Македонский Лев - Дэвид Геммел

Македонская конница разбила иллирийскую, которая пыталась галопом вырваться из боя и перестроиться. Но едва им это удалось, как Антипатр набросился справа и ударил им по флангам. Пойманные в западню, иллирийцы дрались теперь только за свои жизни. Меч звякнул по шлему Пармениона, копье скользнуло по нагруднику, оставив продольный порез на ключице. Его собственный меч взмывал и падал, поднимая в воздух брызги крови.

Постепенно иллирийцы были сжаты в плотную массу, большинство в которой не могло вступить в бой, стиснутые своими же товарищами. Лошади падали, придавливая вопящих воинов, и кавалерийский бой подошел к концу — иллирийцы пробивались на юг и покидали поле. Антипатр кинулся за ними, но Парменион, Аттал и Никанор созвали своих людей и перестроились за сражавшимися рядами.

У Филиппа не было времени наблюдать за столкновением кавалерии. Когда гвардия подошла на тридцать шагов к иллирийским передним рядам, он приказал встать. Фаланга замедлилась, потом остановилась, позволив отряду Тео занять место слева, а людям Ахилласа — отойти, чтобы пресечь возможную атаку с правого фланга.

Теперь они были близки настолько, что могли видеть лица врагов, а также стену из копий и щитов, которая ждала их.

— К победе! — воскликнул Филипп.

Строй двинулся вперед, триста щитов вширину и десять вглубину. Когда они приблизились к иллирийскому боевому квадрату, воины переднего ряда остановились еще раз, встав в упор — сариссы наготове, острия сияют на солнце. Воины второго ряда подняли древки этих длинных копий и по приказу, который прокричал Филипп, побежали и вонзили огромное оружие во вражеские ряды. Железные наконечники сарисс пронзали щиты и нагрудники, сбивая людей с ног. Затем копья отошли назад, чтобы ударить еще раз, по второму ряду.

При том первом ударе Филиппу показалось, что иллирийцы вот-вот дрогнут и побегут, такая паника охватила неприятеля. Но тут иллирийский воин, пронзенный в живот, схватил руками пробившую его сариссу и упал на нее. Остальные были воодушевлены такой самоотверженностью и последовали его примеру, хватая древки копий и делая их бесполезными.

— Копья наземь! — приказал Филипп, и первые ряды положили сариссы, вытащив короткие мечи. — Вперед! — прокричал Царь. Македонцы снова двинулись в атаку, перешагивая тела убитых иллирийцев. Но теперь ход сражения изменился, и наступающих остановила иллирийская стена щитов; македонцы падали под ударами копий гоплитов Бардилла.

Ахиллас, который отошел назад, видел, как атака захлебывается.

— Копья наизготовку! — скомандовал он и повел своих людей во вторую волну атаки, чтобы помочь Филиппу на правом краю.

Вновь иллирийцы падали замертво, сариссы открыли их ряды, но вскоре вновь стали бесполезны, и теперь уже все три македонские фаланги были связаны в смертельном бою.

Парменион со своей кавалерией ждал поодаль и наблюдал за происходящим с растущим беспокойством.

— Не пора ли нам вмешаться? — спросил Никанор.

— Еще нет, — ответил Парменион.

— Но они сдерживают нас, и у них еще тысячи солдат в запасе. Наше ожидание приведет к отступлению, когда они контратакуют.

— Еще нет, — повторил Парменион. Он посмотрел на смешавшуюся человеческую массу, всем сердцем желая быть там, надеясь, что Тео вспомнит маневры, которые они так много раз отрабатывали с ним.

Македонский строй перед Филиппом прорвал отряд иллирийцев. Царь выбежал вперед, вонзил меч в пах ведущего воина, который тут же повалился с истошным воплем. Филипп перескочил через него, ударив второго воина щитом в лицо. Гвардия сдвинула щиты вокруг него, но теперь Царь оказался в переднем ряду, прямо напротив вражеских мечей и копий.

Слева от Царя Тео прокричал, наконец, приказ, которого Парменион так долго ждал.

— Построение семь! Построение семь!

Воины слева отодвинулись назад, а стоявшие справа сомкнули щиты, устремившись вперед, подвинув фалангу и отделившись от гвардии щитоносцев. Едва между отрядами образовалась брешь, иллирийцы тут же ринулись вперед, как вода прорывается сквозь пролом в дамбе.

— Сейчас! — прокричал Парменион, и македонская конница пустила лошадей в галоп, целя в проем и в сломавших строй иллирийцев. Слишком поздно солдаты поняли, что их ждет, и попытались перестроиться. Но македонские воины были теперь с двух сторон, а прямо на них мчалась кавалерия.

Иллирийцы были суровыми мужами, закаленными в войнах. Насколько могли, они выровняли стену щитов и стали ждать. Но кавалерия пробилась сквозь эту стену в самое сердце иллирийского боевого квадрата.

Теперь всё пришло в хаос и смятение — строй сломан, македонцы, по-прежнему в строю, прорубались теперь к Бардиллу и его военачальникам.

Старый Царь твердо стоял на ногах, его личная гвардия плотно обступила его. Но сражение уже превратилось в резню, напирающие македонцы убивали иллирийских гоплитов сотнями.

Бардилл предпринял последний отчаянный шаг, приказав гвардии атаковать строй, в котором стоял Филипп; но отряды Феопарла и Ахилласа встали у них на пути, ударив по флангам. Однако даже после этого четверо выживших прорубились к Филиппу. Царь сразил первого выпадом в горло, гвардейцы перехватили оставшихся троих, и те погибли под ударами множества мечей.

Бардилл ожидал смерти, выхватив меч и подняв свой тяжелый щит. Но по приказу Филиппа македонцы отошли назад.

— Подойди же, Отец, — позвал его Македонский Царь. Бардилл вздохнул. Спрятав меч в ножны, он прошел через последнюю линию своих телохранителей и встал перед своим зятем.

— Полагаю, ты хочешь, чтобы я встал на колени, — проговорил старик.

— Царь не должен преклоняться перед другим Царем, — ответил Филипп и вогнал свой меч в ножны. — Не ты ли сам учил меня этому?

— Что ты потребуешь от меня?

— Я лишь хочу, чтобы мне вернули мое царство. Все иллирийцы и их потомки вернутся в Иллирию. Оставив откуп — и ты доставишь его мне.

— Ты прошел длинный путь за короткий срок, сын мой. И отменно сражался. Что теперь будет с Аудатой? Ты бросишь ее?

Филипп увидел страдание в глазах Бардилла, подошел к нему и положил руки на плечи. — Она дорога мне, — заверил его Филипп, — и она ждет дитя. Теперь у нее есть свое имение, на берегу моря. Но я отправлю ее навестить тебя, когда ребенок родится.

Бардилл кивнул, и повернулся к Пармениону, который спешился и подошел к ним. — Похоже, ты был мне всё-таки нужен, спартанец, — сказал он с натянутой улыбкой.

Парменион ничего не ответил, но низко поклонился.

Старик повернулся и зашагал к выжившим телохранителям.