О социализме и русской революции - Роза Люксембург

При одном, однако, условии! Зададимся вопросом, какими обстоятельствами вызвано то или иное поражение, проистекало ли оно из того, что рвущаяся вперед боевая энергия масс натолкнулась на препятствие в виде недостаточной зрелости исторических предпосылок, или же оно объяснялось тем, что само революционное действие было парализовано половинчатостью, нерешительностью, внутренней слабостью.

Классические примеры обоих случаев это, с одной стороны, Февральская революция [1848 г. ] во Франции, с другой — Мартовская революция [1848 г. ] в Германии. Героическая акция парижского пролетариата стала живым источником классовой энергии для всего международного пролетариата. Жалкий исход германской Мартовской революции висит гирей на ногах всего современного развития в Германии. Пройдя через всю историю официальной немецкой социал-демократии, он продолжает оказывать воздействие и на недавние события германской революции, вплоть до только что пережитого драматического кризиса.

Как выглядит поражение этой так называемой «спартаковской недели» в свете поставленного выше исторического вопроса? Была ли она поражением, вытекающим из атакующей революционной энергии и недостаточной зрелости ситуации или же вызванным слабостью и половинчатостью акции?

И тем и другим! Двойственный характер этого кризиса, противоречие между энергичным, решительным, наступательным выступлением берлинских масс и нерешительностью, робостью, половинчатостью берлинского руководства — вот характерный признак этого недавнего эпизода.

Руководство оказалось негодным. Но руководство может и должно быть заново создано массами и из рядов самих масс. Массы — это самое решающее, та скала, на которой будет воздвигнута конечная победа революции. Массы были на высоте, они превратили это «поражение» в звено тех исторических поражений, которые являются гордостью и силой интернационального социализма. И потому из этих «поражений» вырастет грядущая победа.

«Порядок царит в Берлине!» Вы, тупые палачи! Ваш «порядок» построен на песке. Завтра революция, звеня оружием, воспрянет вновь и, к вашему ужасу, звуком боевой трубы возвестит:

«Была я, есмь и буду!»

Из последних писем

В. И. ЛЕНИНУ*

[Берлин], 20.12 [1918 г.]

Дорогой Владимир!

Пользуюсь поездкой дяди, чтобы переслать всем вам сердечный привет от нашей семьи, Карла [Либкнехта], Франца [Меринга] и других. Дай Бог, чтобы грядущий год Все наши желания исполнил. Всего хорошего!

О нашем житье-бытье расскажет дядя.

Пока вам рукопожатия и приветы.

Роза

КЛАРЕ ЦЕТКИН*

[Берлин], 25 декабря [1918 г.]

Самая дорогая моя Клара, сегодня я в Первый раз со времени [освобождения из тюрьмы] Вреслау сижу за своим письменным столом и хочу послать тебе рождественский привет. Куда бы охотнее я сама приехала к тебе! Но об этом не может быть и речи, так как я прикована к редакции «Rote Fahne» и ежедневно до полуночи остаюсь в типографии, чтобы проследить также и за версткой.

Кроме того, в эти беспокойные времена только между 10 и 11 часами вечера поступают самые срочные известия и сообщения, на которые надо немедленно реагировать. К тому же почти каждый день с раннего утра — заседания и совещания, а в промежутках еще и собрания. А для разнообразия каждую пару дней — настойчивые предостережения «официальных органов», что Карла [Либкнехта] и меня выслеживают убийцы, так что нам не следует ночевать дома, а надо каждую ночь искать себе другое пристанище. Наконец мне все это показалось слишком глупым, и я просто-напросто вернулась снова в Зюдэнде. Так я и живу с первой минуты в водовороте и спешке и никак не могу прийти в себя. Вскоре ожидаем Юлека [Мархлевского], тогда, быть может, смогу на короткое время высвободиться и съездить к тебе. Все дело в том, когда ему удастся перейти границу*.

Здесь отношения обостряются, как внешние — с людьми Эберта, так и внутренние — в НСДП*. Ты, вероятно, получаешь теперь «Rote Fahne» регулярно и видишь, что мы не устаем призывать к [проведению] съезда партии. Вчера поступил формальный отказ. Партия [НСДПГ] находится в состоянии полного распада: Штрёбель, Гаазе, Бок (!), «Freiheit» открыто требуют «отмежеваться от левых», то есть от нас. С другой стороны, слияние НСДП с шейдемановцами идет в провинции полным ходом. Цитц держится теперь в высшей степени двусмысленно, это она придумала вместо съезда партии «общегерманскую конференцию» и сорвала съезд.

Вторник! Вчера, естественно, снова произошла «революционная помеха»*. У дворца состоялась грандиозная демонстрация, а затем часть демонстрантов спонтанно двинулась к зданию «Vorwarts» и заняла его! Там обнаружили спрятанными 18 пулеметов и броневик! Меня тогда срочно вызвали на совещание, и я вернулась домой лишь в половине двенадцатого ночи. Сегодня я должна тотчас ехать в город. Вот так каждый день. Так что ограничусь этим поспешным приветом.

Тысяча приветов Твоя Р.

КЛАРЕ ЦЕТКИН

[Берлин], 11 января [1919 г.]

Любимейшая моя Клара, сегодня получила твое подробное письмо, наконец-то нашла время его спокойно прочитать и, что еще невероятнее, на него ответить. Просто не описать, какой образ жизни я — все мы — веду уже несколько недель: водоворот событий, постоянная смена квартир, непрерывные тревожные вести, а между всем этим — напряженнейшая работа, совещания и т. д. и т. д. Буквально руки не доходили написать тебе! Квартиру свою вижу лишь изредка, да и то несколько часов ночью. Сегодня, пожалуй, мне все-таки удастся справиться с письмом. Только вот толком не знаю, с чего начать, так много мне надо тебе сказать.

Итак, прежде всего, что касается неучастия в выборах в Национальное собрание*, то ты чрезмерно преувеличиваешь значение этого решения. Никаких «рюлеанцев» нет. Рюле вовсе не был «вождем» на конференции. Наше «поражение» было только триумфом несколько детского, неперебродившего, прямолинейного радикализма. Но то ведь было лишь начало конференции. В дальнейшем ее ходе был установлен контакт между нами (Центральным Комитетом) и делегатами, так что, когда я в моем докладе коротко вернулась к вопросу участия в выборах, то сразу же почувствовала совершенно другой резонанс, чем вначале. Не забудь, что «спартаковцы» в большей своей части — свежее поколение, свободное от оглупляющих традиций «старой, испытанной» партии, и это надо принимать со всеми светлыми и теневыми сторонами. Мы все единодушно решили не превращать данный казус в вопрос о доверии и не воспринимать его трагически.

В самом деле, вопрос о Национальном собрании совершенно отодвигается на задний план бурными событиями, и, если дела пойдут и дальше так, как до сих пор, окажется под вопросом, дойдет ли вообще до выборов и до Национального собрания. Ты судишь об этом вопросе (я имею в виду трагизм решения) совсем иначе, чем мы, потому что ты, к сожалению, не имеешь сейчас повседневного контакта с нами и, более того, не чувствуешь сейчас ситуации так, как она воспринимается теми, кто непосредственно в ней участвует.

Моим первым побуждением, когда я прочла твое письмо, а также и твою телеграмму по вопросу о выборах, было протелеграфировать тебе: приезжай сюда возможно скорее. Я уверена, что одной недели пребывания здесь и непосредственного участия в нашей работе и в наших совещаниях оказалось бы достаточно для того, чтобы установить полнейшее согласие между тобой и нами в целом и в частности.

Ну а сейчас я вижу себя вынужденной, наоборот, сказать тебе: подожди еще немного с твоим приездом, пока у нас тут не наступят в известном смысле более спокойные времена. Жить в этой сутолоке и ежечасной опасности, при постоянной смене квартир, в этой гонке и травле — да и вдобавок без возможности нормально работать и даже совещаться — это не для тебя. Надеюсь, что через неделю ситуация так или иначе прояснится и станет снова возможной регулярная работа. Тогда твое переселение сюда стало бы началом систематического сотрудничества, из которого сами собой сложатся контакт и согласие.

«Notabene»: никаких «борхардтианцев» мы не приняли. Наоборот, Б[орхардта] вышвырнули [сами] «Интернациональные коммунисты»*, причем по нашему требованию. «Коммунисты» — это главным образом гамбуржцы и бременцы; такое Acquisition (”приобретение” — франц.), несомненно, имеет свои шипы, но в любом случае это побочные явления, через которые надо перешагнуть и которые сотрутся по мере прогресса движения.

В целом же наше движение развивается превосходно, притом по всей Германии. Отделение от НСДП стало абсолютно неизбежным по политическим причинам, ибо, хотя люди все те же, какими они были в Готе, ситуация стала совершенно другой.