Далекие Шатры - Мэри Кайе

Взгляд Аша упал на скомканную тряпку, которую он выбросил из палатки, не видя нужды в дальнейшем сокрытии улики. Мгновение спустя он вышел и подобрал окровавленный лоскут, внезапно сообразив, как им воспользоваться.

26

На следующий день они выступили в путь позже обычного. Задержка произошла из-за ссоры между возницей телеги и махаутом вьючного слона по поводу распределения багажа. Вопрос пустяковый, но оба спорщика мигом вошли в раж, каждого поддержали горластые сторонники, и в конце концов половина возниц и все махауты начали обмениваться оскорблениями, что неминуемо привело к драке.

Пока дерущихся разняли и спорный вопрос уладили, прошло целых два часа, и стало ясно, что следующего места стоянки они достигнут только после полудня – перспектива безрадостная в такую жару.

В тот день они двигались вдоль сухого русла, петляющего между высокими кустами травы, редкими колючими деревьями и бесчисленными муравейниками. Хотя солнце еще стояло низко над горизонтом, когда они наконец тронулись в путь, утренний воздух уже утратил свежесть, и день обещал быть даже жарче предыдущего. Мелкий песок поднимался удушливыми облаками из-под конских и воловьих копыт, тележных колес и тяжело ступающих ног людей и слонов, и Шушила плакала и ныла, пока Джоти, сидевший с сестрами в ратхе, не потерял терпения и не отвесил ей пощечину.

– Можно подумать, тебе одной жарко и душно! – яростно набросился он на сестру. – Так вот, это не так! И если ты думаешь, что я соглашусь проехать еще хоть ярд в этой дурацкой коробке с хнычущей дурой, от которой шума больше, чем от больной козы, то ты ошибаешься!

С этими словами он выскочил из ратхи в облака пыли и, проигнорировав все призывы вернуться, велел подать коня и настоял на том, чтобы проехать остаток пути верхом.

Пощечина и внезапный уход Джоти благотворно повлияли на Шушилу, склонную реагировать положительно на любую демонстрацию мужского гнева. А кроме того, этот инцидент неожиданно сыграл на руку Ашу, который прежде всячески избегал общества Биджурама, а теперь ломал голову, как бы изменить ситуацию, не прилагая к тому видимых усилий.

Внезапное появление Джоти верхом на лошади решило проблему. Его свите, последнее время путешествовавшей в повозках, тоже пришлось сесть в седла, чтобы сопровождать юного господина. И когда мальчик собрался отпустить придворных, заявив, что не нуждается в них, так как поедет с сахибом и Мулраджем, Аш возразил, что людям лучше остаться с ним – позже они смогут съездить вперед за пищей и водой. Процессия никак не успеет достичь места стоянки к обеденному часу, а следовательно, им всем придется есть у обочины или вообще не есть.

На сей раз Джоти не стал спорить, и они все поехали группой. Таким образом, впервые с начала путешествия Аш провел несколько часов в обществе Биджурама и даже умудрился побеседовать с ним, как с добрым знакомым. Разговор получился бессвязным, так как жара не располагала к разговорам, но, по мнению Аша, ситуация была лучше некуда, поскольку сложилась естественным образом и не производила впечатления искусственно созданной. Позже ему не составило труда изрядно отстать от процессии под тем предлогом, что к месту стоянки лучше прибыть последними, когда все палатки уже будут разбиты и пыль уляжется. Для этого пришлось перейти на шаг, но все – даже лошади – чувствовали упадок сил и нисколько не возражали против того, чтобы двигаться неспешным шагом, держась поодаль от облаков пыли, взметенных бредущими впереди людьми и животными.

Солнце стояло почти в зените, когда они нашли удобное место для привала на обед, и Мохан с Биджурамом уехали вперед, чтобы распорядиться насчет еды. Вернувшись, они доложили, что до места стоянки осталось меньше мили и, поскольку передовой отряд добрался туда некоторое время назад, большинство палаток уже разбито, а остальные будут установлены в течение часа.

Аш надеялся, что поднимется ветер, но, как нарочно, в тот день воздух оставался недвижным, – в конечном счете это было неплохо, хотя и означало, что ему придется приложить дополнительные усилия к тому, чтобы последующие его действия не показались нарочитыми. Успех задуманного хода зависел от того, насколько непосредственно он будет держаться. Было важно, чтобы все выглядело естественно, и почти так же важно, чтобы выбранное место было приметным и находилось не очень далеко от лагеря, но и не очень близко.

Он с трудом дождался, когда они закончат есть и двинутся дальше, ибо заметил впереди одинокую пальму, возвышавшуюся над пыльной пустошью и редкими кустами травы и служившую хорошим ориентиром. Меньше чем в миле за ней над землей висели облака пыли – там разбивали палатки. Скоро они достигнут лагеря. Сейчас или никогда…

Аш глубоко вздохнул, повернулся к Кака-джи и задал какой-то вопрос о Каридкоте, призванный положить начало общему разговору и тем самым привлечь внимание Биджурама. Потом, когда они поравнялись с пальмой, он снял пробковый шлем и, обронив замечание насчет нестерпимой жары, вынул из кармана платок и принялся вытирать пот со лба и шеи. Только это был не платок, а скомканный кусок ткани, прежде являвшийся частью элегантного серого ачкана, а теперь испещренный бурыми пятнами. Аш привлек всеобщее внимание к данному факту, осекшись на полуслове и изумленно уставившись на лоскут.

Всем своим видом он дал понять, что впервые видит эту тряпку и понятия не имеет, каким образом она оказалась у него в кармане: он нахмурился, понюхал ее, поморщился от отвращения и, не потрудившись рассмотреть находку повнимательнее, скомкал и бросил в кусты пампасной травы.

Он даже мельком не взглянул на Биджурама, пока договаривал фразу и шарил в карманах в поисках обычного льняного платка, который якобы и рассчитывал вытащить сразу. Платок нашелся во внутреннем кармане куртки, и Аш промокнул им лоб, прикрепил его сзади к шлему для защиты шеи от солнца, а затем продолжил разговор, намеренно вовлекая в него Биджурама, дабы лишить того возможности отстать от группы и подобрать измятый лоскут ткани до прибытия к месту стоянки. Оказавшись же там, Биджурам не сумеет сразу отправиться на поиски, так как Гулбазу было велено поставить палатку Аша на ближайшей по ходу движения границе лагеря, развернув входом в сторону, откуда они прибыли, и если Биджурам вознамерится вернуться за своей недавно утраченной собственностью при свете дня, ему придется сделать это на глазах у Аша, который собирался сидеть под навесом с полевым биноклем, якобы высматривая на равнине черных антилоп. При существующих обстоятельствах Биджурам вряд ли решится на такое. Но одно уж точно не вызывало сомнений: если он узнал лоскут серой ткани, а такая возможность ему была предоставлена, он вернется за ним.

Они достигли границы лагеря минут через пятнадцать, и остаток дня прошел без событий. Жара отбивала охоту к любым видам деятельности, помимо самых необходимых. Люди и животные укрылись в тени, какую сумели найти, и погрузились в сон на несколько долгих часов, остававшихся до времени, когда солнце спустится к горизонту и воздух станет прохладнее. Аш то и дело поглядывал в бинокль на равнину, где на фоне белесого неба вырисовывалась одинокая пальма, казавшаяся отсюда размером с зубочистку, но, если не считать постоянного дрожания знойного марева, там не наблюдалось никакого движения. Когда лагерь пробудился и занялся ежевечерними делами, косильщики направились не в сторону проторенного утром пути, а налево и направо от места стоянки, где трава не столь густо присыпана песком и пылью.

Как обычно, Аш поужинал на открытом воздухе, но сегодня вечером не стал засиживаться допоздна, а удалился в палатку, едва лишь в небе появились первые звезды, отпустил Гулбаза и, дождавшись темноты, погасил фонарь, чтобы у любого человека, ведущего за ним наблюдение, создалось впечатление, будто он лег спать. В его распоряжении оставалось еще много времени, ибо луна была на ущербе и должна была взойти только через час с лишним, но он не хотел рисковать. Лучше прибыть на место слишком рано, чем опоздать. Стекло фонаря еще не успело остыть, когда он выскользнул из-под боковой стенки палатки и по-пластунски пополз через участок открытой местности к укрытию в зарослях пампасной травы, двигаясь столь бесшумно и проворно, что даже у Малик-шаха, научившего Аша так ползать, не получилось бы лучше. У него за спиной свет фонарей, факелов и костров озарял небо и обращал ночь в день, но равнина впереди являла собой бескрайнее море черноты, испещренное шуршащими островками травы, и даже ближайшие кикары еле виднелись на фоне усыпанного звездами неба.

Аш ненадолго остановился, чтобы убедиться, что никто за ним не крадется, а потом двинулся дальше в темноту, держась пересохшего ручья, чье песчаное дно смутно белело в свете звезд. Дорога, которой они проезжали днем, тянулась вдоль ручья, и, хотя из-за изгибов русла путь до места, где он выбросил оторванную половину серого ачкана, составлявший всего милю по прямой от лагеря, удлинялся в полтора раза, двигаться было легко. Настолько легко, что не успел Аш оглянуться, как темная колонна пальмы неясно вырисовалась перед ним на фоне звездного неба.