Приключения Конана-варвара (сборник) - Роберт Говард

– Ба! – фыркнул Хорса. – Мозги старины Конана повредились в молодости после доброго удара по голове. У Конана начался бред после горячки боя; посмотрите, как помят его шлем. Любой из этих ударов мог повредить его разум. Он погнался за иллюзией, призраком, который заманил его в ледяную пустыню. Он с Юга, что он может знать об Атали?

– Пожалуй, ты верно говоришь, – пробормотал Конан. – Все было так странно и необычно, клянусь Кромом!

И тут он умолк на полуслове, глядя на предмет, который сжимал в левой руке. Остальные в немом удивлении уставились на тончайшую вуаль, которую он показал им, – прозрачную и невесомую ткань, выткать которую человеческие руки не в силах.

Логово ледяного червя

Воспоминания о холодной красоте Атали преследовали Конана. Пресытившись размеренной патриархальной жизнью Киммерии, он отправился на юг, в цивилизованные королевства, надеясь найти там достойное применение своему мечу, поступив на службу к кому-либо из хайборийских принцев. В это время Конану исполнилось двадцать три года.

Весь день одинокий всадник двигался по склонам Эйглофианских гор, которые пересекали мир с запада на восток величественной стеной снега и льда, отделяющей северные земли Ванахейма, Асгарда и Гипербореи от южных королевств. Сейчас, в самый разгар зимы, большинство проходов были закрыты. С наступлением весны, однако, они открывались, предоставляя ордам яростных светловолосых северян-варваров свободный доступ на теплые и благодатные просторы Юга.

Всадник был один. В самой верхней точке прохода, ведущего в Пограничное королевство и Немедию, он натянул поводья, останавливая коня, чтобы на мгновение полюбоваться открывшимся его взору фантастическим зрелищем.

Небеса окрасились в малиновые и золотистые тона, которые сгущались от зенита к восточному горизонту, превращаясь в пурпур наступающего вечера. Но яростное великолепие уходящего дня все еще окутывало снеговые шапки гор обманчиво теплым розовым сиянием. Оно отбрасывало глубокие фиолетовые тени на замерзшую поверхность ледника, который, извиваясь подобно ледяной змее, сползал с самых высоких горных кряжей вниз, к подножию прохода, где сворачивал влево и терялся меж холмов, превращаясь в речной поток. Тот, кто шел по проходу, был вынужден осторожно передвигаться по самому краю ледника, надеясь не провалиться в одну из невидимых глазу расщелин и не остаться навсегда под сошедшей с верхних склонов лавиной. Заходящее солнце раскрасило ледник в сверкающие малиновые и золотые цвета. Скалистые уступы гор, поднимавшиеся по обе стороны ледника, тут и там усеивали карликовые деревья с искривленными стволами.

Всадник знал, что перед ним лежит Ледник Снежного Дьявола, известный также под именем Реки Ледяной Смерти. Все, что он слышал об этом проходе, проложенном через ледник, было окутано незримым покровом страха. Его соплеменники-киммерийцы, живущие в мрачных и унылых предгорьях к западу отсюда, отзывались о Снежном Дьяволе не иначе как со страхом и ужасом, хотя никто уже не помнил, откуда это пошло. Он частенько изумлялся про себя легендам, ходившим об этом глетчере, которые приписывали ему таинственную ауру древнего зла. Говорили, что в здешних горах исчезали целые караваны, которые больше никто и никогда не видел.

Молодого киммерийца звали Конаном, и он бесстрашно отметал подобные слухи. Вне всякого сомнения, думал он, пропавшим без вести людям недоставало навыков хождения по горам, и они наверняка беззаботно ступали на снежные мосты, под которыми скрывались бездонные трещины и провалы. Кром свидетель, такое случалось нередко; из-за этого погибли многие друзья детства Киммерийца. Но это же не причина, чтобы относиться к Снежному Дьяволу с трепетным пиететом, приписывая ему всякие страхи и ужасы.

Конан торопился миновать проход, чтобы спуститься в Пограничное королевство, поскольку незатейливая и во многом примитивная патриархальная жизнь Киммерии уже начала утомлять его. Его злополучный вояж в Ванахейм с отрядом светловолосых искателей приключений принес ему много шишек и шрамов, но мало денег. Кроме того, та история оставила болезненные и рвущие душу воспоминания о снежной красавице Атали, дочери ледяного великана, которая едва не завлекла его в ледовые объятия смерти.

В общем, унылый Север изрядно поднадоел ему. Он жаждал поскорее вернуться на жаркий Юг, чтобы вновь вкусить радости шелковых одежд, золотистого вина, шумных пирушек и податливой женской плоти. «Я сыт по горло, – думал он, – скучной, серой деревенской жизнью, спартанской строгостью лагерей и аскетизмом походных бивуаков!»

Его конь, осторожно ступая, принес Конана к тому месту, где ледник упирался в прямой путь вниз, к предгорьям. Конан соскочил с седла и повел своего скакуна в поводу по узкой тропинке между глетчером слева и крутым заснеженным откосом справа. В просторной накидке из медвежьей шкуры он казался еще массивнее. Под накидкой скрывалась кольчуга и тяжелый меч с широким лезвием, висевший на бедре.

Ярко-синие глаза его настороженно сверкали из-под козырька рогатого шлема, а нижнюю часть лица прикрывал белый шарф, чтобы защитить легкие от укусов ледяного горного воздуха. В свободной руке он нес небольшое копье. Там, где тропинка скрывалась под поверхностью ледника, Конан ступал с удвоенной осторожностью, тщательно ощупывая снег под ногами кончиком копья в тех местах, где, по его мнению, могли скрываться расселины. К седлу на ремне был приторочен боевой топор.

Он подошел к концу узкого прохода между глетчером и склоном горы, там, где ледник поворачивал налево, а тропинка вела вниз по широкому, постепенно понижающемуся склону, покрытому тонким слоем весеннего снега, из-под которого кое-где торчали валуны и торосы. Но раздавшийся за спиной крик ужаса заставил его резко развернуться и вскинуть голову.

Слева, на расстоянии полета стрелы, там, где поверхность ледника выравнивалась, прежде чем перейти в пологий спуск вниз, несколько косматых неуклюжих фигур окружили стройную девушку в белых мехах. Даже издалека в чистом и прозрачном горном воздухе Конан разглядел ее разгоряченное личико с розовыми щечками и гриву блестящих каштановых волос, выбившихся из-под белого капюшона. Она была настоящей красавицей.

Не тратя времени на раздумья, Конан сбросил с плеч собственную накидку и, опираясь на копье, как на шест, взлетел в седло. Подобрав поводья, он вонзил каблуки сапог в бока жеребца. Когда животное попятилось и встало на дыбы, ошарашенное поспешностью, с которой его понукали устремиться вперед, Конан уже открыл рот, чтобы издать дикий, леденящий кровь боевой клич киммерийцев, но тут же поспешно закрыл его. Юношей он частенько испускал этот клич, чтобы подбодрить себя, но годы, проведенные на туранской службе, научили его некоторой хитрости и даже коварству. Не было никакой необходимости заранее предупреждать тех, кто напал на девушку, о своем появлении.

Однако же они очень скоро услышали его. Хотя снег приглушил стук лошадиных копыт, негромкий лязг его кольчуги и скрип седла и сбруи заставили одного из них обернуться. Он закричал и дернул своего соседа за руку, так что через несколько мгновений все нападавшие развернулись лицом к Конану, готовясь оказать ему достойную встречу.

Их было около дюжины, крепких горцев, вооруженных грубыми деревянными дубинками, а также копьями и топорами с кремневыми наконечниками. Коренастые, невысокие, с покатыми лбами, с короткими руками и ногами, они были одеты в потрепанные облезлые меха. Из-под косматых бровей над мощными надбровными дугами поблескивали маленькие воспаленные глазки, а толстые губы разошлись, обнажая крупные желтые зубы. Они походили на какую-то тупиковую ветвь человеческой цивилизации, философский спор о которой Конану однажды довелось услышать во дворах храмов Немедии. Но сейчас он был слишком занят, направляя своего коня на толпу чужаков и целясь копьем в ближайшего, чтобы всерьез предаваться размышлениям на эту тему. А потом он, как горная лавина, врезался в них.

Конан понимал, что единственный способ справиться с таким количеством врагов – сполна воспользоваться скоростью и подвижностью своего коня. Он должен все время быть в движении, чтобы не позволить им окружить себя. Хотя кольчуга защитит его от большей части ударов, горцы даже своим грубым оружием могут запросто убить его коня. Поэтому он направил своего скакуна на ближайшего звероподобного мужчину, стремясь оставить его по правую руку.

Когда железный наконечник пробил кости и поросшую густыми волосами плоть, горец страшно закричал, выронил дубину и попытался схватиться за древко копья Конана. Конец копья опустился, а торец, наоборот, приподнялся. Пролетая галопом сквозь рассеявшуюся банду, Конан выдернул застрявшее копье.

Позади него горцы разразились гневными и испуганными воплями. Они размахивали дубинами и жестикулировали, выкрикивая противоречивые команды. Тем временем Конан развернул своего коня и вновь направил его на толпу. Брошенное копье скользнуло по плечу его кольчужной рубашки, еще одно легко ранило коня в круп. Но он пронзил своим копьем еще одного горца и вновь вырвался на свободу, оставив позади корчащееся тело, забрызгивающее снег красным.