Любимая игрушка Зверя - Валерия Ангелос

день. Разбирал шаг за шагом. Думал, можно ли было действовать иначе, поменять ход событий. Но нет. Те, кто организовал нападение, все отлично продумали. Разделили конвой. Один автомобиль взорвали, второй отрезали доступ той красной машиной. Когда мотоциклы выехали на дорогу, охрана была мертва. Наш водитель пытался оказать сопротивление. Тогда я этого даже не заметил, узнал гораздо позже. Только любые попытки были бесполезны. Такой прицельный обстрел не выдержала бы никакая броня. На тот момент.

Он делает паузу, чтобы выровнять дыхание, и продолжает, явно стараясь сдерживать ярость:

- Отец поступил верно. Вышел к ним, попробовал переключить внимание на себя. Он так и не сказал мне, говорил ли им что-нибудь или молчал. Не моего ума это дело, - усмехается мрачно. – Отец был уверен, его убьют, а меня и мать не тронут. Очередной передел бизнеса. Женщина и ребенок не делали никакой погоды. Но это оказалась месть. Никак не захват власти. Это была та самая чужая месть, которую он должен был ждать или постараться предугадать, но упустил. Расплата за его грязные дела. У него решили отнять самое дорогое. Всю семью. Идиоты не понимали, насколько отцу наплевать на все вокруг. На все, кроме собственных интересов. Такому человеку и отомстить нельзя, потому что… он не человек. Автомат. Робот. Чувства давно заменила жажда наживы. Его нечем задеть. Он и на матери женился, как красивую игрушку в коллекцию купил. Хотя это не мешало ему путаться со всеми бабами подряд.

В голосе Никиты звучит ярость. Дикая. Гремучая. Ядовитая. Буквально закипает.

Он никогда не говорил со мной настолько много и долго, не раскрывал никаких секретов и тайн. Теперь я чувствую, что проваливаюсь в бездну, остаюсь наедине с густой темнотой. Наконец, понимаю, как из мальчика, который не выносил спортивные нагрузки и обожал сказки, родился одержимый Зверь, рвущий противников зубами, безжалостно вгрызающийся им в глотки. А еще я осознаю, что он старше, гораздо старше и сильнее меня, пожалуй, даже старше и сильнее всех людей, которых я прежде встречала. Жесткий и непреклонный мужчина, для которого существует единственный авторитет – он сам.

Удивительно, как Багровы похожи друг на друга и при этом умудряются быть абсолютно разными. Единство и борьба. Вот, что отражает их суть, хищную природу. А я застываю между двух огней. Отец ненавидит. Сын любит. Пока четко доходит только одно: я должна их примирить.

- Вы семья, - говорю я. – Однажды вражду придется прекратить.

- Я его никогда не прощу, - выпаливает. – Никогда? Понимаешь? Себя не прощу. Но и ему прощения не светит. Он терзал мою мать задолго до дня смерти. Таскался по всяким шлюхам. Заставлял ее рыдать. Издевался. Он считал, так поступает лидер. Альфа. Вожак стаи. Больше потаскух, больше бабла. Власть показывал. Он не считал нужным хоть как-то изменять своим привычкам. Но даже если бы я простил ему это скотское поведение, то за главную ошибку пощады пусть не ждет.

- Никита…

- Он не уберег мою мать. Не защитил. Не сделал ничего! Надо было меньше по шалавам мотаться. Врагов просчитывать. Да, потом он их всех в порошок стер. Но какая, блять, разница? Поздно. Слишком поздно. Чужая кровь ничего не изменит и не искупит. Пусть литрами ее проливает. Не важно. Пусть хоть сам сдохнет. Пусть собственные вены перекусит. Поздно! Теперь всегда будет поздно.

- И кого ты наказываешь? – спрашиваю тихо. – Если ты не отпустишь это, то не сможешь сам нормально жить.

- Ничего, - хмыкает. – Справлюсь.

- Ник, - сглатываю. – Ты же понимаешь, никто не может знать все и… никто не способен предугадать ход событий. Твой отец влез в этот преступный бизнес, но уж точно не ожидал такой исход. А врагов там всегда много.

- Думаешь, он не виновен? – интересуется холодно. – Ему просто не повезло? Судьба такая?

- Твой отец ужасный человек, - произношу я. – Злой. Беспринципный. Жестокий до безумия. У него своя извращенная мораль и ради достижения цели он пойдет на совершенно любые подлости. Но…

- Продолжай, - бросает хмуро.

- Тогда он действительно был невиновен, - судорожно выдыхаю. – И ты был просто ребенком. Ты тоже совсем не виноват в…

- Серьезно? – смотрит на меня, а в его глазах горит такая бешеная и неистовая ярость, что мне становится больно. – Правда так считаешь?

- Я мать, Ник, - солгать не выйдет. – Я бы не хотела, чтобы мои дети ненавидели своего отца, даже если он поступает чудовищным образом. Я уверена, твоя мать тоже этого не хотела.

- Знаешь, чего еще она не хотела? – сжимает челюсти, выдерживая паузу, а после рявкает: - Умирать!

- Ты думаешь, я пытаюсь сделать лучше твоему отцу, - нервно усмехаюсь. – Но я пробую помочь тебе самому. Эта злоба совсем не на пользу.

- Эта злоба сделала меня тем, кто я есть.

- Может, пора ее отпустить?

- Ты как она, - качает головой. – Как моя мать. Даже в таком куске дерьма пробуешь найти светлые стороны. - Твой отец любит тебя, но гордыня не позволяет ему признать это.

- Любит, - посмеивается. – Как самый дорогой экспонат в коллекции. Как трофей. Да и денег влил много, привязался не на шутку.

- Он заботится о тебе… на свой лад.

- О да, - протягивает. – Готовит новую подставу.

Автомобиль заезжает во двор и останавливается у подъезда. Мы покидаем салон, и практически сразу рядом возникает полиция. На запястья Никиты защелкивают наручники, предварительно зачитав ему права.

- Мы вынуждены задержать вас за шантаж, вымогательство и угрозу жизни Михаилу Шолохову, - сообщает мужчина в очках, другой, не тот, который побывал здесь прежде, но очень на него похожий внешне.

- Шолохов передал всю собственность добровольно, - говорит Ник. – Все документы подписал лично. О каком шантаже речь? Там и отказ от претензий был заявлен. Мы просто поговорили по душам.

- Вы держали его голову возле металлических лопастей огромного вентилятора. Грозили расправой.