Нежная королева - Ольга Елисеева

Харвей следил за каждым жестом королевы. Она медленно сняла со своей головы венец, положила его у ног папы и низко поклонилась своему обидчику. Для собравшихся на площади это было глубочайшим унижением "зазнавшейся гранарки", большинство ее подданных думало тоже самое. Но Хельви умела даже свои поражения превращать в победы.

Харвей видел, как снова выпрямилась ее спина и гордо вскинулась голова. Он прекрасно знал, чего стоило королеве все происходившее. Да, это была ее победа: подставить себя под удар, не запятнав остального Гранара ни разрывом с папой, ни покаянием перед ним. В этом и состояло священное ремесло власти.

В тот миг, когда Хельви вставала с колен, сложив с головы королевский венец и приняв на рассыпавшиеся по плечам волосы благословляющие руки наместника Божьего, Харвей как никогда гордился ею.

По окончании церемонии Деми и его спутники с огромным трудом пробились через толпу и сумели скрыться от мощного потока прихожан, лишь завернув за колоннаду одного из небольших соборов, окаймлявших площадь. Консорт не считал нужным встречаться ни с королевой, ни с епископом Сальвским, который единственным из приближенных Хельви сопровождал ее в этом тяжелом путешествии. Деми понимал, как больно будет жене сознавать, что он наблюдал за ее добровольным унижением перед папой, поэтому отряд мнимых паломников поспешил покинуть священные стены Альбици и устремился в обратный путь.

Глава 11

Усилив гарнизоны Белой Сальвы гранарскими войсками, принц с остальной армией двинулся к столице. Его опередили горские отряды лорда Босуорта, которые после "покорения бри-сальвов" считали себя свободными от каких бы то ни было обязательств. Горцы повиновались Дерлоку, а не консорту, и, хотя, с точки зрения будущего короля, такое положение едва ли можно было назвать порядком, Харвей отложил решение этого вопроса до возвращения в Гранар.

На подступах к столице Деми и его воинов оглушил колокольный переполох. Звонили во всех соборах, веселым многоголосьем оглашая окрестности города. Но на этот раз пестрая разодетая толпа не вывалила встречать войска за ворота, и консорт догадался, что причиной всеобщей радости являются не они.

Привстав на стременах, Харвей вслушался в чрезмерно громкое гудение меди и среди общего веселья у него от чего-то защемило сердце. Среди прибойного рокота он различил далекой, но внятный голос колокола на дворцовой часовне. "Дон-дон", -- резкие размеренные удары нарушали задорное треньканье остальных звонниц.

Принц дал лошади шпоры и, забыв об остальном войске, поскакал по дороге к воротам лишь в сопровождении двух офицеров.

Столица была празднично украшена флагами и гирляндами цветов. От въезда в Гранар до дворца люди скидывали с голов шапки, махали руками и кричали "ура". Но из их возгласов становилось ясно, что причиной приветствий стал вовсе не удачный поход в белую Сальву. Харвей с трудом сдерживал коня, чтоб не сбить кого-нибудь из веселой толпы на улицах, многие были уже пьяны.

Наконец, путь ему преградила толпа монахов св. Гервасия в белом праздничном облачении с золотыми крестами и хоругвями. Они распевали торжественные псалмы и кадили направо и налево. При виде этой очень своевременной процессии, консорт вынужден был спешиться и преклонить колено. Каноник собора св. Брана, возглавлявший шествие, со слезами радости на глазах благословил будущего короля и первым поздравил его с рождением наследника.

Так, стоя на одном колене в пыли, Харвей услышал то, о чем уже сутки знал весь город - у него родился сын.

-- Отец Венанций, -- встревоженным голосом взмолился консорт, -почему так странно гудит колокол в придворной часовне?

Престарелый каноник вздохнул и низко склонил голову.

-- Роды были тяжелыми, сир. Поспешите, может быть, вы еще застанете ее величество...

Процессия двинулась дальше, а Харвей так и остался стоять на дороге, как громом пораженный. Д' Орсини взял его за плечо и помог взобраться в седло.

-- Что? Что он тебе сказал?

-- У меня родился сын. - машинально ответил принц. - А Хельви... Да черт возьми! - он изо всей силы хлестнул лошадь. - Этого не может быть!

Кавалькада всадников ворвалась во двор королевского замка и спешилась у крыльца. Здесь, в отличие от остального города, было тихо. Даже кони почему-то не ржали. Со стороны псарни раздавалось не веселое тявканье, как обычно, а дружный скулеж и подвывание. Слуги двигались семенящим шагом, стараясь не стучать каблуками.

Спрыгнув на землю, Деми бросился во дворец. В гулкой тишине коридора он слышал, как хлопает при ходьбе его плащ. Высокие резные двери спального покоя королевы были распахнуты, за ними толпились люди. Епископ Сальвский, подхватив с рук двух горничных ребенка, поднес его отцу. Но Харвей лишь мельком взглянул на красный копошащийся комочек плоти, который протягивал вперед отец Робер. Его взгляд был прикован к необычайно высокому ложу ее величества. Хельви вся белая, как свеча, лежала на нем неподвижно. Мраморные руки королевы были сложены на груди, неожиданно заострившийся подбородок запрокинут вверх. У ее изголовья, никого не стесняясь, рыдал Босуорт.

Харвей бросился к кровати жены, но предостерегающий жест епископа Сальвского остановил его.

-- Не приближайтесь, сир. - провозгласил отец Робер. - Она уже не с нами.

Консорт поднял на него удивленный взгляд.

-- Она не с нами, - повторил священник, -- хоть дыхание ее величества не угасло, а сердце продолжает биться...

-- Ее душа уехала в Монтаньяр. - вскинув голову, произнес сквозь слезы Дерлок. - Что толку, что тело ее здесь?

-- Сын мой, -- укоризненно одернул его епископ, -- не стоит у одра умирающей поминать невежественные бредни простолюдинов.

-- Это не бредни. - упрямо мотнул головой горец. - Горничная сказала мне, что видела утром, как королева вся в белом спускалась по лестнице, а конюх чуть не упал в обморок, когда Хельви выводила лошадь и выезжала из дворца. Однако ее тело здесь! - Дерлок бурно вздохнул. - Говорю вам, она на пути в Монтаньяр. И никто ее не удержит.

-- Не кощунствуй. - робко попросил его Ламфа. - Душа нашей королевы витает еще здесь, а потом отлетит в рай.

Но лорд Босуорт его не слушал.

-- Если б я мог, если б я только мог поехать за ней! Но я не вижу Монтаньяра! - он с досадой стукнул себя ладонью по лбу. - Я три дня подыхал на перевале, когда Хельви пировала в горной обители с бессмертными душами светлых сальвских королей. Я не могу войти туда!

-- Я могу. - медленно произнес Харвей.

Дерлок вскинул на него воспаленные глаза.

-- Если ты привезешь ее назад, -- с отчаянием выговорил он, -- я признаю тебя королем.

Низко склонившись над ложем королевы, Деми поцеловал ее едва теплые губы. Слабое дыхание вылетало из полуоткрытых побелевших уст Хельви, но сердце билось не чаще раза в минуту. Казалось, молодая женщина погрузилась в глубокий сон и просто не хочет просыпаться. "Я не дам тебе уйти. мысленно обратился к ней Харвей. - Даже если ты так решила".