Работа с риском (сборник) - Андрей Кивинов

Обычно при упоминании бывших супругов люди морщатся, но Ксюха только улыбнулась.

– Так вышло… Мы квартиру снимали. По вечерам Коля репетировал. На виолончели. Это довольно громко. Как-то пришла соседка сверху. Попросила не играть, мол, мешаете. Коля на другой день стал играть еще громче. Имеет право до одиннадцати. Соседка снова к нам. Поругались даже… Она милицией пригрозила. Но Коля не успокоился, хотя он неконфликтный человек. Я даже сама стала просить, чтоб потише играл. В общем, она опять с претензией… А через месяц он к ней ушел… Насовсем. Он, оказывается, специально громко играл, чтобы она заходила. Влюбился. Я его не осуждаю, хотя сильно переживала. Это не зависит от человека… Они до сих пор вместе. Мальчик родился.

– Ну ты даешь! Надо было дверь ей бензином облить и подпалить. Для начала.

– Ты серьезно?

– У меня бы так жену увели, тихой сапой!.. Разобрался бы конкретно.

– Здесь сила не поможет… Да и зачем…

– И сколько вы прожили?

– Два месяца… А как он ухаживал, ты не представляешь… Целый год. Цветы, стихи… Один раз даже на виолончели под окном играл… Знаешь, что оказалось самым болезненным? Разочарование. Не будь этой помпы, я бы не так переживала. Вообще, разочаровываться в людях очень больно.

– Вот поэтому я и не женюсь.

– У нас охранник в офисе, ему под шестьдесят уже. Так он свою жену до свадьбы знал восемь дней. И живут счастливо всю жизнь. Здесь не угадаешь…

Я бы тоже много чего мог порассказать. Со мной в колонии один еврейчик из Ростова сидел, сразу с шестью тетками переписывался. Знакомился по журнальным объявлениям. Каждой в любви клялся, жениться после звонка обещал, и каждая ему передачки слала. Хорошие такие передачки, богатые. А потом все шестеро его встречать приехали. С цветочками и колечками обручальными. Только не встретили. Он накануне освободился. До сих пор, наверное, ищут. И вряд ли найдут, потому что фотографии он слал всем разные. То есть чужие. Одной, кстати, послал Джонни Деппа. Та не просекла, хозяину, в смысле, начальнику колонии показывала – не у вас ли сидит? Да, у нас. В седьмом отряде. За пиратство на Карибах.

Остаток пути мы прошли молча. Когда Веселова хотела заговорить, я прикладывал палец к губам, дескать, не мешай работать. Мы тут не под луной, если помнишь, гуляем.

Никто к нам не подходил, сигаретку не спрашивал, по лицу не бил и не грабил. Даже скучно как-то. Хоть бы медведя встретить дикого, побегали бы. Возле подъезда она, продолжая держать мою руку, словно утопающий свисток для отпугивания акул, предложила:

– Зайдем на минутку? Я боюсь одна по лестнице…

Живи она выше второго этажа, я бы еще крепко подумал. А на первый не жалко. Зайдем. Заглянул внутрь, решив убедиться, что засады нет.

Как и десять лет назад – полный мрак. Хоть с собой лампочку носи. Ксюха долго искала в сумочке ключ. Минуты две. Я уже начал нервничать, не потеряла ли и не придется ли лезть в форточку. Наконец нашла…

Тут позвонил Гера и предложил срочно прибыть к месту несения службы. Предложил громко, но я вовремя прикрыл трубку.

– Павлуха, давай прямо сейчас ко мне! Такие чиксы! От одного вида вст…

Я закашлялся, чтобы Веселова не расслышала окончания реплики.

– Постараюсь… Только в отдел заскочу.

– Какой еще отдел? Богадельню Керимовскую?

– Так точно… Надо забрать кое-что.

– Правильно. Бухла захвати: мне водки, девкам – шампанского. Ну, ты знаешь… Ждем-с!

Я отключил трубку.

– Булгаков… Просит подстраховать… Он в засаде. В шахте лифта. Катушечников ловит.

Ксюха мгновенно погрустнела. Странно. Не все ли ей равно, в засаду я отправляюсь или на разврат.

Она открыла дверь.

– Не зайдешь?

Мне, вообще-то, не жалко, но… Какой смысл? Чаю уже попили. Да и напарник ждет.

– Ну, если хочешь…

– Ладно, ты же спешишь… В другой раз… Спасибо, что проводил.

Я пожал плечами, мол, не за что.

– По-моему, за тобой никто не следил. По крайней мере, сегодня. Но если что – звони. Рога обломаем.

– Пока, Паша… Ой, подожди… Я же совсем забыла. Вот…

Она порылась в сумочке, достала небольшую пластмассовую коробочку и протянула мне.

– Это тебе… за хлопоты.

Я открыл крышечку. Авторучка. С нарисованными иероглифами, красным дракончиком и кисточкой на конце.

На конце у авторучки, а не дракончика.

– Ты говорил, что приходится много писать.

– Спасибо, Ксюх, конечно, но я бы тебе и так помог… Без базара.

– Бери, бери… Мне будет приятно, что ты будешь писать моей ручкой… Пока, Пашенька.

Она нехотя закрыла дверь, словно в квартире вместо спокойствия и уюта ее ждали ткацкий станок и надсмотрщик с плетью.

Я ушел не сразу. Почему-то нутро царапало легкое чувство вины. Впрочем, какая вина? Попросила – проводил.

Сам не знаю зачем, я приложил ухо к двери. Услышал, как она набрала номер стоящего в прихожей телефона.

– Алло, Катюша… Мы дошли, всё в порядке… Спасибо за вечер. Ты очень понравилась Паше. И Игорь тоже… Нет-нет, он все время такой. У нас всё в порядке. Конечно, конечно, обязательно передам. Целую, спокойной ночи.

Странно, она ничего не сказала насчет слежки… Блин, а что это вы делаете, благородный мистер Угрюмов? Подслушиваете чужие базары? Западло, товарищ старший лейтенант!

Я вышел из подъезда. Посмотрел на небо. Сейчас сориентируюсь по звездам и выберу кратчайший путь в Герину гавань.

Шучу, дорогу к приятелю я найду безо всяких звезд, даже в полной темноте. Скажу откровенно, соскучился я по нашим вечеринкам. Прекрасно устроен человек – вроде бы все осточертело, вроде все обрыдло, ничего нового не увидишь. А проходит неделя-другая, и снова тянет.

Это я не только о гульбе. Но и об остальном. Например, о работе на урановых рудниках и лесоповале.

Как идти? Через заброшенный футбольный стадион, что было бы короче, или дворами, дабы не нарваться на бродячих животных, любящих по ночам погонять мяч и покусать случайных болельщиков.

Из открытого окна лились страдания солиста «Green Day» – «Разбуди меня, когда кончится сентябрь…» После певицы Макsим это самая популярная вещица в нашем трактире. Хотя и старенькая.

И какого рожна Ксюха завела эти пустые разговоры про доброту и достоинства? Лучше б анекдот рассказала или про Голубеву. Что там еще в письме? Скучает по родным подворотням? В Канаде ведь ни одной нормальной подворотни нет. Все вылизано до тошноты, а что не вылизано – рекламой прикрыто. А эта фраза по телефону: «У нас все в порядке». У кого «у нас»? У меня с ней? И о чем вообще речь?

Со слежкой опять же непонятно. Неужели она серьезно думает, что за ней кто-то будет следить? Хотя, если допустить, что она того, на учете состоит… Тогда всё объяснимо. Паранойя для подобной публики вещь обычная.

Жалко Ксюху, человек-то неплохой…

Пока я рассуждал, стоя как дурак возле ее подъезда, скрипнула дверь соседнего дома.

Разумеется, я обернулся – не «хвост» ли?

Паранойя, оказывается, передается воздушно-капельным путем.

Мужичок. Невзрачный и серый, как моя жизнь. Лет тридцати, среднего т/с, рост выше ср. Лысый. Одет не от Кардена, питается не на Невском.

Лысый?!

Мужичок как-то подозрительно от меня шарахнулся. Словно любовник, застуканный другим любовником. Потупился, сделал шаг обратно, за дверь, но тут же притормозил. Нерешительно постоял, присмотрелся ко мне и лишь затем, переложив тяжелую спортивную сумку из одной руки в другую, наконец, вышел. Не оглядываясь, быстро, насколько позволял груз, двинул в противоположную сторону.

Так… А Ксюха, похоже, не фантазерка. Неужели действительно следит? А в сумке что? Прибор ночного видения или крупнокалиберный бинокль? С крыши наблюдать. И направленный микрофон.

Чего он оглядывается через секунду?

Сейчас уточним.

– Эй, приятель!

Он не остановился, наоборот, прибавил. Типа, не слышал. Хотя в такую звездную и прекрасную ночь и слепой услышит. А я ненавижу, когда меня игнорируют как класс и не слышат.

– Слышь, чудила! К тебе обращаюсь!

Никакой реакции.

Это уже наглость. Вдруг у меня проблемы какие, и я прошу психологической помощи? А он даже не оборачивается. Точно – на хвосте висел.

Догнал, притормозил наглеца за плечо. «Сударь, не окажете ли честь выслушать меня?»

– Алло, что со слухом?

Он тут же повернулся и опустил сумку на асфальт. Я, хоть и не обладаю нюхом сомелье, но выхлоп от средства для мойки окон узнал. На зоне многие им догонялись… А сам вонючий, как сыр раклет. Да и личико не ведущего СNN. Не занимается общественно-полезным трудом. Чушкарь, одним словом, если не черт. Таким только под шконкой место.

– Чё надо?

Грубо.

Я бы сказал, откровенно грубо.

– Откуда так поздно?

– А тебя колышет?

В общем-то, не колышет. Скажу больше: если бы меня ночью спросили, куда, мол, держишь путь, я в лучшем случае послал бы любопытного на ХХХL.

Но я первым бросил перчатку и останавливаться не имел морального права.

– Колышет. Поговорить хочу.