Влюбленный Дракула - Карин Эссекс

Я не могла не признать его правоты. До сих пор мои удивительные способности были мне в тягость, и мне самой, и окружающим меня людям они внушали страх. Я мечтала избавиться от своего дара и найти себе место в простом и обычном мире, где все предметы и явления можно объяснить с рациональной точки зрения. В этом мире жил мой отец и доктора клиники, едва не уморившие меня, — все те, от кого меня спас граф. Этот мир не желал меня принимать, он был мне враждебен и стремился от меня отделаться. Граф открыл мне множество неприятных истин, но из всех людей на земле лишь его одного я могла не опасаться.

Солнце село, ранние ноябрьские сумерки стремительно сгущались.

— Есть еще одно обстоятельство, которое до сих пор остается для меня загадкой, любовь моя, — произнесла я. — Не представляю, что заставило меня предпочесть разлуку с тобой вечной жизни.

— В то время у тебя были причины для подобного выбора. Признаюсь, мне эти причины представлялись несущественными, и я делал все, чтобы переубедить тебя.

— Ты мой спаситель, моя защита и опора. Лишь благодаря тебе этот мир до сих пор не сумел погубить меня. Впредь мы никогда не расстанемся, верно?

Граф встал и протянул мне руку.

— Я хочу кое-что показать тебе, — сказал он. — Здесь поблизости есть место, которое ты очень любила прежде.

Я уже собиралась идти к карете, но граф остановил меня.

— Если мы воспользуемся каретой, мы пропустим время сумерек.

Подхватив меня на руки, он зашагал по тропе, ведущей к дому. Вскоре ноги его перестали касаться земли, и мы полетели, так быстро, что окружающий нас пейзаж сливался в размытые полосы коричневого и зеленого. Ветер свистел у меня в ушах; к восторгу, который я испытывала, примешивался испуг. Хотя у меня уже был опыт подобных путешествий, мы впервые мчались с такой скоростью и на столь длительное расстояние. Судя по сверканию воды, которое я различила, глянув вниз, мы летели вдоль реки. Вдали виднелась бескрайняя поверхность моря, казавшаяся сверху стеклянной, впереди возвышалась внушительная горная гряда. С замиранием сердца ожидая, что мы вот-вот врежемся в скалу, я закрыла глаза. Неожиданно свист ветра у меня в ушах стих. Мы оказались в одной из горных пещер, откуда открывался вид на побережье.

Сердце мое бешено колотилось под ребрами. Полет доставил мне несколько упоительных мгновений, но я была рада вновь ощутить под ногами твердую почву. В пещере царил сумрак, но, насколько я могла судить, она была не слишком глубока. Я повернулась и замерла от ужаса, увидав, что стою на самом краю обрыва. С губ моих сорвался испуганный вскрик, я потеряла равновесие и неминуемо свалилась бы с горной кручи, если бы граф не подхватил меня. Припав к его груди, я окинула побережье взглядом. На востоке уже взошла луна, золотистая и безупречно круглая, а на западе еще можно было разглядеть верхушку почти утонувшего в море солнечного шара, бросавшего на небо последние алые отблески.

Граф крепче сжал меня в объятиях и спросил, касаясь губами моего уха:

— Ты помнишь это место?

Я закрыла глаза и мысленным зрением увидала, как лежу на меховом одеяле в этой самой пещере. Небольшой костерок, горевший в углу, разгонял сумрак, освещая шершавые стены и низкий свод.

— Конечно, помню, — ответила я. — Это наш тайный приют, который мы называли гнездом орла. Ты приносил меня сюда, когда мы хотели укрыться от дождя или просто побыть в одиночестве.

— Ты права. А ты помнишь, чем мы здесь занимались?

Он сжал руками мои виски.

«Это происходит сейчас, здесь, в этом самом месте, — донесся до меня его беззвучный голос. — Мы никогда не покинем его. До скончания времен мы будем заниматься здесь любовью».

Я прижималась к нему все крепче, позабыв обо всем, кроме своего неутоленного желания. Не помню, каким образом я оседлала его чресла и, глядя в его помутившиеся от наслаждения голубые глаза, начала неистовую скачку. В неровном свете костра лицо его казалось почти прозрачным. Длинные мои волосы, рассыпавшись по плечам и груди, покрывали меня подобно черному плащу, и он отбросил их назад, чтобы видеть мое тело. Внезапно я увидела его таким, каким он жил в моих воспоминаниях, — молодым и неискушенным. Я видела, как он запрокидывает голову, открывая свою белую гладкую шею.

«Сделай это».

Память рисовала мне, как я, коснувшись пальцем его шелковистой кожи, делаю небольшой разрез, моментально покрасневший от крови, и припадаю к нему.

Он ворвался в мои воспоминания, покрывая мою шею поцелуями, нежными, но настойчивыми. Он слегка сжимал мою кожу зубами, не прокусывая ее, но до крайности распаляя мое вожделение. Глядя ему в лицо, я поняла, что он проник в мое сознание и увидел то, что видела я. Не сказав ни слова, он расстегнул ворот рубашки, обнажая шею, крепкую и мускулистую, как у античной статуи. Мне не пришлось пускать в ход свой острый ноготь, ибо мы совершили разрез совместным мысленным усилием. Показалась кровь, более яркая, чем человеческая. Он не двигался и хранил молчание. Я знала, он не станет ни препятствовать мне, ни ободрять меня. Мне предстояло самой сделать выбор.

Я приникла к ранке губами, и весь мир тут же перестал существовать для меня. Я не просто ощущала вкус его крови, я сливалась с ним воедино, впитывая в себя все его существо без остатка. Казалось, я никогда не смогу утолить обуревавшую меня жажду, которая становилась все сильнее по мере того, как живительный поток проникал внутрь меня, заставляя каждый мой нерв трепетать от восторга. Я все настойчивее прижималась губами к ране, а мой возлюбленный, опустив руки мне на затылок, давал понять, что я могу пить еще и еще. В какой-то момент я осознала, что изнемогаю от наслаждения, но продолжала сосать, словно дитя, насыщающееся из материнской груди. Отчаянное желание сделать его частью себя самой, соединив его кровь со своей собственной, не давало мне остановиться. Я с поразительной отчетливостью ощущала, как кровь его, входя в меня, изменяет мой телесный состав. Два наших тела превратились в два сообщающихся сосуда, соединенных навечно. Наверное, я никогда бы не оторвалась от него и, охваченная эйфорией, высосала бы его кровь без остатка, но он, вцепившись в мои волосы, заставил меня поднять голову.

Я попыталась освободиться и вновь припасть к упоительному роднику, но вырваться из его хватки было невозможно. Рубашка его была разорвана, из раны на шее стекали кровавые ручейки. Но стоило ему провести по ране пальцами, она закрылась, и кожа его вновь стала гладкой и безупречной.

В море, 15 ноября 1890.

С тех пор как я отведала его крови, до того момента, когда два дня спустя мы покинули Ирландию, граф не спускал с меня глаз. Он возился со мной, как с ребенком, сам купал и одевал меня, заставлял есть, считал мой пульс, прислушивался к биению моего сердца и потчевал лечебными настоями. Все эти заботы казались мне совершенно излишними, ибо я испытывала такой прилив энергии, что не знала, как ею распорядиться. Внутри меня словно вспыхнул какой-то запал, и я не знала, как погасить его. Я была одержима одним желанием — вновь припасть к источнику на шее моего возлюбленного. Однако на все мои просьбы граф отвечал отказом.