Кристальный пик - Анастасия Гор

— Фашари, — прошипела драконица, и глаза Соляриса распахнулись шире. — Фашари ине раш.

Она сказала что-то еще на драконьем, но Сол ответил ей на людском:

— Вы видите шрам на моей шее, почтенная Акивилла? — И он немного отклонил назад голову, подставляя взгляду двухвостой драконице неровную линию шириной с палец, опоясывающую ее. Шероховатая, бугристая и светло-розовая, она напоминала мне о днях, когда я была абсолютно беспомощна в силу возраста и положения. Даже сейчас я не выносила ее вида и отвела глаза, преисполненная сожалением. — Драконы никогда не рассказывают, откуда эти шрамы, потому что они — свидетельство страшного унижения, пережитого ими. На шеях некоторых присутствующих здесь есть такие же. Например, у Мераксель под шалью. Все это шрамы от ошейников из черного серебра, который куют для драконов вёльвы на пару с оружейниками. Для меня же ошейник изготовил сам король Оникс, дабы я не мог обращаться, когда сам того хочу. Я носил его несколько лет…

— Какой кошмар! — послышалось из зала.

— И после этого ты хочешь, чтобы мы помогали дочери тирана⁈

— Лучше бы не рассказывал…

Но Сол упрямо продолжил, не сбиваясь:

— Рубин только исполнилось пять, когда она сняла его с меня. Даже по нашим меркам дракон в этом возрасте считается михе — детеныш среди детенышей. Однако уже тогда Рубин была доброй, храброй и упорной. С тех пор я носил ошейник из черного серебра лишь дважды, снова по вине короля Оникса, и каждый раз Рубин снова снимала его с меня. Поэтому только ради нее я и готов надеть его еще раз. Вот настолько я верю ей.

— Что?

В последний раз я видела проклятый ошейник в тот день, когда умер мой отец. Ллеу, выковав новые при помощи сейда, заковал в них Сола на пару с Сильтаном, а затем сам же их и снял. Спустя несколько дней эти ошейники канули в небытие, уничтоженные по моему приказу у меня же и на глазах. Потому я никак не ожидала увидеть в руках Сола еще один обруч, такой тесный, что в нем было почти невозможно дышать, и напрочь лишенный блеска, словно серебро слишком долго пролежало в шкатулке и окислилось. Я даже не заметила, как Солярис вынул его из-под пояса рубахи, и потому не успела помешать ему застегнуть этот обруч у себя на шее одним быстрым, стремительным движением.

Щелк!

В тот момент я окончательно перестала слышать Медовый зал. Что бы драконы ни думали обо мне, что бы ни говорили и ни делали, это больше не имело значения. Я могла лишь судорожно крутить головой, ища ключ от ненавистных оков, чтобы успеть снять их до того, как черное серебро сделает шрам еще глубже, шире и темнее.

— Ты с ума сошел⁈ Сними сейчас же! — взмолилась я, хватаясь пальцами за серебряный обруч, впившийся в шею Сола и заставивший кожу под ним шипеть, покрываться новыми влажными ранами. — Сними, во имя Совиного Принца, Солярис! Ты никогда больше не должен носить его. Никогда! Тем более ради меня!

Он смотрел на меня внимательно, со смесью снисхождения и любопытства, а затем поднял к моему лицу раскрытую ладонь, на которой лежал витой ключ. Пальцы предательски дрожали, но с третьей попытки мне удалось нащупать им скважину у Сола под волосами. Замок щелкнул снова, и я тут же сорвала ошейник и отшвырнула тот в сторону, как можно дальше и от нас, и от всех остальных драконов, дабы он затерялся где-то под винными бочками и остался там навсегда.

— Сколько раз ты ударился головой, пока летел сюда⁈ — закричала я.

— Что теперь скажете, Вие Тиссолин Акивилла? — улыбнулся Сол. Обращался он к драконам, но по-прежнему смотрел на меня. — Вот почему королева Рубин — моя королева.

Я повернулась к залу, недоумевая, и обнаружила, что все присутствующие немо наблюдают за нами двумя. На чьем-то лице по-прежнему было написано недоверие, на чьем-то — удивление, граничащее с восторгом, а на чьем-то, включая ту самую двухвостую Акивиллу — облегчение и такая же улыбка, как на разжавшихся губах Соляриса. Ярче всех, однако, улыбался Сильтан, сидящий на самом далеком краю стола и кивающий головой чему-то, что я не понимала.

Борей резко поднялся с места, бросил свою курительную трубку на стол и молча направился прочь. Никто не последовал за ним, даже Вельгар, который смотрел куда-то левее платформы, где Маттиола рыскала под винными бочками рукой, ища брошенный ошейник. Когда глаза их встретились, рот Вельгара приоткрылся, но сам он остался недвижим. Матти же резко побелела, закрыла ладонью лицо и бросилась обратно в бадстову для слуг, откуда выносили свежие закуски. Кажется, Вельгар последовал за ней — я потеряла его из виду за спинами драконов, которые вдруг поднялись со своих мест.

— Драгоценная госпожа, Старшие приняли решение, — объявил Шэрай спустя минуту после того, как внимательно выслушал целый зал, гудящий на своем языке. — Пятеро из семи Старших желают жить вместе с людьми, а значит, того желает весь наш род. Отныне Фергус, Немайн и Керидвен — земли драконов, и драконы не позволят врагам отнять у них дом. Таков уговор. Таков новый гейс королевы Дейрдре!

Барды, ждущие своего часа на дальнем конце платформы, заиграли на лютнях и тальхарпе раньше, чем я успела ответить Шэраю или хотя бы осознать услышанное. Все случилось так быстро, что напоминало сон. На переговорах люди всегда внемлют логике, выгоде и обещаниям — и я в своих речах тоже обращалась к первому, второму и третьему. В итоге я совсем позабыла, что драконы — не люди. Они внемлют чувствам, единству и интуиции. Поэтому мне оставалось только принять произошедшее как должное и смотреть на вдруг развеселившихся драконов, засмеявшихся и набросившихся на еду и кувшины с вином.

— Как ты это сделал, Солярис? — спросила я только.

— Это не я сделал, а мы, — поправил он, и я почувствовала нежное прикосновение острых когтей к своей дрожащей ладони. — Мы только что положили конец старой войне. И скоро положим конец еще одной.

12. Высшее проявление

Отец говорил, что в потомках Дейрдре течет кровь сидов, и потому мир не заслуживает ни одной ее капли. Он сурово наказывал всех, кто допускал малейшие царапины на моей коже, не говоря уже о чем-то большем. Так, моя первая весталка оказалась