Инстинкт и социальное поведение - Абрам Фет

Но война продолжалась, и Временное правительство, где оказались кадеты и другие «оборонцы», стояло за «войну до победного конца». Между тем, радикальные партии – главным образом эсеры и меньшевики, потому что в Питере было очень мало большевиков – устроили в противовес кадетам свое параллельное правительство – «Совет рабочих и солдатских депутатов». Эсдеки мешали работе Временного правительства, но как будто забыли завет Маркса о «перманентной революции». И тут вернулся Ленин, которого немцы пропустили из Швейцарии в Швецию в знаменитом «пломбированном вагоне». Немцы знали пораженческую линию большевиков и рассчитывали ослабить сопротивление русского фронта. Они щедро снабдили большевиков деньгами, для той же цели [Все это окончательно подтвердили документы германского генерального штаба, опубликованные в 1957 году]. С точки зрения большевистского руководства, такое тайное сотрудничество с немцами было вполне допустимо, потому что шло на пользу их правому делу. Правильно было все, что могло ускорить мировую революцию. Ленин ехал в Россию с большими опасениями, боялся ареста; но его ожидал триумфальный прием: он был принят как один из вождей революции. Ленин был неважный стратег, но искусный тактик революции: он быстро оценил положение и напомнил большевикам их задачу. На фронт пошли газеты и листовки, откровенно направленные против «империалистической войны», и вся эта агитация дозволялась, потому что теперь в России была свобода печати. Армию невозможно было заставить воевать, но главное – популярность большевиков росла с каждым днем.

Политика большевиков после Февральской Революции часто осуждается с моральных позиций, но эти позиции, естественно, зависят от принятой системы ценностей. Система ценностей, для которой высшей ценностью является собственное национальное государство (т.е. «отечество»), в ряде случаев вызывает серьезные сомнения с точки зрения гуманизма. Известное английское изречение “right or wrong – my country”[" Права или нет моя страна - это моя страна"] служило для оправдания национального эгоизма и колониальной политики, и теперь вряд ли кто-нибудь решится всерьез ссылаться на такую мораль; известно также, к чему привело немецкое изречение “Deutschland ?ber alles”[Германия превыше всего"]. Несомненно, есть более высокие ценности, позволяющие судить о поведении людей, ссылающихся на интересы своего отечества. И все же, нельзя оправдать полное пренебрежение к отечеству ради отдаленных, может быть, недостижимых целей. Но еще более сомнительны средства, с которыми Ленин начал свою политическую кампанию. Сделка с одним из врагов против другого – типичная черта любой «реальной» политики (Realpolitik в немецком смысле этого выражения), и если мы прощаем такую политику обычным государственным деятелям, то есть согласны с тем, что всякая политика должна быть грязной, то приходится простить ее и большевикам. Ленин вообще не испытывал по этому поводу никаких сомнений. Еще хуже были советы Маркса по поводу «эксцессов»: это уже и в самом деле средства, способные уничтожить любую цель!

Временное правительство вскоре возглавил эсер Керенский, благонамеренный, но бесхарактерный человек, непременно желавший выполнить обязательства перед союзниками и довести войну до победного конца. Это роковое заблуждение – стремление к явно недостижимой цели – погубило русскую демократию: оно расширило разрыв между революционными партиями и народом, который они хотели представлять.

Параллельная власть – Советы – быстро переходила в руки большевиков, и теперь Ленин провозгласил лозунг: «Вся власть Советам!». Юридически Советы были вовсе не властью, а общественной организацией, но соблюдение законных форм меньше всего беспокоило Ленина и его товарищей. Их целью был захват власти, и для этого все средства были хороши. Партия большевиков насчитывала уже десятки тысяч человек. Ее влияние было особенно сильно в армии, потому что солдаты не хотели продолжать войну. В Петрограде стоял гарнизон в 150000 человек, больше всего опасавшийся отправки на фронт. Агитация большевиков не сделала из этих солдат коммунистов, но они не хотели и защищать Временное правительство, как раз вознамерившееся послать их в окопы. «Нейтралитет» гарнизона и решил дело. Ленин понимал, что надо иметь преимущество в решающем месте, и подготовил военный переворот. 25 октября (по старому стилю) Временное правительство было низложено – почти без сопротивления – и было создано правительство большевиков. II Съезд Советов, уже большевистский, «легализовал» этот переворот: так началась советская власть.

Между тем, в стране шли выборы в Учредительное Собрание, первые в истории России (и до сих пор единственные!) подлинно демократические выборы. Эсеры, энергично готовившие эти выборы, сумели привлечь на свою сторону крестьян: они получили 60 процентов голосов. Долгожданное Учредительное Собрание заседало лишь один день: 5 января 1918 года. Большевики его разогнали и взяли под контроль все газеты. Демократии пришел конец.

3. Большевики и советская власть

Большевики получили массовую поддержку: десятки тысяч людей, вступивших в партию, уверовали в ее учение и готовы были посвятить ему свою жизнь. Только этим можно объяснить победу большевиков в трехлетней гражданской войне, перенесенной Россией после четырех лет мировой войны. То, что совершили «красные» во время гражданской войны, было несомненно проявлением искреннего революционного энтузиазма. Все другие объяснения – большевистский террор, сговор с немцами и политические разногласия среди белых – никоим образом не позволяют понять, как это могло произойти. Ведь до войны большевиков было немногим более тысячи, а влияние их было очень слабо! Лозунги большевиков, очевидно, упали на благоприятную почву, созданную проигранной войной и крушением старого режима. Большевики не только верили в свое учение, они соблюдали партийную дисциплину и повиновались партийному руководству.

Кто же были лидеры большевистской партии? Ленин, Троцкий и Бухарин оставили нам свои сочинения – они сочинили немало. Зиновьев и Каменев не столько сочиняли, сколько произносили речи. И даже Сталину, вначале малозаметному деятелю, приписывается тринадцать томов сочинений, которые он, во всяком случае, просмотрел и одобрил. Таким образом, у нас достаточно данных, чтобы судить об этих людях, даже не считая документов и воспоминаний. Революционеры редко бывали выдающимися мыслителями, и все же вожди большевиков поражают своей посредственностью. Все они были недоучки – Ленин получил экстерном юридическое образование, но имел очень поверхностные знания, Сталин же был попросту малограмотен. За немногими исключениями, все они были люди невысокой культуры. Ни один из них не обладал литературным даром, ни один не имел представления о методах настоящей науки. «Наукой» был для них только «научный социализм» Маркса и Энгельса: они были схоласты, и все их споры на бесчисленных партийных заседаниях сводились к обмену надерганными цитатами из этого священного писания. После смерти Ленина такую же функцию исполняли цитаты из его сочинений.

Члены партии были еще менее образованны, а большей частью едва грамотны. Искренне уверовав в марксизм (известный им по брошюрам партийных пропагандистов), они не очень понимали препирательства своих лидеров, боровшихся за власть, но принимали всю эту идеологию всерьез. Принимали ли ее всерьез сами лидеры? Думаю, что принимали: эти ограниченные люди подсознательно ощущали, что борются за власть, но сознательно думали, что ведут идейную борьбу. В них не было и следа юмора, ни один из них не понимал искусства и литературы. Это были духовно бедные люди.

После гражданской войны во власти этих людей оказалась огромная страна с разрушенным хозяйством и, что еще хуже, с полностью разрушенными структурами общественной жизни – им могло казаться, что перед ними была та самая «чистая доска», table rase, о которой поется в «Интернационале» – и они в сущности не знали, что с ней делать. Как известно, Маркс намеренно воздерживался от всех подробностей предсказанного им социализма, столь увлекательно описанных «утопистами»: «научный социализм» предоставлял все это неизбежному ходу истории. Известно было только, что государство должно отмереть через короткое время; отсюда, по-видимому, пренебрежительное предсказание Ленина, что при социализме государством сможет управлять «каждая кухарка». Столь же беззаботно большевики смотрели на управление экономикой. Здесь были определенные указания Маркса, что социалисты должны будут попросту перенять у капиталистов их предприятия, когда те «созреют» для обобществления. Правда, Маркс имел в виду самые развитые страны – Англию и Америку. О России он вовсе не думал, рассматривая ее лишь как опасную для революции реакционную силу; впрочем, Маркс и вообще не питал симпатий к славянам. Но все же указания были, и Ленин в своей книге «Государство и революция», опубликованной в августе 1917 года, легко разделался с будущим экономическим строем. Он писал, что рабочие возьмут в свои руки управление производством, причем «все, что потребуется, это чтобы они работали поровну, регулярно выполняли свою часть работы и получали равную плату. Капитализм крайне упростил [Курсив Ленина] необходимые для этого бухгалтерию и управление». Все это рабочие могут просто взять на себя, поскольку эти методы контроля «доступны каждому, кто умеет читать, писать и знает четыре правила арифметики». Конечно, сам Ленин умел читать, писать и выполнять арифметические действия; любопытно, пробовал ли он когда-нибудь управлять заводом? Вот как он понимал своего Маркса – перед самой революцией! Какой-то советский писатель выдумал, будто ленинское правительство было «самым интеллигентным правительством в истории России». В действительности это было правительство самоуверенных дилетантов, а их способ управления страной можно сравнить только с известной сценой из рассказа Мериме, где взбунтовавшиеся невольники, перебив команду, принялись управлять кораблем. После захвата власти Ленин жаловался, что «ни в одном учебнике марксизма» не нашел указаний, что и как делать после победы революции. Большевики импровизировали, как могли, но все же пришлось звать «буржуазных специалистов».