Грязь - Motley Crue

“Что ты имеешь ввиду?” возразил я невинно.

“Даже не вздумай приезжать. У меня будет очень много работы. Они абонировали меня на восемнадцать часов в день (They’ve got me booked for eighteen-hour days), поэтому у меня не будет времени для развлечений”.

“Ладно, успокойся”, смягчился я. “Веселись. Я поговорю с тобой, когда ты вернёшься”.

Я повесил трубку, затем позвонил двум своим друзьям и сказал, “Пакуйте чемоданы. Мы едем в Канкун”.

Я набрал «Американ Эйрлайнс» («American Airlines»), заказал билеты и на следующий день позвонил ей домой из самолета. “Я сейчас в самолете, пью коктейли”, сообщил я её автоответчику. “И я лечу, чтобы разыскать твою задницу”. Держу пари, что она уже жалела о том, что дала мне свой номер.

Полчаса спустя я проверил свой автоответчик, и там было сообщение от неё. “Ты с ума сошёл!” кричала она. “Не приезжай сюда. Это — не отдых. Это — рабочая поездка. Не смей приезжать!”

Но было уже слишком поздно. Когда я прилетел, я в поисках её начал обзванивать каждый отель на побережье (on the strip). Шестым отелем в моём списке был «Ритц-Карлтон» («Ritz-Carlton»), и когда они сказали, что Памела Андерсон остановилась там, я чуть было не обмочился от волнения. Её, конечно же, не было в номере, поэтому я оставил ей сообщение или штук шесть с вопросом, не хочет ли она встретиться и выпить чего-нибудь тем вечером.

Очевидно, она даже не собиралась мне перезванивать — так сильно она разозлилась. Но, на сей раз, её друзья были на моей стороне: Они видели, как усердно я тружусь, и упросили её: “Просто сходи с ним на один коктейль. Это не может повредить”. Ну, это-то как раз и повредило, потому что через четыре дня мы были женаты.

Я появился в вестибюле «Ритц-Карлтон» в майке с глубоким вырезом без рукавов (tank top), рваных джинсах и с татуировками (tats) повсюду. Мне не позволили войти ни в бар, ни в ресторан, поэтому мы решили послать этот дерьмовый отель ко всем чертям (fuck that piece-of-shit hotel) и поехали в другое место. Пока я усаживал её в такси, я задержался на мгновение, чтобы посмотреть на неё. Я так и не перестал любоваться ею.

Мы нашли местечко под названием «У Сеньора Фрога» («Senor Frog’s»), где сильно пахло разлитым пивом и блевотиной от «маргариты» (margarita vomit). Мы оба были и застенчивы, и смущены, особенно после всего того нарастания, приведшего к этому первому свиданию, но по мере того, как наступала ночь, «Сеньор Фрог» превращался в «Убежище», волшебство возвращалось без «экстази» и внешний мир постепенно растворился. У неё был один коктейль, который она мне обещала, за ним последовал ещё один коктейль, а за ним — какие-то другие коктейли, а за всеми этими напитками вместе, последовала её кровать в отеле. Когда мы, наконец, заснули, это был первый раз за всю ночь, когда мы перестали смотреть друг другу в глаза.

После этого мы зависали каждую ночь. Мы ходили по клубам, по ресторанам, по барам, по пляжам, и всё, что мы делали, — глядели друг на друга и целовались весь вечер. Затем мы отправлялись домой и занимались восхитительной любовью (made golden love). Она жила в шикарном номере в пентхаусе (penthouse suite), и лифт открывался прямо в её комнате, где находились бассейн и водопад, оба из них мы использовали с определёнными целями.

Я поверить не мог, что можно чувствовать себя таким счастливым. Это было сильнее, чем любой «экстази», который я когда-либо пробовал: Я, в буквальном смысле, не способен был думать плохо — ни о себе, ни о «Motley Crue», ни о Винсе. Из, так называемого, плохого мальчика, я превращался в какого-то пентюха (pansy). Это было похоже на то, будто наши сердца сплавлены вместе (hot-glued together). Когда она работала, я просто сидел в своём гостиничном номере, как мертвец, и ждал, когда она позвонит, чтобы снова вернуть меня к жизни. Я даже позвонил своим родителям и поблагодарил их за то, что они вырастили такого избалованного маленького негодника (spoiled little brat), у которого всегда было всё, что он хотел, потому что иначе у меня никогда бы не было такой самоуверенности, чтобы преследовать Памелу, подобно тому, как я это делал.

Когда её с’ёмки закончились, мы решили остаться в Канкуне ещё на два дня. Той ночью на дискотеке под названием «Ла Бум» («La Boom») я снял своё розовенькое колечко, надел его ей на палец и попросил её выйти за меня замуж. Она ответила “да”, обняла меня, и засунула свой язык прямо мне в горло. На следующее утро мы решили, что всё должно быть всерьёз, и попросили отель найти кого-нибудь, кто совершит церемонию бракосочетания. Мы сдали кровь, получили разрешение на брак (sniffed out a marriage license) и прежде, чем закончился день, мы, женатые, уже валялись на пляже в наших купальных костюмах. Вместо обручальных колец, мы выбрали нечто более долговечное: Татуировки с именами друг друга вокруг наших пальцев.

На следующее утро мы сели в самолет, чтобы лететь обратно в Лос-Анджелес. Чем ближе мы подлетали, тем больше жестокая действительность всё больше начинала настигать нас. Это была реальность. Мы были женаты.

“М-м”, спросила она меня. “Куда мы поедем? Ты хочешь поехать к тебе домой или ко мне?”

“У меня есть дом в Малибу, прямо на берегу…”

“Ладно, тогда мы едем к тебе”.

В момент, когда мы вышли из самолета в международном аэропорту Лос-Анджелеса (LAX–Los Angeles International Airport), нас ждал совершеннейший хаос (shitstorm). Аэропорт был наводнён грёбаными фоторепортёрами. Мы с трудом продрались сквозь толпу к моей машине и приехали ко мне. Я окинул взглядом холм, возвышавшийся над домом, повсюду под открытым небом расположились чуваки с камерами. Было похоже, будто мы уехали из рая полной свободы Канкуна, а приехали в адскую тюрьму Голливудского Вавилона (Hollywood Babylon). Мы наняли круглосуточного охранника, но мы по-прежнему не могли ступить и шагу без этой толпы линчевателей (lynch mob), которая преследовала нас повсюду.

Дела стали обстоять ещё хуже, когда Памела позвонила домой, чтобы сообщить новость своему семейству. Её мать, мать её, взбесилась и сказала ей немедленно подавать на развод (to file for divorce), в то время как её брат спросил мой адрес, чтобы он смог приехать и лично надрать мне задницу. По существу, они лишили её наследства и отказались признавать наш брак. Тем временем, Бобби оставила двадцать сообщений на моём автоответчике. Она услышала в новостях о том, что мы с Памелой поженились, и пришла в ярость. Настолько она была убеждена в том, что мы с ней по-прежнему вместе (As far as she was concerned, we were still going out).

Глава четвёртая

«ГДЕ, РАСПУТНИК, КОТОРЫЙ В ПРОШЛЫХ ПРИКЛЮЧЕНИЯХ, ГЛАЗОМ НЕ МОРГНУВ, ЛИШИЛ ДЕВУШКУ НЕВИННОСТИ ПОСРЕДСТВОМ ТЕЛЕФОННОЙ ТРУБКИ, ТЕРЯЕТ ГОЛОВУ ИЗ-ЗА ПРОСТОГО СВИДАНИЯ»

У подножья холма, где Пасифик Кост Хайвэй пересекается с Кэнан-Дьюм Роуд (Kanan-Dume Road), с моих глаз вдруг слетела пелена, и наступил момент просветления. Я резко затормозил у остановки перед «World Gym» (фитнес-клуб), выскочил из машины и разрядил своё оружие прямо в знак остановки (stop sign — ещё может означать красный сигнал светофора). Я всё ещё был в ярости, но я не был так глуп, как О. Джей. (имеется ввиду О. Джей. Симпсон [O. J. Simpson] — известный американский киноактёр, который, как предполагается, застав свою жену с любовником, убил их обоих). Я не позволю Брэнди разрушить мою жизнь ещё больше, чем она уже это сделала.