Реквием по любви. Грехи отцов (СИ) - Сладкова Людмила Викторовна "Dusiashka"

Все вспомнила! От того в груди зверски защемило. И веки ошпарило огнем.

- Даня? – проскулила Лиза, не веря своим глазам, но не торопясь хвататься за его протянутую ладонь. – Да… Данечка?

- Поднимайся! – недовольно проворчал Верещагин. – Застудишься еще!

«Это он! Это правда он!»

Она не поняла, как поднялась на ноги. Сама. Без посторонней помощи.

Но уже через секунду висела на шее у Дани, и шептала, орошая слезами его рубашку:

- Прости меня! ПРОСТИ! Я так виновата! Ты пострадал из-за меня…

- Ты ошибаешься, - прозвучало глухо. – И напрасно терзаешь себя.

- Ох, Даня! – судорожный всхлип. – Если бы только отмотать время вспять!

- И что изменилось бы?

- У тебя появился бы шанс!

Отстранив девушку от себя, Даня заботливо вытер слезы с ее щек.

- Нет, - произнес равнодушно. – Все было заранее… предопределено.

- Чт-то?

- Таков мой путь. Короткий, но яркий.

- Я не верю!

- Зря.

- Даня…

Верещагин пригвоздил Лизу к месту, положив руки ей на плечи.

Проникновенно вглядываясь в глаза, вкрадчиво пробормотал:

- Но все лишится смысла, если он не узнает!

- Кто, он?

- Мой брат.

- Матвей? – она шумно сглотнула. – А о чем он должен узнать?

- О том, что известно нам обоим. Тебе и мне. Расскажи ему! Напомни о…

Мужчина резко замолчал, вглядываясь вдаль. А после сообщил:

- Время вышло. Пора мне. Заждались меня.

- О чем ты говоришь?

Ничего не ответив, Верещагин окунулся в воду, и бодро поплыл к другому берегу. Лиза попыталась кинуться за ним, но словно на невидимый барьер налетела. Вновь плюхнувшись на пятую точку, пронзительно закричала:

- Вернись!

Да толку ноль. Он преодолел уже бОльшую часть пути. А потом, будто преследуя его, в реку вошли другие люди. Угрюмые, злые и неизвестно откуда взявшиеся. Люди, в которых Лиза сразу же признала ЛжеГарика и Шмеля. Едва они достигли глубины, вода в реке вдруг почернела. Забурлила, точно кипяток, напуская над долиной густой непроглядный туман. А когда он развеялся и снова засветило солнце, на противоположный берег вышел… только Даня. Судя по всему, его и правда поджидали. Ибо из дома к нему навстречу высыпала целая толпа. И чем пристальнее Лиза разглядывала присутствующих, тем больше знакомых лиц видела. Настоящий Пескарь одобрительно похлопал его по плечу. Лариса… та самая, Пашкина Лариса… смущенно улыбаясь, протянула ему белоснежное полотенце. Кто-то обнял. Кто-то поцеловал. Кто-то просто кивнул. Словом, его не приветствовал только ленивый. В какой-то момент толпа расступилась, и… Лиза оцепенела, с бешено колотящимся сердцем лицезрея… своих собственных родителей.

Они уверенной поступью двигались вперед. Спокойные. Умиротворенные. Величественные, будто король с королевой. Мама светилась от счастья, бросая на отца выразительные взгляды. Отец же лишь довольно ухмылялся, прижимая к груди… двух младенцев. По одному в каждой руке. И от этого умилительного зрелища девушку внезапно обуял примитивный ужас.

«Чьи это дети? Чьи они?»

Долго гадать не пришлось. К отцу приблизилась чета Гордеевых. Не узнать родителей Андрея Лиза просто не могла. Трепеща от волнения, Юлия прижала к груди одного из малышей. По ее щекам потекли слезы. Даже сквозь приличное расстояние Лиза отчетливо слышала женский всхлип:

- Кровиночка наша!

- Сын? – участливо поинтересовался кто-то из толпы.

- Внук! – гордо ответил Владимир, целуя ребенка. – Первенец от первенца!

Тем временем ее отец поудобнее перехватил второго младенца, и потрепал того за розовую щечку. Черчилль никому не собирался его отдавать. И Лиза наконец догадалась, кого именно он так бережно прижимает к своей груди.

«Эта кроха – мой брат! Двоюродный брат. Нерожденный сын дяди Бори!»

Ошарашенная своими догадками, Лиза не сразу заметила, что люди начали расходиться, исчезая в стенах дома. Они уходили. Все куда-то уходили.

Причем, стремительно. И Гордеевы. И Пескарь. Лариса. Даня. И даже…

«Нет!»

Не в силах смириться, девушка закричала:

- Мама!

Да только родительница даже не обернулась. Лиза шагнула вперед, намереваясь пойти за ней, и снова налетела на невидимый барьер.

Но не отчаивалась. Собрав все силы в кулак, крикнула еще громче.

- МАМА! Стой! Мамочка? Мамуля? Ну, посмотри же ты на… меня!

Чуда не случилось, даже когда Лиза прохрипела ей вслед:

- Я люблю тебя! Слышишь? Я очень сильно… тебя… люблю!

Нет, она не слышала. Явно не слышала. Практически обнявшись, и воркуя с ребенком, ее родители с каждым шагом приближались к заветному крыльцу. Тогда, потеряв всякую надежду, Лиза истошно завопила, надрывая связки:

- Отец!

И застыла, точно парализованная, осознав, что… он сморит на нее в упор.

Вернее, они оба. Мама с теплотой. С нежностью. А папа – с гордостью.

С диким свирепым непоколебимым и абсолютным отцовским обожанием.

Улыбнувшись уголками рта, он произнес одну единственную фразу:

- Ты справилась!

И все вдруг исчезло. Вспыхнуло ярким светом, и растворилось в небытие.

А Лиза, задыхаясь от недостатка кислорода… наконец-то открыла глаза.

Глава 81

Первое, что она заметила – высокие потолки. Второе – ощутила очень специфический запах. Резкий. Неприятный. Смесь хлорки и лекарств.

Так обычно пахнут больницы. А судя по жесткой кровати, от которой знатно одеревенела спина, именно в больнице Лиза сейчас и находилась.

«Но… что произошло? И почему светит солнце? Уже утро?»

Мозг отказывался работать в полную силу. Соответственно и соображала девушка с большим трудом. Прислушавшись к внутренним ощущениям, поняла, что чувствует себя вполне сносно. Ну… за исключением сильной головной боли, пронзающей виски, точно стальными острыми иглами. И почти чудовищной жажды, от которой все пересохло во рту. А еще Лиза внезапно обнаружила, что кто-то крепко держит ее за руку, трепетно сжимая пальцы. Повернув голову, она невольно охнула. От нежности, затопившей душу, нещадно защипало в глазах. Совсем рядом, сдвинув их больничные кровати в одну большую, свернувшись калачиком спала Соня. Она-то и сжимала ее ладонь в своей горячей ладони, не отпуская даже во сне. Что ж, сомнений не осталось. Они и правда в больнице. В одной палате. Все вместе. Ведь у противоположной стены, устроившись на кушетке, дремал и Андрей.

Но… тревожно. Беспокойно. Едва заметно вздрагивая. Будто почувствовав ее взгляд, он открыл глаза, и уставился на нее в упор, облегченно выдохнув:

- Рыжик…

Робко улыбнувшись, она проскрипела в ответ севшим голосом:

- Привет!

Услышав их, закопошилась и Соня. Окончательно проснувшись, подруга подползла к ней вплотную, и заключила в свои пламенные объятия.

- Лизка! – воскликнула надломившимся голосом. – Ну, сколько можно геройствовать? Ты жутко напугала нас! Как себя чувствуешь? Все хорошо?

Забывшись, девушка кивнула. И тут же поморщилась, хватаясь за голову.

- Собственно, да, - иронично хмыкнул Андрей, присаживаясь на край ее кровати. – Шишак у тебя знатный. Сотрясение не подтверждают, но…

- Но и не исключают! – заявила Алмазова с несвойственной ей строгостью.

- Так что, придется тебе поберечь себя немного, - подытожил Гордеев.

Соня улеглась с ней на одну подушку, и ласково прижалась щекой к ее щеке.

- Что случилось, Андрей? – в поисках ответов Лиза вперилась в него испытывающим взглядом. – Как мы с тобой оказались… здесь?

Друг напряженно улыбнулся. Бережно сжав ее ладонь, уточнил:

- А что последнее ты помнишь?

До отрезвляющей боли прикусив губу, девушка напрягла извилины.

- Взрыв, - сглотнула, пытаясь избавиться от комка в горле. – Паша без сознания. И Дима. Он нашел нас. А дальше…

- Ты тоже потеряла сознание, - кивнул Андрей. – Но знаешь, оно и к лучшему. Нас доставили в больницу. Соколовского - сразу в операционную, а нас с тобой – сюда. Тебя осмотрели, взяли кровь на анализ, и по просьбе твоего благоверного муженька, накачали каким-то безвредным снотворным.