Прутский Декамерон - Алекс Савчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да-да, так что, пожалуйста, не обижайся. – Я опустил голову еще ниже. В этот момент я и не думал врать – сейчас мне казалось, что ничто и никто уже не в состоянии заставить меня сегодня иметь какие-либо отношения с женщиной. Светлана потянулась ко мне и стала гладить по голове и успокаивать, но затем вдруг оттолкнула меня от себя и спросила:
– Но ты ведь только что спал с Татьяной?!.
Я отрицательно покачал головой. Светлана продолжала смотреть на меня недоверчиво, затем спросила:
– А сколько тебе лет?
– Двадцать шесть, – ответил я, затем взял ее руки в свои и тут меня понесло: я стал жаловаться на жизнь, рассказал девушке, что это у меня произошло от неразделенной любви еще три года тому назад, и что вообще я, как мужчина, никогда с тех пор не спал с девушкой или с женщиной – не получалось и все. И так вошел при этом в роль, что мне стало самого себя ужасно жаль, и в глазах моих, кажется, даже выступили слезы. Светлана вначале утешала меня, затем стала убеждать, что все будет хорошо, и что мне обязательно повезет и попадется еще хорошая и умная девушка, с которой у меня все наладится и в жизни и в постели. При этом она вновь стала гладить меня по голове, по плечам и по спине, и я вскоре понял, что она в порыве сострадания готова стать той самой девушкой. Несколькими минутами позже, будто случайно проведя рукой по моему паху и убедившись, что мое тело не реагирует на ее простые ласки (!), использовала массаж, а затем и минет (здесь надо бы отметить, что всего несколько лет назад и слова-то такого в наших краях не знали, а если ты предлагал девушке поцеловать тебя там, то мог нарваться на слезы, упреки, оскорбления, наконец, а то и на пощечину. А теперь – вот вам, пожалуйста, девушка жаждет возбудить своего партнера любым известным ей способом). Правда, девушка перед этим поставила мне условие:
– Поклянись, что никому потом не расскажешь, тогда я в рот возьму.
– Бля буду, – тут же поклялся я, стараясь не засмеяться.
Она посмотрела на меня задумчиво, затем кивнула и перешла к активным действиям.
Я безучастно лежал на спине, а сильное, гибкое тело Светланы скользило по мне изворачиваясь, руки и губы ее творили чудеса, и девушка вскоре таки добилась своего – этот дурень с головой, но без мозгов, мой Удалец, кое-как выпрямился и встал! Она стала тереться и ласкаться об него, понемногу увлекаясь, а затем взялась за дело энергично и всерьез, оседлала меня верхом, насела на него, доставив мне при этом нешуточную боль, и начала двигаться, лицо ее исказилось от страсти. Девушке, очевидно, очень понравился процесс «лечения», но порой в своем усердии Светлана делала мне больно. Мой детородный орган онемел и почти ничего не чувствовал, и я еле сдерживал руками любвеобильную Светлану, направляя ее так, чтобы она не делала резких движений и не смогла причинить мне дополнительных неприятных ощущений. В эту, скажем прямо, непростую для себя минуту, я находился в таком состоянии, что, уже не думая о сексе, был в страхе за свое здоровье и почти не надеялся на благополучный исход нашей встречи. Светлана, счастливая от сознания, что так хорошо и положительно на меня влияет, довела все же меня (и себя, надеюсь) до высшей точки экстаза и мой измученный организм, наконец, выручил меня – произошло извержение и я кончил, уж не знаю чем: это было обалденное, несравнимое ни с чем удовольствие, такое, наверное, бывает, как утверждают врачи, один раз в жизни – за несколько секунд перед смертью. Что ж, оставшись после этого в живых, я готов признать, что это была упоительная пытка: у меня уже не было ни слов ни сил, чтобы поблагодарить мою лечительницу или мучительницу – не знаю, как было бы вернее сказать.
Умиротворенная, но, возможно, не до конца удовлетворенная Светлана улеглась рядом, и я, теряя границу между сном и явью, задремал, обнимая ее. Но долго отдыхать мне не пришлось – когда я вновь открыл глаза, на часах было уже четыре утра, и необходимо было вставать, чтобы поспеть на автовокзал к отправлению автобуса.
Светлана сладко посапывала, когда я осторожно высвободился из ее объятий и стал одеваться. В темноте среди прочих вещей мне в руки попалась косметичка одной из девушек. Любопытство, говорят, не порок. И я, открыв ее, обнаружил там два паспорта, помаду, тени и немного денег. При свете луны, пробивающемся из окна, с фотографии на первом паспорте на меня смотрела Татьяна – брюнетка, и фамилия у нее была такая, труднопроизносимая, с окончанием на «оглу». Второй паспорт принадлежал Светлане – на фото была такая же мордашка, а узнал я ее по светлым волосам, но не это было самое интересное… Я попросту не поверил своим глазам: в нем значилось имя девушки – ТАТЬЯНА!? Мне показалось, что у меня то ли от вина «Токай», то ли от переутомления двоится в глазах. Обе они – Татьяны?! При этом я, видимо, издал какое-то восклицание, потому что Светлана – или все же Татьяна? – беспокойно заворочалась на своем ложе. Я успел лишь разглядеть, что у девушек отчества разные и вложил паспорта на место, когда она открыла глаза и уставилась на меня непонимающим взглядом.
– Как все же тебя зовут, пупсик мой, признавайся? – спросил я, опускаясь рядом с девушкой на колени и целуя ее в шею.
Она, ничуть не удивившись, почему я вдруг среди ночи ее об этом спрашиваю, ответила, будто продолжая со мной давно начатый разговор:
– Вообще-то Таня.
– Но как же это возможно?.. – чуть не вскричал я, поднимаясь на ноги, – ведь вы же двойняшки!?
– Кто тебе это сказал? Мы – двоюродные сестры, – ответила Татьяна, решительно поднимаясь с матраса, решив, очевидно, что ей не придется больше спать. – Я тебе расскажу нашу историю, если тебе это интересно и заодно оденусь.
– Интересно, – отозвался я.
– Наш с Танькой дедушка, не доживший до нашего рождения всего месяц, – начала Татьяна, не прекращая при этом ловко, если учитывать что это происходило в темноте, натягивать на себя вещи, – просил перед смертью, чтобы кто-нибудь из его двоих сыновей, если у того родится дочка, назвал ее Татьяной – так ему захотелось, уж не знаем почему, может любовь какую его давнишнюю так звали, во всяком случае, в роду у нас до тех пор Татьян не было. И когда родились девочки, то есть мы – это произошло с разницей всего лишь в два дня, но в разных семьях и разных городах, – то обеих назвали Татьянами, а отцы наши тогда между собой не разговаривали, так как находились в ссоре из-за наследства. Вот так и получилось, что обе мы – Татьяны, и с десятилетнего возраста все время вместе, не разлучаемся. Ну а Светлана я для посторонних, чтобы нас все же могли как-то различать, – добавила она, мягко улыбнувшись, – вот хотя бы чтобы тебе было легче. И покрасилась я в блондинку по той же причине.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});