Прекрасные господа из Буа-Доре - Жорж Санд

— Оставьте ваши глупости из «Астреи», — сказал господин де Бевр. — К чему вы это говорите, Гийом? И почему вы вдруг вымаливаете наши похвалы, когда никто из присутствующих и не думает говорить о вас дурно?

— Дело в том, мессир, что я намерен обратиться к вам с серьезным прошением и мне хотелось бы, чтобы все те, кому вы особенно доверяете, выступили перед вами как мои защитники.

— Мы готовы засвидетельствовать вашу порядочность, храбрость, воспитанность и дружелюбие, — сказала Лориана. А теперь, говорите, ибо здесь две женщины, а женщины любопытны.

Лориана еще не закончила фразу, а уже покраснела, сожалея об этих словах. А увидев восторженный и несколько самодовольный взгляд Гийома, она вдруг поняла, о чем пойдет речь.

Действительно, воодушевленный словами Лорианы гораздо более, чем она того желала, Гийом попросил ее руки, ссылаясь на поддержку присутствующих и смешивая в своем объяснении преувеличение, шутку и чувства в манере, которая в духе того времени могла считаться удачной и подходящей.

Это заявление было довольно длинным и путаным, чего и требовал обычай, но вместе с тем оставалось искренним, пылким и сердечным по отношению ко всем присутствующим.

Когда все прояснилось, на лицах слушателей появились весьма различные выражения. Господин де Буа-Доре почувствовал замешательство и глубокую досаду, впрочем, он прекрасно сдержал их. Лориана опустила глаза, она была скорее грустна, чем взволнована. Мерседес с тревогой вглядывалась в широко распахнутые глаза Марио. Заметив это, Марио отвернулся к стене, чтобы никто не видел его лица. Люсилио внимательно смотрел на Лориану.

Один господин де Бевр остался спокоен и просто размышлял. Он шевелил губами, казалось, целиком погрузившись в какой-то неуловимый подсчет.

Все хранили молчание, и Гийом почувствовал себя несколько смущенным.

Но это молчание можно было рассматривать и как поддержку, и как неодобрение. Гийом опустился перед Лорианой на колено, словно ожидая ее ответа в позе абсолютного смирения.

— Встаньте, мессир Гийом, — обратилась к нему юная дама, и сама поднялась, чтобы заставить его поскорее встать. — Вы нас застали врасплох, так как эта мысль не приходила нам в голову, и мы не можем дать вам ответ столь же быстро, сколь вы сделали предложение.

— Я сделал его не быстро, — ответил Гийом. — Вот уже два или три года, как я задумал это. Но ваш юный возраст и ваш траур внушали мне опасения, я боялся заговорить слишком рано.

— Позвольте мне в этом усомниться, — сказала Лориана, знавшая по слухам, что Гийом всегда вел веселую жизнь и еще недавно вздыхал по нескольким дамам, на которых вполне мог бы жениться.

— Дочь моя, — сказал наконец господин де Бевр, — позвольте мне сказать, что Гийом не лжет. Я знаю, что уже давно он связывает все мысли о браке с вами. Но, на мой взгляд, он немного опоздал со своим предложением.

— Немного опоздал? — воскликнул раздосадованный Гийом. — У вас есть другие планы?

— Нет, нет, — рассмеялся де Бевр, — моя дочь никому не обещана и ни с кем не обручена, разве что нашему молодому соседу, маркизу де Буа-Доре, или вот этому серьезному юноше, второму господину де Буа-Доре, который там в углу спит, пока тут просят руки его «суженой».

Марио, смущенный и обиженный, не повернулся. Все решили, что он спит, одна Мерседес видела, что он плачет. Тогда маркиз встал и ответил несколько оживленней, чем обычно:

— Дорогой сосед, ручаюсь, ваши насмешки — упрек нам за молчание, и мы прервем его. Вы меня простите, Гийом, ибо пока небо простирается над нами, я буду считать вас лучшим и честнейшим из людей, достойным быть счастливым супругом нашей Лорианы. Но, не желая наносить вам ущерб в ее глазах, я заявляю, что мое предложение предшествовало вашему и что мне подавали надежду как она, так и ее отец, так что я рассчитывал, что меня выслушают первым.

— Вас, кузен? — воскликнул изумленный Гийом.

— Да, меня, — ответил Буа-Доре, — как дядю, опекуна и приемного отца присутствующего здесь Марио де Буа-Доре.

— Присутствующего здесь? — рассмеялся господин де Бевр. — Да он спит сном невинности.

— Я не сплю! — закричал Марио, — бросившись к отцу и открыв лицо, распухшее от рыданий, которое он прикрывал ладонями.

— Ну конечно! — сказал господин де Бевр, — и он нам это говорит, несмотря на заплывшие от сна глаза.

— Нет, — продолжал маркиз, вглядываясь в лицо ребенка, — глаза у него обожжены слезами.

Лориана вздрогнула: горе Марио напомнило ей о сцене в лабиринте, и вновь у нее в сердце зашевелились страхи, о которых она уже забыла. Слезы мальчика задели ее, а взгляд Мерседес уколол ее, словно упрек.

Люсилио, казалось, также разделял эту тревогу. Лориана почувствовала, что надолго, может, и навсегда, счастье этой семьи оказалось у нее в руках. Она погрустнела еще больше, увидев, что маркиз тоже в слезах, тогда она с одинаковой нежностью поцеловала и старика, и мальчика, умоляя их проявить рассудительность и не волноваться о будущем, о котором она и сама пока не думала.

Де Бевр пожал плечами.

— Вы оба очень смешны, — сказал он, — а вы, Буа-Доре, трижды безумны, по-моему, забивая голову этого бедного мальчика вашими глупыми романами. Сами видите, куда ведет такое баловство. Он считает, что он уже мужчина, и хочет жениться, а в его возрасте ему розга нужна.

Эти жестокие слова окончательно сразили Марио и серьезно рассердили маркиза.

— Дорогой сосед, — сказал он де Бевру, — по-моему, вы излишне жестоки. Розги, на мой взгляд, не нужны в воспитании ребенка, доказавшего, что у него сердце отважного мужчины. Я знаю, что он сможет жениться лишь через несколько лет, но я вспоминаю, что наша Лориана не хотела выходить замуж, прежде чем пройдет семь лет, начиная с того самого дня, когда в этой самой комнате в прошлом году она вручила мне залог…

— Не будем больше говорить об этом ужасном залоге! — воскликнула Лориана.

— Напротив, будем и поблагодарим Господа, — ответил маркиз, — потому что с помощью этого кинжала я нашел сына моего брата. Ваши благословенные руки, Лориана, принесли счастье в мой дом, и простите, если я был столь безумен, что надеялся на то, что вы и сами войдете в него. Чем счастливей человек, тем больше счастья надо ему. Что касается вас, друг мой де Бевр, вы не будете отрицать, что поддержали мою идею. Об этом свидетельствуют ваши письма, вы в них писали. «Если Лориана согласится обождать и не будет стремиться к браку, прежде чем Марио не достигнет девятнадцати-двадцати лет, клянусь, меня бы это вполне устроило».

— А я и не отрицаю, — ответил де Бевр, — но я был бы глуп, если бы не рассматривал вопрос о браке моей дочери с двух точек зрения: и с точки зрения будущего, и с точки зрения настоящего. Будущее — вещь ненадежная. Кто поручится, что через шесть лет мы еще будем в этом мире? А потом, когда я это писал вам, дорогой сосед, положение мое было не из лучших, а теперь, я это утверждаю безоговорочно, оно улучшилось гораздо более, чем вы можете подумать.