Пещера Черного Льда - Джулия Джонс

Оглянувшись на застывшую груду своей одежды, он содрогнулся. Сейчас он отчаянно нуждался в призрачном питье, в теплом молоке с медом, в целительном соке красавки, который закапывают в глаза полой иглой. Глаза пока не беспокоили его, но скоро начнут. Слабые, подверженные воспалению и красноте, они были его проклятием. «Это из-за их цвета, — сказал ему как-то один житель Иль-Глэйва. — Он такой необычный... прямо жуть берет. У женщины такие глаза восхваляли бы и изображали на полотне... у мужчины они считаются приносящими несчастье. Ты еще наживешь с ними хлопот. Пурпур — это цвет богов».

В этом воспоминании не было ничего неприятного. Вейс отодвинул щеколду и вышел за порог.

Холод ударил в лицо, свежий аромат снега наполнил ноздри и рот. Слезящимся глазам предстала сплошная белизна. Внизу лежало озеро, покрытое туманом, ели и дубы сверкали инеем, на снегу отпечатался его собственный кровавый след. Вейс проделал не столь длинный путь, как ему представлялось. Хижина стояла в каких-нибудь сорока шагах от берега, в рощице берез не выше человеческого роста. Вейс передернул плечами. Расстояние не имеет значения: его подвига оно не умаляет.

Уловив краем глаза какое-то движение, он невольно попятился. Он перевел взгляд влево и убедился, что внизу, у берега, в самом деле копошится что-то серое. Сарга Вейс облизнул сухие губы. Человек... нет, двое людей. Один лежит на льду, другой стоит над ним на коленях. У Вейса свело желудок. Плащ на втором не серый, а черный, кожаный, вывалянный в снегу. Плащ Рубаки. А он-то думал, что избавился от них.

Вейс прикинул, крепок ли лед у берега и хватит ли там воды, чтобы утопить двух человек. Но в тайнах льда он разбирался плохо и отвел мысль об убийстве, не дав ей созреть до конца.

— Эй, Женомуж! Сюда!

Вейс, вздрогнув, сосредоточил взгляд на коленопреклоненном человеке. Тот призывно махал рукой, и Вейс сразу заметил, что с ней что-то не так. На месте двух пальцев торчали кровавые обрубки. Увидев, что гвардеец тяжело ранен, Вейс немного успокоился и вышел из тени на свет.

Бредя по снегу к берегу, он вспомнил имя этого человека: Ход. Грязный редкозубый солдафон с черной каймой под ногтями, который хвастался своим родством с владетелем Соломенных Земель и в доказательство носил на груди его эмблему — две руки, сложенные крестом. Вейс его терпеть не мог. Все шестеро гвардейцев были прихлебателями Марафиса Глазастого, но этот и среди них выделялся своим рвением. И рта не мог раскрыть, чтобы не изрыгнуть какую-нибудь пакость.

— Помоги мне дотащить его до хижины. Он себе ногу отморозил.

Вейс, почти не слушая Хода, пробирался через изрытый замерзший ил у берега. Теперь тот, что лежал, стал ему лучше виден, и это снова вызвало у него учащенное сердцебиение. Огромная голова с шапкой светло-каштановых волос и широченные плечи: Марафис Глазастый. Сарга Вейс побледнел. Он думал, что Нож погиб в черных водах Лохани.

— Да, Женомуж. Ты бросил меня в зубах у черта, а он выплюнул меня назад. — Маленький ярко-голубой глаз смотрел на Вейса с чем-то вроде удовлетворения. Нож лежал на боку — половина тела на берегу, половина на льду. Его лицо приобрело восковую желтизну, сосуды на носу и щеках полопались. С маленького рта свисали ошметки кожи, шевелящиеся от дыхания, один глаз заплыл. Рука, желтая, чешуйчатая и скрюченная, как птичья лапа, подергивалась. Обмороженная нога в сапоге лежала на льду, как колода.

Марафис ощерился в улыбке, жуткой на тронутом морозом лице.

— Правильно боишься, Женомуж. Я видел, что ты сотворил с конем Стагро, я барахтался в воде позади тебя и видел, как ты вылез на лед.

— Я искал тебя, но в той ледяной каше...

— Прибереги вранье-то — пригодится. — Ход стал резать сапог на ноге Марафиса, и тот сморщился. — Мне одно хотелось бы знать: из трусости ты так себя вел или по злобе. Смерти моей хотел, а? Или так уж старался спасти собственную шкуру, что обо мне и моих людях и думать забыл?

Ход медлил убирать нож, ожидая ответа Вейса, Марафис стиснул в кулак здоровую руку, превозмогая боль. Оба, хоть и покалеченные, были все еще опасны. Проглотив желчь, Вейс сказал:

— Я не желал твоей смерти, Нож. Можешь в этом не сомневаться. Лед треснул не по моей воле, а из-за девушки. Она завела нас слишком далеко, ее конь был нагружен легче наших и умел танцевать на льду. Когда я упал в воду, у меня осталась только одна мысль: выбраться. Конь Стагро оказался близко, и я воспользовался им. А когда я вылез из воды, у меня уже не было сил ни на что другое.

— Однако до хижины ты все-таки дополз, — заметил Нож.

— И мокрую одежду скинул, — добавил Ход.

— Все это я сделал безотчетно. Я...

— Заткнись. Надоел пуще блох в мотне. Ты хочешь сказать, что ты трус, а не убийца, — ну так докажи это с помощью своей паскудной магии. Я не хочу потерять ногу и руку. Ты должен их спасти.

— Но...

Нож стукнул здоровой рукой по льду.

— Я видел, что ты сделал с лошадью — ты ее поджарил. Вот так ты должен согреть и меня, только осторожно, не обжигая. Ход присмотрит за тем, чтобы ты мне не навредил.

Ход ласково улыбнулся, показав застрявшие в зубах волокна вяленого мяса.

— Пусть дьявол тебе поможет, если навредишь, Женомуж.

Вейс попятился. Врачевать, и кого — Ножа! Его обуял ужас. Он не врач и не обучен, как некоторые чародеи, обращению с кровью и внутренностями. К болезням он питал отвращение, и желтая распухшая плоть Марафиса была ему противна, как вид кишащих на трупе червей. Да и сил у него нет. Как может он чародействовать после того, что случилось вчера? Он должен отдохнуть и выспаться.

— Давай помоги Ходу отнести меня в хижину.

— Я не могу тебя вылечить. Это просто невозможно.

Марафис тряхнул головой и сморщился, поплатившись за это усилие.

— У тебя нет выбора, Женомуж. Четверо лучших моих людей мертвы. Один получил стрелу в печень, другому продырявили грудь мечом, еще двое погибли в Лохани. Будь ты мужиком, а не полубабой, ты бы их спас. Я хорошо знаю твою черную душонку, Сарга Вейс. Ты хотел убраться отсюда подобру-поздорову, вернуться к своему хозяину и сплести ему сказочку о том, какой ты герой и какая злосчастная судьба постигла нас, остальных. Так вот, этому не бывать. Ход лишился двух пальцев, но он и с восемью с тобой справится. Он убьет тебя по одному моему слову, и у меня язык чешется это слово сказать. Ты мне нужен только как лекарь — вот и лечи меня. Может, тогда Ход забудет о потере своих братьев и оставит тебе жизнь.

Вейс смотрел в одинокий глаз Ножа. Даже простертый на льду, тот оставался опасным. Вейс верил, что он способен на все: стоит только вспомнить, что он выжил, провалившись под лед на морозе, чтобы убедиться в силе его воли.