Блистательные годы. Гран-Канария - Арчибальд Джозеф Кронин

срок. Но Лейт с самого начала понимал, что у Мэри острая форма лихорадки, яростно и стремительно приближающаяся к неизбежному перелому, после которого больная или выживет, или умрет. Харви с мукой признал это как данность, поддерживало его только ожидание скорого кризиса. Однако тот не приходил. Наступила лишь ремиссия, принесшая с собой отраву ложной надежды. А потом температура снова начала подниматься выше и выше, к пылающему пику, где жизнь должна была сгореть и просыпаться пеплом в беспредельную бездну. Нарастающий жар и замедляющийся пульс. Харви с абсолютной уверенностью знал, к чему приведут эти симптомы, если только не наступит кризис. И его душа задыхалась в отчаянии.

Снова заговорила Сьюзен, словно перебросив мост через глубокую пропасть:

– Надо зажечь свечи.

Она зажгла свечу, потом другую, молча поставила их на стол. Язычки пламени держались прямо, не колеблясь, как копья, они вынудили тени отступить, и те замерли в ожидании, будто скорбящие участники похорон вокруг катафалка. В круг света вплыл, подобно кораблю, крупный белый мотылек; жужжание насекомых напоминало назойливый шепот молящихся.

Наблюдая за их кружением, Сьюзен сказала:

– Пора мне закрыть окно. – И после паузы пояснила: – Из-за ночного воздуха.

Харви поднял голову и посмотрел на помощницу. Слова достигали сознания, как капли, падающие с огромной высоты. Наконец, словно вернувшись после долгого отсутствия, он медленно произнес:

– Позвольте, я это сделаю.

Поднявшись, он подошел к окну, закрыл его. Двигался он скованно, неловко – сказывалась ужасная усталость.

Харви прислонился лбом к оконному стеклу. Темнота опускалась быстро. Даже деревья, казалось, вяло поникли в душном воздухе под ее тяжестью. Далеко на востоке в тучах еще виднелась расщелина, испускавшая медное свечение, будто полоска расплавленного металла. Предвестие бури. Почему-то это свечение выглядело зловеще, наполняя жаркую ночь ощущением роковой неизбежности. Харви обернулся и обнаружил, что Сьюзен смотрит на него печальными и спокойными глазами.

– Будет буря, – заметила она. – Это витает в воздухе.

– Да… там гроза… за этими горами, – сказал Харви и тут же забыл о своих словах. Он смотрел на помощницу, изучая ее бледное усталое лицо, ее растрепанные волосы и закатанные рукава, повязку на большом пальце – сожгла кожу едким дезинфектантом. – Вы совершенно измотаны, – резюмировал он наконец.

Хотя он произнес это абсолютно бесстрастно, Сьюзен мгновенно покраснела, и вместо улыбки ее рот искривился в нервной гримасе.

– И вовсе я не измотана. Ни капельки. Это вы… вы так много сделали. Вы не могли бы сделать больше. Мне кажется, вы… вы себя убиваете.

Он не прислушивался к ее словам. Глядя на наручные часы, предложил:

– Спуститесь и поешьте. А потом вы должны поспать.

– Но мне не нужен отдых, – запротестовала она глухим, неровным голосом. – Вот вам это необходимо. Прошу, прошу вас, послушайте меня…

– Идите вниз, – повторил он заботливо, словно не слышал ее просьбы.

Она невольно вскинула руку в жесте несогласия, но одернула себя. Умоляюще посмотрела на Харви.

– Всего лишь одна ночь отдыха, – прошептала она. – Иначе вы просто не выдержите. Вы так тяжело работали, вы изнурены. Сегодня вы должны… да… сегодня вы должны отдохнуть.

Он медленно приблизился к изголовью кровати. Смотреть на его лицо было невыносимо. Потом он сказал:

– Вы знаете, что следующей ночи может и не быть.

Наклонившись вперед, Сьюзен попыталась перехватить его взгляд, но тщетно. Его рука упала на подушку, и он снова сел рядом с кроватью.

Она постояла, украдкой наблюдая за Харви. Бесполезно… бесполезно! Ее слова не имели над ним власти. Подавив вздох, она повернулась, открыла дверь и побрела, прихрамывая, по коридору и вниз по лестнице.

В столовой был накрыт ужин, горели свечи, Коркоран и маркиза уже сидели за столом и ждали. Увидев принарядившуюся маркизу, эксцентричную, похожую на куклу-марионетку, Сьюзен испытала необъяснимое раздражение. Она тяжело опустилась на стул и принялась с видом полной безысходности помешивать кофе, который поставил перед ней Джимми. Долгое время все молчали. Затем Джимми вытер лоб и заметил, исключительно из желания смягчить гнетущую тишину:

– Ей-богу, скорей бы уже громыхнуло. Как по мне, это тянется чересчур долго.

Маркиза, сидевшая чопорно и прямо в своем пышном одеянии, заявила:

– Буря не начнется. Завтра – да. Но не сегодня.

– Я уже заждался, – сказал Коркоран. – Чесслово, ожидание – это как сидеть на бочке с порохом.

Сьюзен беспокойно пошевелилась. Из-за крайнего утомления ее нервы были напряжены до предела.

– Давайте не будем ныть по поводу грозы, – выпалила она. – По-моему, все и без того плохо. Мне кажется, нам следовало бы молиться, а не жаловаться на погоду.

Маркиза деликатно возвела глаза к потолку. Ей не нравилась Сьюзен, которую она называла «Американа». Роджерс, американец, воровал воду из ирригационного источника, и маркиза перенесла враждебность по отношению к нему на всех представителей этой страны. В ее собственном простодушном изложении это звучало так: американцы поступили с ней дурно.

– Слова-то святые, а когти кошачьи, – пробормотала она и отстраненно улыбнулась. – Это старая пословица, которую я запомнила. Но, несмотря на все пословицы и молитвы, разумеется, гроза настанет.

Жаркая краска вспыхнула на серых от усталости щеках Сьюзен. Ей хотелось дать себе волю, бросить в лицо этой нелепой старухе по-настоящему обидный ответ. Но нет, она сдержалась. Опустила глаза в тарелку и извинилась:

– Наверное, я должна попросить прощения за такие слова. Я не подумала. И я разваливаюсь на части. Наверное… наверное, все дело в этом. Мне жаль.

– Нет нужды сожалеть сейчас, Американа, – сказала маркиза, странно кивая головой. – Когда придет гроза… гроза, о которой нельзя говорить… тогда будет больше поводов для печали.

Сьюзен уставилась на нее, одолеваемая дурными предчувствиями, и спросила, запинаясь:

– Что вы имеете в виду?

Маркиза изящно глотнула воды.

– Некоторые мысли не выразишь словами. Лучше обдумывать их, оставляя невысказанными. Я могла бы многое сказать о сборище гостей под моей крышей. Возможно, в этом есть смысл, недоступный человеческому пониманию. Мы, люди, столь сильно чувствуем и столь мало знаем.

– Не говорите так, – прошептала Сьюзен. – У меня мороз по коже. О, весь этот дом наводит на меня страх.

– Диковинные дела вершились в этом доме, – спокойно ответила маркиза. – И еще более диковинные могут свершиться. К чему себя обманывать? Без сомнений, приближается какое-то бедствие. Воистину, я его предвижу. Это витает в воздухе, как гроза. Придет ли несчастье по мою душу? Нет-нет. Мой час еще не пробил. Или по вашу? Вы так сильны, так крепки духом. Вы скажете, что есть только один очевидный ответ: беда стучится к английской сеньоре. Что ж, можете судить по своему желанию. – Она повела крохотной, унизанной кольцами рукой в жесте