Обыкновенные монстры - Дж. М. Миро

Торп ослабевает с каждым часом. Если он умрет, орсин разорвется на части, и тогда уже никто не сможет удержать другра. Ты хоть представляешь, скольких моих друзей она сожрала? Это из-за нее угас мой талант. Я не потерплю поражения. А ты, – сказал он, поднимаясь во весь рост, – ты должен стать приманкой, Марлоу; ты должен привести ее ко мне. Если ее позовешь ты, она придет.

– Как я пойму, что делать?

Доктор показал ему кулак.

– Это так же просто, как сжать ладонь. Это в твоей природе. Вот, посмотри.

Он взял со стола канделябр и подвел ребенка к висящему над столом у двери зеркалу:

– Что ты видишь?

Мальчик, слабый и испуганный, взглянул на свое отражение. Из зеркала на него смотрел другр. Постепенно, пока он стоял, уставившись в зеркало, рога исчезли, а череп и тело уменьшились до его привычного силуэта.

– Ты поймешь, что делать, – почти ласково сказал Бергаст, положив мальчику на плечо свою большую руку, – потому что внутри тебя тоже живет ужас. Это часть тебя. И эту часть ты не можешь выбирать. Как и не можешь от нее отказаться.

Он был здесь. Его Джейкоб пришел.

Уолтер сидел в камере, чувствуя, как из рваных ран на ладонях в тех местах, где раньше были большие пальцы, сочится кровь. Она перепачкала все его лицо и стекала с подбородка. Во рту стоял привкус железа. На него волнами накатывала боль, ужасная боль.

Но Джейкоб был рядом, Джейкоб пришел… А все остальное не имело значения.

Разве что он сам еще не сделал того, о чем друг просил его. Он не напал на глифика, не разорвал ему горло ради своего дорогого Джейкоба, о нет. Он встал, чувствуя, как скрипят колени, и осторожно прошелся по погруженному в беспросветную тьму подвалу. Откусив себе большие пальцы, он сбросил кандалы, и теперь уже ничто не могло остановить его.

Уолтер пощелкал своими острыми как иглы зубами. Закрыв глаза, он увидел, как Джейкоб, его дорогой прекрасный друг Джейкоб, медленно идет вдоль периметра Карндейла, проводя рукой по камням осыпающейся стены. Вокруг него живым дымом клубились сажа и пыль. Несмотря на то что глифик был еще жив, стражи ослабли, и Уолтер мысленно наблюдал за тем, как Джейкоб вытягивает руки, упирается в невидимый барьер, слегка надавливает на него, и тот прогибается под его ладонями, как подгнившее дерево. Это был не сон. Уолтер увидел, как Джейкоб собирается с силами, а затем в воздухе перед ним появляется тонкая, постепенно расширяющаяся трещина. После этого раздался грозный рев, каменная стена рухнула, а Джейкоб Марбер – красивый, сияющий, могучий – мрачно ступил на территорию Карндейла.

О, но вслед за Джейкобом через пролом пробрался кто-то еще, он привел с собой кого-то, компаньона. Кто же это? Почувствовав укол ревности, Уолтер решил: да, он поможет своему дорогому Джейкобу, но этот другой лич недостаточно хорош для него, нет, его нужно устранить. Ликвидировать. Выпотрошить. Да. Ради Джейкоба, только чтобы помочь его дорогому Джейкобу.

Но сначала нужно разобраться с глификом. Он должен сделать то, что ему было сказано. Уолтер чувствовал, что произойдет, он знал, что грядут огонь, кровопролитие и ужас, и его губы покалывало от одной мысли об этом. Он прижал ухо к холодной двери камеры и прислушался. В огромном подземелье Карндейла не было слышно ни звука. Время почти пришло. Кровь кипела у него внутри.

Совсем скоро кто-то спустится по лестнице.

И тогда Уолтер будет свободен.

Глубоко в подземном теплом переплетении корней глифик ощутил, как жизнь его ослабевает, словно пальцы теряют хватку. Вдруг в его голове будто разрушились заслоны; его пронзила резкая испепеляющая боль, и в тот же миг он понял, что Джейкоб Марбер вернулся. Он предвидел это мгновение в своих снах, и вот теперь это случилось в реальности. Но теперь он был слишком слаб, слишком хрупок, чтобы удержать и орсин, и защитные чары. И Джейкоб знал это.

Глифика окружала лишь теплая темнота. Теперь внутренним взором он видел собственную смерть. Когда-то давным-давно, в далеком прошлом, он представлял, что почувствует печаль, а позднее думал, что испытает облегчение. Но сейчас он не ощущал ни того ни другого. Внутри него, словно кровь, протекали перемены. Он так долго жил на этой земле, что жизни людей теперь казались ему днями и он относился к ним как к насекомым. Он вспоминал восход солнца над великими кораблями испанской армады и лес мачт, который наблюдал, пересекая пролив, вспоминал, как солнечные лучи были похожи на такелаж, как тоскливо звучали трубы в Вальядолиде. Он вспоминал горящие во времена захватчиков монастыри Эссекса, ползущие вверх по реке баркасы и щиты на их бортах, рассекающие воздух драконьи головы. Страх в деревнях. Вспоминал ночные танцы в садах Эдинбурга во времена короля Якова, и первый воздушный шар, проплывший над Глазго и рекой Клайд, и последнее майское дерево посреди зеленой деревенской лужайки в те дни, когда он еще ходил по земле. Солнечный свет, отражавшийся от сосулек на виселице в Гринмаркете, и облачка пара, вылетающие изо рта повешенных на заре восемнадцатого века. Похожий на порозовевший к концу лета персик румянец на щеках новорожденного, которого он однажды держал на руках на Сицилии, и удивление, которое он испытывал, пока измученная мать спала на соломенной лежанке. Вспоминал, как однажды ребенок смотрел на него в гавани Александрии, когда он спускался по трапу и исчезал в дымке. Все это – и даже больше – исчезнет из мира с его уходом; вся неистребимая красота, жившая лишь у него внутри, будет потеряна, погаснут все мгновения, мимолетные, как блестящие на воде солнечные зайчики. Именно это осознание заставляло его чувствовать себя одиноким, печальным и хрупким больше всего. Ибо своим медленным, древоподобным сознанием он понимал, что именно эти последние остатки воспоминаний делали его похожим на людей, давая ему право считать себя одним из них.

В земле что-то задрожало. Он почувствовал, что глубоко в туннеле к зарослям корней жмется какое-то существо. Что-то приближалось. Это была его смерть.

40. Всё и ничего

Очки, лежащие на письменном столе Генри Бергаста, тихонько вздрогнули и заплясали. Стоявший у зеркала доктор повернулся и встретился взглядом с Бэйли. За занавесками вспыхнул яркий свет. Марлоу проскользнул под рукой доктора и подбежал к окну.

Какое-то пламя освещало темноту.

– Это он. Джейкоб, – прошептал мальчик.

Бергаст последовал за ним и распахнул окно. Во дворе стоял только что прибывший экипаж. В его открытой двери, разглядывая отраженный свет, застыла сыщица мисс Куик. «Что она здесь делает?»

Вдруг раздался низкий, приглушенный взрыв, за которым последовали крики, и мысли доктора Бергаста унеслись в другом направлении. Горели хозяйственные постройки. По всей видимости, кричали старые таланты, выбежавшие на улицу из-за пожара. Если это был Джейкоб Марбер, если стражи пали… сил у них не хватит.

Он посмотрел на хмурого Бэйли, молчаливо стоявшего рядом.

– Проследите за мистером Ластером, – приказал он. – Затем избавьтесь от бумаг. Мальчика я уведу. Идем, – сказал он Марлоу. – Нам нужно торопиться.

Но тот лишь стоял на месте, упрямо глядя на него.

– Идем, – повторил Генри.

– Не пойду. Сначала я хочу повидаться с Чарли. Вы сказали, что я смогу его увидеть.

Бергаст заставил себя сохранять спокойствие:

– В этом мире есть вещи поважнее наших желаний, дитя. Если мы сейчас промедлим, то вообще не найдем твоего друга. Уж Марбер и другр позаботятся об этом.

Он видел, что мальчик не верит ему, но времени спорить не было. Развернувшись, Бергаст со всего размаху ударил Марлоу ладонью. Ноги мальчика подкосились, и он без сознания упал на пол.

Генри позволил себе немного рассердиться; он думал, что у него будет больше времени, надеялся, что стражи глифика продержатся дольше. Возможно, Джейкоб оказался сильнее, чем он предполагал. Когда он победил его в прошлый раз, годы назад, его собственный талант еще не угас. Но сейчас он был на это не способен.

«Или еще не способен», – подумал он с удовлетворением.

Из самого нижнего ящика стола он достал древний нож для разрезания поверхности орсина – тот самый, который до этого давал Чарли, – и засунул его в карман жилета. Затем надел на руку перчатку из железа и дерева; ее маленькие зазубрины впились ему в запястье. В последний момент он вспомнил о своей записной книжке, хранящей все его тайны;