Конев. Солдатский Маршал - Сергей Михеенков

— Вы это сделали по своей инициативе? Ведь это за разграничительной линией.

— Да, по своей, товарищ Сталин.

— Это очень хорошо. Мы посоветуемся в Ставке, и я вам позвоню.

Через 15 минут телефон снова зазвонил. Верховный сказал:

— Нельзя ли, товарищ Конев, все войска, действующие против окружённой группировки, в том числе и Первого Украинского фронта, я имею в виду Двадцать седьмую армию, подчинить вам и возложить на вас руководство уничтожением окружённой группировки?

Это неожиданное решение Сталина прозвучало как гром среди ясного неба.

— Товарищ Сталин, сейчас очень трудно провести переподчинение Двадцать седьмой армии Первого Украинского фронта мне, — ответил Конев. — Двадцать седьмая армия действует с обратной стороны кольца окружения, с другого операционного направления. Весь тыл армии и связи её со штабом Первого Украинского фронта идут через Белую Церковь и Киев. Поэтому управлять армией мне будет очень трудно, сложно вести связь по окружности всего кольца через Кременчуг, Киев, Белую Церковь. Пока в коридоре идёт бой, напрямую установить связь с Двадцать седьмой армией невозможно. Армия очень слабая, растянута на широком фронте. Она не сможет удержать окружённого противника. Тем более, что на её правом фланге создаётся серьёзная угроза танкового удара противника с внешнего фронта окружения в направлении Лисянки.

— Ставка позаботится о связи. Все ваши приказы и распоряжения будут передаваться в штаб Двадцать седьмой армии без промедления. Чтобы ничего не нарушать, снабжение будет осуществлять Первый Украинский фронт.

— Товарищ Сталин, в такой непростой обстановке, когда многое решают даже не часы, а минуты, необходима связь накоротке и личное общение. Все мои распоряжения будут идти с запозданием.

— Хорошо, мы ещё посоветуемся в Ставке и с Генеральным штабом и тогда решим. — И Верховный положил трубку

Конев в своих «Записках…» так комментировал создавшуюся ситуацию: «Я настойчиво уклонялся от подчинения мне 27-й армии ещё и потому, что, когда план взаимодействия между фронтами нарушен, переподчинение войск серьёзно осложняется. Я искренне беспокоился за исход сражения. Ведь передача армии мне не увеличивала её силы».

Далее Иван Степанович деликатно посетовал на то, что маршал Г.К. Жуков «не совсем точно осветил этот вопрос» в своих мемуарах. По версии Г.К. Жукова, Конев будто бы сам предложил Сталину «передать ему руководство войсками по ликвидации корсунь-шевченковской группы противника, а руководство войсками на внешнем фронте сосредоточить в руках Ватутина».

Ну что тут можно сказать? Если Георгию Константиновичу хотелось изобразить Ивана Степановича таким уж тщеславным и расчётливым, не желавшим делиться славой с соседом справа, то тут явная нестыковка по времени. Прорыв на фронте 27-й армии произошёл значительно раньше телефонного разговора Сталина и Конева. Зачем Коневу добровольно брать на себя грех соседа? А вот за прорыв ответственность нёс и маршал Жуков. И Сталин указал ему на его просчёт телеграммой:

«Тов. Юрьеву.

Прорыв корсуньской группировки противника из района Стеблёв в направлении Шандеровки произошёл потому что:

слабая по своему составу 27-я армия не была своевременно усилена;

не было принято решительных мер к выполнению моих указаний об уничтожении в первую очередь Стеблёвского выступа противника, откуда вероятнее всего можно было ожидать попыток его прорыва… Сил и средств на левом крыле 1-го Украинского фронта и на правом крыле 2-го Украинского фронта достаточно, чтобы ликвидировать прорыв противника и уничтожить корсуньскую его группировку…

12 февраля 1944 г.

16 часов 45 минут.

И. Сталин

Антонов.

Телеграмма с выговором маршалу поступила к адресату на несколько часов позже телефонного разговора Конева со Сталиным.

Мемуары — это далеко не то, что было в действительности, а, скорее, то, что автор их хотел бы знать о своём прошлом. Отчасти это касается и нашего героя.

Конев, между тем, меры принял. В коридор, пробитый противником, ввёл снятую с внешнего обвода 5-ю гвардейскую танковую армию. Произошло это ещё до разговора с Верховным, 10 февраля.

Группе немецких танков всё же удалось, пользуясь сумятицей первых часов боя, вырваться из окружения. Вместе с ними вышли и бронетранспортёры, на которых находились старшие офицеры и полевые управления штабов. Вышли также небольшие группы солдат и одиночки. Сплошной линии фронта не было, и те, кто владел собой, смогли выскользнуть из «котла».

Германская армия повторяла печальную судьбу Красной армии 1941 года.

Хубе был остановлен на внешнем обводе «котла». Его «тигры» и «пантеры» хорошо горели от точного огня противотанковой артиллерии и массированных ударов авиации наших штурмовых полков. Теперь Штеммерману целиком была вручена судьба его солдат. Шедшие на помощь были остановлены. Ещё недавно он с волнением читал телекс Гитлера и верил в него: «Можете положиться на меня, как на каменную стену. Вы будете освобождены из котла, а пока держитесь до последнего патрона».

Последняя попытка немцев выйти из окружения состоялась 17 февраля. В первом эшелоне шли три колонны: 5-я танковая дивизия СС «Викинг», 72-я пехотная дивизия в центре и корпусная группа «Б» на правом фланге. В арьергарде — 57-я и 88-я пехотные дивизии. Таранный удар пришёлся на 5-ю гвардейскую воздушно-десантную, 180-ю и 202-ю стрелковые дивизии на внутреннем кольце и на 41-ю гвардейскую стрелковую на внешнем. Немцам пришлось переправляться через реку Гнилой Тикич. Переправ не было. Артиллерия, по приказу Конева сконцентрированная на этом участке, сделала своё дело.

Но до прорыва у немцев была ночь в захваченной Шендеровке. Воспоминания жителей села, а также мемуары немецких солдат и офицеров, выживших в этой мясорубке и прошедших советский плен, рисуют картину, весьма похожую на исход армии Наполеона из Смоленска. Оголодавшие солдаты грабили местных жителей, выводили из хлевов скот, забивали прямо на улице и здесь же, вырезая куски мяса, жарили их на штыках. Ночью на «шашлык» прилетели эскадрильи ночных бомбардировщиков У-2. Скопление войск в Шендеровке было огромным. Такие же огромные потери тут же последовали от каждой сброшенной советской бомбы.

При выходе из Шендеровки немецкие колонны сразу же попали под сокрушительный огонь нашей артиллерии.

Конев, наблюдая за движением колонн Штеммермана, принял решение вначале придержать резервы, давая противнику втянуться в горловину призрачного коридора. Потом это станет его «коньком» — добивать окружённого противника не на его позициях в обороне, а в горловине «коридора» на выходе, на марше.