Сердце меча - Ольга Чигиринская

— Моей целью было сохранить все жизни: твоей дочери, очень перспективного пилота и доминатрикс, которая стоила весьма и весьма многого. Мне приходилось действовать быстро, в постоянно меняющейся обстановке. Я доставил тебе живой и невредимой дочь и привел к нам пилота, захватил семью доминатора. Ты можешь после этого сказать, что я потерял класс, и мне будет нечего возразить.

— Ох, да перестань, — засмеялась Лорел. — Не бери меня на глотку, не получится. С Рихардом — тем более. Я готова поверить, что Нейгала никак нельзя было оставить в стороне, но его смерть и инициация чужого пилота — это нам очень трудно будет замазать. Прежде ты решал проблемы, не создавая новых.

— Да неужели? А помнишь, что говорили, когда я вернулся с головой Экхарта?

— Это говорили не потому, что ты вернул хотя бы голову Экхарта, а потому что ты снял голову с Дормкирка. После этого примирение с Кенан стало невозможным.

— А оно было возможным?

— Конечно, нет, но дуракам ничего не докажешь.

— Шнайдер никогда не стремился что-либо доказать дуракам.

— И сейчас не стремится. Но пойми, очень мало кто в деле с проектом на нашей стороне. Даже те, кто нейтрален, в большинстве своем в него не верят.

— Я сам в него не верю. Я доставил тебе дочь только потому, что это твой ребенок. То, что она наследница Бона, будущая жена нашего Солнца и мать его ребенка, залог объединения Вавилона и прочее — имеет значение лишь во вторую очередь. Я привез тебе дочь.

— Спасибо, Лесан. Спасибо. Ты знаешь, что мы с Рихардом всегда ценили тебя. Ты знаешь, что мы будем стоять за тебя, пока живы. Но оглянись вокруг: кроме нас, у тебя в совете нет друзей. Очень многие хотят твоей крови. Убив Нейгала, ты увеличил список. А мы не вечны.

— Я тоже, — пожал плечами Моро. — И я не смогу унести на тот свет расположение людей, которых не люблю. Дай же мне на этом свете насладиться дружбой тех, кого я хочу видеть другом и враждой тех, кого я хочу видеть врагом.

Лорел улыбнулась.

— Интересно, кто сможет тебе запретить?

— Вот именно, — улыбнулся Моро. — Кстати, у меня есть еще одна просьба.

— Слушаю.

— Я не хочу отдавать мальчика синоби. Он пилот высочайшего класса, и мне не хотелось бы его терять из-за костоломов. Или подчищать за ними.

— Ну, как правило, у них все же получается конвертировать пилота полностью сохранив класс. Нет-нет, не говори ничего. Я знакома с твоей «теорией отваги».

— Вообще-то, это теория Экхарта, — улыбнулся Моро.

— Да, действительно. Что ж, тут мне никто не сможет ничего сказать. Мальчик — твой трофей, забирай и конвертируй его сам.

— Благодарю.

— Пока не за что. Он действительно стоит того?

— Он совершенство, Лорел. Настолько, насколько это доступно смертному.

— Ба! В свой адрес я от тебя такого не слышала.

— Ты богиня, и в счет не идешь.

— Бессовестный льстец. Полетишь со мной и своим пленником на «Когарасу»?

— Нет, отправлюсь с транспортом живого товара. Он отходит послезавтра и идет без захода на Акхит.

— Приходи ко мне, когда вернешься в Пещеры Диса.

— Обязательно.

У морлока была сломана не ключица, а лопатка. Вет предложил Шастару усыпить его и страшно удивился, когда узнал, что морлок желает принять участие в мщении за хозяина.

— Какая преданность, — покачал он головой.

То же самое сказал и старый пень Сайкос, глава клана Дусс. Ах, какая трогательная преданность. Усраться можно.

Особенно с учетом того, что сам клан Дусс не очень-то раскачался мстить за человека, который вытащил этот клан из дерьма.

Ян увидел в зале Совета в Ниппуре первую жену Нейгала, мать недотыкомки Мосса и понял, чем кончится дело. С Моссом он уже встретился в Аратте и был уверен, что тот донесет о встрече. Проклятье. Ян знал, что Мосс барахло — но не предполагал, что такое. Ладно, допустим, на отца он озлился за то, что тот увел Кассандру. Но ведь сама эта Кассандра погибла в драке с рейдерами — как можно проглотить такое?

Но теперь, после разговора с главами клана, он понял — как. И понял — почему.

Клан Дусс не простил Нейгалу своего возвышения. Пятьдесят лет назад они подобрали на помойках Тайроса угрюмого некрасивого мальчика. Кто-то взял его на свой корабль оруженосцем. В пятнадцать лет его приняли в клан — а потом он пошел в десантники, в Бессмертные и покрыл клан славой, помог ему со связями, вывел из последних в первую полусотню самых влиятельных… И знатная бездарь, сидящая во главе клана и растерявшая все, что было достигнуто — корабли, торговые связи, репутацию — не простила ему того, что была стольким обязана…

Грустно. И гнусно. Ян вернулся из ветеринарной лечебницы в катер и закурил.

— О чем вы думаете, мастер Шастар? — спросил морлок.

— Не твое морлочье дело, — буркнул Ян. Не хватало еще перед этим выворачивать душу.

Уже двадцать лет Рива жили со вкусом поражения и предательства во рту. Когда Дормкирк сожрал Фаррана, их сдали. Вавилон купил себе покой ценой их крови. Весь Совет, вся Директория променяли их на еще несколько десятков лет прежнего комфорта.

Вавилон был разбит до того, как первые имперские корабли вторглись в его локальное пространство. Предательство взорвало его изнутри. И сейчас Ян с горечью думал — отчего же это произошло, если верность взаимной клятве и взаимному благу была той основой, на которой стоял Вавилон. Рим казался построенным на воздухе — две с половиной тысячи лет тому назад один еврей задал людям кучу невозможных задач; пытаясь развязать их, они создали «христианский мир», потом разрушили, потом опять воссоздали… Ян не знал, насколько крепок был тот Рим, чьи флаги сейчас снова поднялись выше вавилонских штандартов, но сильно подозревал, что, погибни он снова — он возродится. Поразительная живучесть для мира, подвешенного на сказке.

А фундаментом Вавилона была сама реальность, кровь и плоть человека, гены, из поколения в поколение передающие информацию о том, как выживать. А информация эта проста, потому что человек — стайное животное. То, для чего христианам нужна коллекция нудных баек, на самом деле включено в хромосомный набор: не кради, не убивай и не порти самок в своей стае. Держись ее и защищай ее — и она будет защищать тебя. Вот и все, и не нужно никаких каменных скрижалей.

Но почему же тогда построенное на воздухе стоит, а построенное на земле — гибнет?

Вавилон погубит ложь, говорили Рива. Мы специально вывели породу полуживотных, чтобы не держать перед ними клятв. Нужно менять эту ситуацию, пока она не ударила нас больно. Но никто не захотел менять — а потом Рива сами оказались загнаны в угол и принуждены мириться с ложью. И вот результат…

Ян скосил глаза на морлока и его пса. «Удивительный случай» — вспомнились ему слова ветеринара. — «Обычно, теряя личного хозяина, морлоки впадают в тяжелую фрустрацию. А этот… как его, Призрак? — держится на удивление хорошо…»

Вы бы ахнули, господа, если бы узнали, как он хорошо держится. Он готов пешком идти в Пещеры Диса выручать своего маленького капитана.

— Значит, так, — сказал Ян, потушив сигарету. — Клан Дусс подаст иск на синоби за смерть Нейала и разорение поместья. Надеяться в этом плане нам не на что, потому что Нейгал укрывал имперцев и отказался их выдать человеку с императорским сэтто. Поэтому я попросил о вендетте и мне ее разрешили. Запомни, морлок: меня не интересует твой сэнтио-сама. Я хочу добраться до Моро и я доберусь. Тебе повезет, если они окажутся в это время где-то рядом.

— Нет, мастер Шастар, — оскалился в улыбке морлок. — Это вам повезет…

«Добрый» охранник разбудил Дика, тормоша за плечо сквозь решетку. Дик не стал спрашивать, зачем — во-первых, он больше не заговаривал с этими нелюдями, во-вторых, он и так знал, почему его разбудили, а в-третьих, охранник сказал ему, едва он раскрыл глаза:

— Боги, парень, ты стонешь так, будто с тебя живьем снимают шкуру. Если не прекратишь, Гонза и в самом деле велит мне забить тебе в глотку кляп, а я не хочу.

Дик молча отвернулся. Если бы он мог и в самом деле сделать так, чтобы не стонать во сне, чтобы эта сволочь не слышала, что он опять становится слабым, когда засыпает…

Сон повторялся снова и снова, с разными вариациями: он продирался сквозь трупы на мертвом корабле, но в конце пути, за дверью, его ждала комната с этой жуткой машиной, отнимающей память, а в кресле машин сидела Бет. Она плакала и кричала, умоляя спасти ее, а он ничего не мог сделать. Он каменел и немел, скованный каким-то параличом, и на его глазах ее сначала били током, а потом начиналось мельтешение символов и кадров… Она начинала петь все более чужим, жутким голосом, а потом вставала из кресла сама, и глаза у нее были чужие. «Вот я и обрела новое, молодое тело» — говорила она. — «Хочешь, я спою арию Тио-Тио-сан?» Или что-то еще в этом духе, каждый раз другое, но всегда — настолько же несообразное и этой несообразностью страшное. Дик покрывался холодным потом и терял дар речи, когда она начинала приближаться к нему. Видимо, только во сне терял — его уже не первый раз будили из-за того, что он стонал и метался.