который безуспешно попытался подавить, когда перекинул ногу через спину Сулы и спрыгнул на землю. Вы не получите ни моего имени, ни моего снисхождения. Вы не получите от меня ничегошеньки.

– Мне нужны пища, одежда и кров, – сказал он резким тоном. – И место для моего коня.

Старший мальчик – пожалуй, ровесник Роки – посмотрел на главу семейства, и четыре пары глаз из дома тоже. Страх мужчины потек струйкой пота по виску.

– Ясно, – он сглотнул, – ясно, что ты безоружен. Я не могу впустить тебя в дом, но… мои дети принесут тебе припасы, если ты подождешь здесь.

И снова Рока ощутил, что поражен его разумностью. Даже щедростью. Вот стоит порядочный мужчина, остерегающийся опасности, и это вполне понятно. Одним богам весть, как выглядел Рока для этих людей. Они, вероятно, даже не заметили родимое пятно или уродливость на фоне размазанных рун, окровавленных штанов, боевого коня – на фоне великана Роки.

Он явный внезаконник или бандит без вождя и, несомненно, чрезвычайно опасный. Ни один достойный, законопослушный человек не впустил бы его к себе в дом.

Но ничто из этого не вызвало у Роки сочувствия. Ничто из этого не убрало тварь в его груди, пожиравшую стыд и все остальное, как жаркий огонь или чудище из Книги Гальдры, пока он думал об их простых, беспечных жизнях, наполненных изобилием и любовью.

– Ты и твоя семья останетесь в хлеву с моим конем, а утром все будет по-прежнему.

Никто в семье не шевельнулся, поэтому он сказал медленнее и с большей угрозой, без малейшего намека на ложь:

– Или, если желаешь, я заберу ваши тупые топоры для колки дров и убью вас ими. Теперь выбирай. Быстро.

Он вытерпел изумленное аханье, прикрытый рукой рот матроны, спрятанные в ладонях лица детей, пытавшихся осмыслить разрушение их идеального мирка и перспективу спать в хлеву – в хлеву, который выглядел таким же теплым и уютным, как дом детства Роки.

Глаза старшего мальчика сузились, когда он крепче сжал свой топор. Рока испытал побуждение вырвать их и скормить собакам семьи; терпению пришел конец, когда он зашагал вперед, все это время наблюдая за фермером. Он быстро сделал последние несколько шагов и обхватил топорище мальчика, удерживая его на месте, пока тот глазел. Мальчик напрасно дернул.

– Отпусти, Эйвин. – Хватка старшего мужчины ослабла, желание драться полностью иссякло в нем. Его сын перевел взгляд с Роки на отца, как будто еще не расстался с топором, затем ушел так, словно продул в игре.

Фермер подождал, пока его семья – практически молча – соберет кое-какие вещи, затем вместе с остальными пересек двор, уставившись в грязь. Рока, не почистив сапоги, вошел в дом. Он сидел в их кухне и ел недоваренный ужин из свинины с картошкой, глядя в окна, которых никогда не было в доме матери.

– Тебе следовало оставить женщину, – громко сказало его тело, вгрызаясь в мясо. – Я никогда не был с женщиной.

Рока содрогнулся от отвращения. Ее сожитель и дети там, снаружи, а ее волосы того же цвета, что и у нашей матери.

– Да, – сказало его тело, словно в этом и была вся притягательность.

Рока дернулся вперед на стуле и заставил себя протянуть руку, чтобы взять нож. Если попробуешь, я остановлю тебя. Он не потрудился сообщить, как именно.

Его тело замолчало, и момент миновал. Покончив с едой, Рока оглядел дом, отмечая вымытые и подметенные половицы, крепкие сундуки и полки, столы и стулья с высокими спинками. Затем он лег на стоявшее в отдельной маленькой комнате спальное место родителей, отметив, что меха и одеяла поддерживались каким-то четырехугольным деревянным устройством, поднимавшим их над полом. Он обдумал это и многое другое для будущих изменений дома в своей Роще.

Несправедливо, что эти люди владеют столь многим, а другие столь малым, но это был не повод пренебрегать улучшениями. Он мысленно сел за стол и нарисовал схему на пергаменте, изучая эти изображения часами, пока его тело все глубже и глубже погружалось в мягкую, теплую постель.

Впервые за много лет Рока смежил веки и уснул.

Утро наступило подобно кошмарному сну. Вздрогнув, Рока проснулся весь мокрый от пота и выбрался из постели. Он промчался через кухню и наружу во двор; сердце колотилось, и он переключался с бега на ходьбу и мысленно бормотал: Прошу, нет, прошу.

Вход в хлев закрывала большая дверь, и Рока, схватившись за металлическую ручку, распахнул ее гораздо сильнее, чем намеревался. Дверь ударилась о стену, врезавшись в древесину с таким грохотом, что повсюду взметнулась пыль, которая затрепетала в свете, залившем помещение.

– Где же вы? – почти вскричал, почти взмолился Рока, затем поморгал глазами, всегда отчего-то больше привычными к мраку.

Он обнаружил членов семейства ютящимися в углу. Их временная постель из сена и одеял выглядела удобной; они раскинули руки, обнимая друг друга в застывших позах страха или, возможно, любви.

Рока упал на колени и заплакал, уткнув лицо в ладони, не в силах ни стоять, ни подняться. Он смотрел, как грязь и засохшая кровь на его пальцах темнеют от влаги, зная, что его слезы признак слабости, недостойный мужчины, однако не мог их остановить.

– Ты… ты в порядке? – Фермер прижался к стене и произнес чуть громче шепота. Рока попытался взять себя в руки.

Ему приснился сон – как он зашел в хлев. Там он избил кулаками мужчину и его детей почти до смерти, а затем овладел женщиной, прямо рядом с ними, как Имлер овладевал Зисой на Горе Всего Сущего. Однако здесь, в истинном мире, с ними все хорошо. Они живы и невредимы. Это был просто сон.

– Да, – сказал он, вытирая лицо запястьем. – Теперь можете вернуться к себе в дом.

Он подозвал Сулу и взобрался на него, держась за гриву, чувствуя спиной испуганные взгляды семейства. Он взял из дома плащ, рубашку, воду, вино, дневной запас еды и быстро уехал, впервые с прошлого дня думая об Эгиле и других своих людях.

Вполне возможно, все они мертвы, подумал он. Но если я обустрою им могилы, придут ли они в мою Рощу? Разве я не причина их смертей?