Жизнь и смерть - Стефани Майер

Эдит прошептала имя Элинор, и Роял, зарычав, ушел.

Кажется, именно пока меня отвлекали разговорами Роял или Элинор, Арчи посмотрел видео, снятое Джосс в балетной студии. Когда Роял ушел, Арчи занял его место. Вначале я не совсем понимал, о чем они говорят, потому что вслух говорила только Эдит, но в конце концов сообразил. Используя свой лэптоп, Арчи старался свести к минимуму число возможных мест, где его могли держать во время человеческой жизни. Я был рад, что, целиком сосредоточившись на своем прошлом, он, похоже, не упоминал больше ни о чем насчет этой записи. Чтобы остановить его, если он попытается сказать что-нибудь о том, что еще было заснято, я пробовал вспомнить, как пользоваться голосом. И надеялся, что Арчи достаточно умен, чтобы уничтожить видео, прежде чем у Эдит появится возможность его посмотреть.

Эти рассказы помогали думать о другом, готовиться, пока пламя обжигало меня, но я мог лишь частично сосредоточиться на них. Мой разум словно классифицировал огонь, воспринимая его всё новыми способами. Я поразительно отчетливо ощущал каждый дюйм своей кожи, каждый ее миллиметр. Похоже, я чувствовал, как горела каждая отдельно взятая клеточка моего тела. Различал особенности боли в стенках легких и подошвах ступней, в глазных яблоках и вдоль позвоночника. Все виды мучений четко разделялись

Я слышал свое сердцебиение — оно казалось слишком громким. Словно сердце было подключено к усилителю. Слышал и многое другое. В основном голос Эдит, но иногда говорили и остальные, правда, я не мог их видеть. Один раз я услышал музыку, но не понял, откуда она доносилась.

Мне казалось, что я лежу на этом диване, с головой на коленях Эдит, уже несколько лет. Свет был постоянно включен, поэтому я не знал, ночь за окнами или день. Но глаза Эдит оставались золотистыми, поэтому я догадывался, что пламя опять искажает для меня ход времени.

Я настолько остро ощущал каждое нервное окончание в своем теле, что сразу же заметил, когда что-то изменилось.

Это началось с пальцев ног. Я больше не чувствовал их. Словно огонь наконец-то победил и начал лишать меня кусочков плоти. Эдит говорила, что я меняюсь, а не умираю, но в этот момент страха я подумал, что она ошиблась. Может, все эти превращения в вампира не для меня. А все это горение — в моем случае просто медленный способ умереть. И самый мучительный.

Эдит почувствовала, что я снова слетаю с катушек, и начала напевать что-то мне на ухо. Я пытался увидеть положительные стороны. Если это убивает меня, то, по крайней мере, скоро все будет кончено. И если конец близок, то я хотя бы проведу остаток жизни в объятиях Эдит.

А потом я осознал, что мои ноги еще не лишились пальцев, только они больше не горят. Вообще-то, огонь уже отступал и от подошв ступней. Меня радовало, что я понял смысл происходящего, так как следующими стали кончики пальцев рук. Можно было больше не паниковать — вероятно, даже появилась причина надеяться. Огонь уходил.

Только казалось, что он не просто уходил — он… перемещался. Всё пламя, отступавшее от конечностей, похоже, стягивалось к центру тела, разгораясь там жарче прежнего.

Не верилось, что может быть еще жарче.

Мое сердцебиение, и без того очень громкое, начало учащаться. Ядро огня как будто сконцентрировалось именно там, в груди. Оно всасывало пламя от кистей и лодыжек, освобождая их от боли, но усиливая мучительный жар в сердце.

— Карин, — позвала Эдит.

Карин вошла в комнату, и поразительно было то, что я услышал ее. Эдит и ее семья всегда двигались бесшумно. Но теперь мне удавалось, вслушавшись, различить даже тихий звук, который получался от соприкосновения губ Карин, когда она говорила.

— О, это почти закончилось.

Хотелось бы почувствовать облегчение, однако нарастающая боль в груди не позволяла ощутить что-то еще. Я пристально смотрел снизу вверх на лицо Эдит. Она была прекраснее, чем когда-либо, потому что теперь я мог видеть ее лучше, чем прежде. Но я не способен был по-настоящему оценить ее красоту. Было слишком больно.

— Эдит? — задыхаясь, выдавил я.

— С тобой всё в порядке, Бо. Это заканчивается. Прости, я все понимаю. Я помню.

Огонь новой вспышкой жара взорвался в моем сердце, оттягивая пламя от локтей и коленей. Я подумал о том, как Эдит проходила через такие же страдания, и это позволило мне взглянуть на свою боль под другим углом. Эдит ведь тогда даже не знала Карин. Не понимала, что происходит. Ее не держал постоянно в объятиях тот, кого она любила.

Боль ушла уже почти отовсюду, кроме груди. Единственным исключением оставалось горло, но там было жжение другого рода — более сухое… саднящее.

Я услышал еще чьи-то шаги и был вполне уверен, что улавливаю разницу между ними. Решительные, уверенные принадлежали Элинор, в этом можно было не сомневаться. Арчи ступал быстрее, ритмичнее. Энист шел немного медленнее, словно в задумчивости. Джесамина остановилась у входа. А позади нее я, кажется, расслышал дыхание Рояла.

И тут…

— Ааах!

Мое сердце словно сорвалось с места и теперь билось, словно лопасти винта вертолета, стук сливался практически в непрерывный звук на одной ноте. Казалось, что сердце вырвется наружу, раздробив ребра. Огонь все жарче разгорался в центре моей груди, вбирая в себя всё пламя из остального тела, чтобы поддерживать небывало мучительное жжение. Этого хватило, чтобы ошеломить меня. Я выгнулся, как будто огонь, охватив сердце, тянул меня за него вверх.

Во мне происходило что-то вроде войны — стремительно несущееся сердце против бушующего пламени. И обе стороны проигрывали.

Огонь плотно сжался и, сконцентрировавшись в небольшой, размером с кулак, шар боли, испустил последнюю, невыносимо раскаленную волну. На эту волну сердце ответило низким отрывистым звуком, похожим на удар по какому-то полому предмету. Оно дважды запнулось, потом глухо стукнуло всего один раз.

И все стихло. Не слышно было даже дыхания. В том числе и моего.

Секунду-другую я мог воспринимать только отсутствие боли. Приглушенное сухое жжение в глотке нетрудно было игнорировать, потому что всё остальное тело чувствовало себя потрясающе. Освобождение от боли принесло невероятную эйфорию.

Я изумленно смотрел на Эдит снизу вверх. Казалось, с моих глаз сорвали повязку, которую я носил всю жизнь. Какое зрелище.

— Бо? — позвала она. Теперь, имея возможность по-настоящему сосредоточиться на красоте ее голоса, я понял, как небывало прекрасно он звучит. — Ты сбит с толку, я знаю. Постепенно привыкнешь.

Можно ли привыкнуть слышать такой голос? Видеть лицо, подобное этому?