Костры на берегах - Андрей Леонидович Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Работа пьянила ребят. Они впервые попали на Север, впервые видели море, тундру, семгу, оленей, сторожко переходивших вдалеке реку… Первый день настоящих больших раскопок! Его конец казался им началом открытий. А для меня конец этого дня был концом несбывшихся надежд.
Кургана не было.
Я повторил ту же ошибку, что когда-то А. Я. Брюсов, а до него — Н. К. Рерих. Оба они копали на Соловецких островах «курганы», уверенные, как и я, в их скандинавском происхождении, и каждый раз приходилось признаваться в своей ошибке. Позднее, на острове Анзер, осматривая лабиринты, в полукилометре от берега я увидел тот самый «курган», с которого Рерих писал этюд, названный им «Памятник викингу». Другие, похожие, виднелись дальше по берегу и, подобно этому, никакого отношения к викингам не имели…
Как могла возникнуть такая игра природы?
В течение последующего месяца, изучив окрестные обрывы, плоскости прибрежных террас, приустьевые участки других рек, возвращаясь постоянно к несостоявшемуся пялицкому «кургану», я вроде бы смог в этой загадке разобраться. К концу злополучного первого дня раскопок, врезавшись в основание холма, я обнаружил, что под ним нет ни прослойки древней почвы, ни какого-либо иного свидетельства, что он — насыпан. Холм составлял одно целое с площадкой над рекой, на которой возвышался. То была не насыпь, а останец, выдержавший напор речного потока, который размыл на своем пути эту переотложенную морену. Поток вымывал частицы песка и глины, оставляя на теле холма естественный панцирь из валунов. Позднее, когда уже почти сформировавшийся холм оказался на краю морской террасы, за него принялись и морские волны. Противоборствующие морские и речные течения, приливно-отливные циклы так обточили и скруглили останец, что он стал действительно похож на классический курган. То же самое, как я мог потом убедиться, происходило и на Соловецких островах. И вода не просто обтачивала его. Она смывала с него камни, уносила мелкие, тогда как крупные оставались у подножия, создавая своеобразный панцирь, защищавший тело холма от дальнейшего размывания. Отсюда и иллюзия, что их укладывали человеческие руки…
Вот, пожалуй, и все.
Все?
Если для спутников моих, пожертвовавших ради несбывшейся мечты своим временем и силами, разочарование было связано только с минутным огорчением, то для меня все было гораздо серьезнее.
Ошибка оборачивалась не просто неудачей. Неудачи закономерны, они неизбежны там, где ищешь калитку в неведомое. В науке, как и в жизни, выбор правильного пути нелегок. Сколько ложных надежд, сколько феерических мыльных пузырей, лопающихся с шорохом от одного только прикосновения, заставляют годами блуждать между трех пресловутых сосен! Никто не застрахован от их чар — ни мечтатель, ни самый недоверчивый скептик… Но вместе с курганом, вместе с несостоявшимися поселениями викингов возле Пялицы и Кузомени я терял последнюю надежду найти доказательство плаваний скандинавов в Белое море. А ведь только подтверждение этого пути вокруг Нордкапа и Кольского полуострова могло извлечь из небытия домыслов и эквилибристики гипотез таинственную Биармию!
Загадочная страна снова отодвигалась в тень волшебных сказок, подобно ледяным великанам, двергам, финским колдунам, карликам и феям, обитавшим в счастливой стране бессмертных, неподалеку от Биармии, как то утверждали древние саги. Начинать поиски заново? Теперь я резонно мог спросить себя — а с чего, собственно говоря, начинать? Все «начала» были перепробованы уже до меня, каждое оказалось несостоятельным или сомнительным, каждое искало поддержку в других свидетельствах, не имея собственной опоры.
Казалось, к разгадке я подошел совсем близко. Но когда оставалось сделать последний шаг, он отбросил меня снова за тот барьер перед неизвестным, где толпились, жестикулируя, доказывая каждый свою правоту и строя воздушные замки, мои предшественники…
5
Вступать в споры со своими предшественниками и современниками, разбирать их выводы и доводы, повторяя одни и те же аргументы, мне представлялось бесполезным. Вопрос о Биармии и плаваниях викингов имел такую давность, что теперь требовалось только одно: найти факты. Безусловные. Точно документированные.
В течение трех последующих сезонов я отправлялся не только на Терский берег, но и на другие берега Белого моря, с неизменной надеждой, что если не я, то кто-нибудь из археологов, работающих в этих же местах, наткнется наконец на какие-либо бесспорные свидетельства о пребывании здесь викингов: курган, остатки поселения, руническую надпись или изображения их кораблей, высеченные на скалах. Ведь нашли же в 1905 году на острове Березань при раскопках обломок надмогильного камня XI века с рунической надписью, сообщавшей, что «Грани сделал этот холм по Карлу, своему товарищу». Если викинги воздвигали надгробные камни своим соотечественникам на Черном море, о котором саги ничего не сообщают, то почему бы им не оставить таких памятников на Белом море, куда они, если верить тем же сагам, плавали гораздо чаще?!
И все же ничего подобного не находилось.
Постепенно я стал забывать о своих надеждах и огорчениях, смирился с неудачей поисков. Викинги уходили в туман небытия вместе со своими загадками, сагами, фантазиями и геройством. Прервалась и моя постоянная связь с Терским берегом. Я снова занялся проблемами нашей срединной России. Место саг заняли вопросы экологии человека, ритмика природных явлений, трансгрессии и регрессии внутренних водоемов, которые позволяли утвердить новый подход к человеческой истории, включив сюда и всю биосферу, неотделимой частью которой оказывался и человек…
Возвращение к старым загадкам было неожиданным. Оно пришло случайно вместе с предложением написать фантастический рассказ, связав сюжет с археологией, поисками и раскопками. Именно тогда, покопавшись в памяти, я вспомнил о загадке Биармии, своих огорчениях, а вместе с тем и о сагах. В свое время меня поразил рассказ о путешествии датского короля Горма в Биармию, а оттуда — в царство мертвых. Что послужило реальной основой вымысла? Да и насколько там было все придумано? Для читателей еще первых десятилетий нашего века все, что сообщалось в этой саге, относилось к реальности так же, как сказки «Тысячи и одной ночи». Но с тех пор прошло более чем полвека. Мы стали не просто больше знать — за это время мы научились о многом догадываться и многое провидеть. Такой уж была жизнь в нашем XX веке, породившем научную и ненаучную
