Вечный зов (Том 2) - Анатолий Иванов

- Н-да, - как-то неопределенно произнес Иван.

- Вот сидим мы тут, на своей земле. И опасаемся ее... отовсюду ждем опасности. Разве к этому можно привыкнуть?

Иван долго осмысливал эти слова.

- Пожалуй что, если так... Только я скажу - и не надо. Не надо привыкать, ежели в этом смысле.

- В этом, Иван Силантьевич, - кивнул Алейников.

Короткая июльская ночь вот-вот уже начнет с востока подтаивать, а Олька Королева все не возвращалась. Она должна была узнать у деда Сереги, где сейчас находится партизанский отряд Кондрата Баландина, бывшего председателя жуковского колхоза. В зависимости от этого Алейникову предстояло принять решение - двигаться дальше или где-то укрываться на день.

Он опять встал, начал вглядываться в темноту.

- Как бы не оплошала. Вдруг в Жуковке немцы?

- Девка, видать, неглупая, - успокоил Иван Алейникова. - Ты-то ее давно знаешь?

- Не очень. Всю оккупацию она разведчицей была у партизан.

- Вон что! Чего же она, как старуха, в платок мотается?

- Голову себе попортила кислотой. Чтоб немцы не опоганили.

Иван долго-долго теперь молчал. И наконец произнес со вздохом:

- Чего люди за войну эту не натерпятся, не переживут...

- Да-а... - Алейников опять сел. - Война всегда сильно ломает судьбы людей. По себе знаешь.

Грудь Ивана Савельева неслышно колыхнулась, ему стало немножко неприятно, что Алейников опять сказал об этом, но обиды на него не было.

- Порой диву только даешься... - продолжал свое Алейников. - В ту войну, в гражданскую - твою судьбу, в эту - Федора, брата твоего родного.

- Война, конечно, войной, да и окромя причина для этого всегда бывает, сказал Иван не для оправдания себя или тем более Федора, а чтобы уяснить что-то, какую-то мысль, вроде и ясную ему, да не до конца.

- Это само собой, - согласился Алейников. - Кого по глупости, кого по тупости...

- Он, что ж, Федька, добровольно к немцам ушел или через плен?

- Этого не знаю. А если через плен, разве не мог добровольно? Да и в этом разве дело?

- Ну да, - произнес Иван согласно. Подумал о чем-то, усмехнулся. - Встреча если выйдет сейчас с ним, в глаза, сволочуге, погляжу. И скажу: маялись мы с тобой, Федька, обои в жизни, да, показало время, в разные стороны. Не поймет только...

- Пойме-ет! Он неглупый, - произнес Алейников. - Что же, ежели возьмем живым его, скажи... - И через паузу продолжал: - А насчет разных сторон верно ты, Иван Силантьевич, в точку... Вот встретил я тут недавно одного, который тоже, кажется, мается. В ту сторону, как ты. Знаешь, кого? Зубова-то, царского полковника-карателя, помнишь?

- Ну? - промолвил Иван. - Сводила меня судьба потом и с сыном его...

- Сына его я тут и встретил.

- Петра Зубова?!

- Именно. В штрафной роте у Кошкина. Сиди, чего вскочил?

Иван, приподнявшийся было, осел, задышал громче обычного.

- А с ним и родственника твоего через Анну Кафтанову - Макара. Родного сынка Михаила Лукича Кафтанова.

Осмысливая это известие, Иван помолчал с полминуты, потом сказал:

- Дела... Ну и что?

- Долго я говорил с ним. С Макаром не пришлось, а этот сам на разговор вышел. Что же, скажу тебе... ежели и не понял я его судьбу, то почувствовал не умер, пробуждается в нем человек. Мелькнула было даже мысль: не взять ли его с собой в Шестоково? Может, и несерьезная пока. Но мелькнула... И в общем жаль, если в том бою, о котором и ты рассказывал, погиб. Уцелели тогда не многие. А Макар вот уцелел, если интересно тебе...

Иван лишь молча усмехнулся и потом стал глядеть в темноту.

- Погиб если Зубов, так в ту пору, когда и не надо бы уже...

- Да, бывает, - встрепенулся наконец Иван. - А я вот что хочу, Яков Николаевич, спросить... Ты, говоришь, Кружилину об нас с Семкой сообщил, в Шантару. А про Федьку? А?

Алейников ответил не сразу:

- Не писал я ничего про Федора.

Иван облегченно выдохнул из себя воздух.

- И не надо, а? Яков Николаевич! - почти шепотом попросил Иван. - Никуда не надо бы... Ведь что будет с Анной? С ее детишками?

- Да, что будет? - вздохнул и Яков. - Не сладко им в жизни, наверно, будет. Но не от меня это зависит, сообщить куда или не сообщать. Мне это и не положено.

- В чем детишки виноваты? Андрейка, младший ихний, на фронт бегал. Семка-то как воевал, я видел.

- С Семеном, сам говорил, еще и не ясно, убит он или...

- Теперь, я уже надеюсь, что убитый, - почти простонал Иван. - Ах, война... Проклятая война, что она делает!

Выговорившись, они теперь оба сидели недвижимо. И теперь уже ничего не нарушало тишину звездной июльской ночи. Не нарушало до тех пор, пока где-то неподалеку в зарослях не пискнула первая проснувшаяся птица.

Она подала голос и умолкла. Иван, будто ожидавший этого звука, пошевелил плечами, сбрасывая окаменелость, поднял руку и провел ладонью по лицу.

- Да-а... - И зачем-то спросил: - А ты, Яков, досель одинокий?

- Когда же мне было жениться? И на ком?

- Ну, на ком! Ты ж не в окопах воюешь...

- Тихо! - прошептал Алейников, в течение всего разговора чутко прислушивавшийся к темноте, к ночному пространству. - Кажется, возвращается, слышишь?

Иван, сколько ни вслушивался, не мог различить в тишине ни одного шороха.

- Ни черта...

- Идет... кто-то. - Алейников поднялся. - Давай буди всех.

Люди тотчас просыпались, едва Иван дотрагивался до них, и в ответ на шепот, что кто-то приближается к ним, молча и привычно снимали с предохранителей автоматы.

Алейников стоял возле дерева, слившись со стволом.

Сбоку опять подала голос зорянка, ей откликнулась другая. Иван, затаившийся вместе с другими в зарослях, сквозь ветки увидел, что восточный край неба чуть тронулся синевой.

- Она, - негромко произнес Алейников, снимая у всех напряжение.

Фигура девушки появилась из мрака раньше, чем рассчитывал почему-то Иван, и потому неожиданно. Появилась неслышно, будто плыла по воздуху, не касаясь земли, - под ногами ее хоть бы сучок треснул. "А Яков все равно расслышал. Ишь специалист!" - подумал он восхищенно об Алейникове.

- Отряд там, в Поповских лесах, километрах в семи от Шестокова, - сообщила Королева. - Я думаю, надо идти. Тут пустыри по дороге, пока развиднеет, мы их пройдем. Да и немцев в Жуковке нет. А там все леса и леса...

- Взять вещевые мешки, - приказал Алейников. - Устала?

- Нет. Дед Серега меня молоком напоил. Живая его корова, оказывается. Всю войну ее в лесу держит, неподалеку за деревней, - сообщила она, повернувшись к Ивану. - Дед этот смека-алистый!

Это "смека-алистый!" она произнесла по-детски восторженно, поправила платок, туже затянула его под подбородком.

- На днях партизаны пытались Бергера живым взять. Из Орла он, что ли, возвращался.

- Бергера?! Ну?! - воскликнул Алейников нетерпеливо.

- Не получилось что-то там. Убили его в перестрелке. А документы, которые были при нем, все забрали...

- Вот как... Ну, поторопимся тогда действительно.

- Пошли, - сказала Королева.

И все двинулись в прежнем порядке - сперва Олька, за ней Гриша Еременко, дальше Иван, Алейников и остальные.

Синеющий край неба остался у них справа.

* * * *

Поповскими эти леса назывались потому, что в двадцатых годах в них долго укрывалась банда, возглавляемая попом шестоковской церквушки Захарием Баландиным, который был старшим братом председателя Жуковского колхоза, а теперь командира партизанского отряда Кондрата Баландина, человека грузного, заросшего жестким, поседевшим волосом. Фанатичный поп в первый же день установления Советской власти предал ее публично анафеме, а заодно проклял и своего брата, который только что вернулся с фронта и был назначен председателем сельского Совета. Когда Кондрат в окружении безоружных сельчан явился в церковь и потребовал прекратить контрреволюционную агитацию, Захарий выхватил из-под рясы револьвер и в упор саданул в брата. Пуля глубоко пропахала Кондрату правую щеку, а поп, воспользовавшись замешательством, ринулся из церкви, в дверях обернулся и еще раз выстрелил, убив наповал одного из мужиков. С револьвером в руке, распугивая встречных, он, махая полами рясы, как крыльями, черной птицей пронесся вдоль улицы, угрожая оружием, остановил бричку-одноколку, вскочил на нее, схватил вожжи и, стоя в бричке, принялся нахлестывать лошадь.

Затем по окрестным деревням он сколотил банду из таких же фанатиков, как сам, и, укрываясь в мрачном, болотистом лесу, много лет бесчинствовал по всей округе. Он жег несколько раз коммуну, трижды посланные им люди стреляли в Кондрата Баландина, но, к счастью, неудачно. Кондрат, вооружив, чем было возможно, шестоковских мужиков, с помощью хиленьких сил милиции тоже не раз пытался банду уничтожить. Но хитрый поп был всегда настороже, врасплох застигнуть себя не позволял, и каждый раз его люди уходили в глубь лесов, за болота, где их было не взять.

Лишь в двадцать шестом году, уже с помощью регулярной части Красной Армии, банду удалось разгромить. Сам Захарий ни живым, ни мертвым в руки не попался. Отстреливаясь, он пятился в глубь болот, но где-то оступился с тропы и захлебнулся, утонул в трясине.