Многорукий бог далайна - Святослав Логинов

И тут Ай остановилась и села на обочину, спустив ноги с поребрика.

— Я ни пайду.

— В чем дело? Что-то случилось?

Шооран обвел взглядом окрестности, высматривая, что напугало Ай. Да нет, все в порядке… хотя… ведь отсюда уже должна быть видна палатка. Вон разбитый тэсэг, и туйван на его верхушке зацвел, но из-за камней не выглядывает синеватый полог из рыбьей кожи… Может быть, Тамгай переставила палатку?

— Я сейчас! — сказал Шооран, опустил на дорогу вещи и побежал.

Палатки не было. Исчезла и тонкая, в один прут оградка, отделявшая поле Тамгай от соседнего участка, и Порхоэн, хозяин того поля, возился подле туйвана. Увидав Шоорана, Порхоэн выпрямился и, не дожидаясь вопросов, сказал:

— Нет их. Умерли. Голод был страшный, вот мальчишка и не выдержал. А она, должно полагать, в далайне. Сам посуди, как ей без сына жить? Земля, вот, мне досталась. Земли теперь много, да не кормит она.

Шооран молча слушал, неосознанно кивая головой, потом повернулся, побрел к ждущей на дороге Ай. Нигде не задерживаясь, они миновали сухие земли. Шооран молчал, и Ай не требовала объяснений. Лишь когда они остановились, чтобы обуться на пороге мокрых земель, Шооран произнес:

— Это Ёроол-Гуй, — и Ай кивнула согласно.

А ведь на самом деле это не Ёроол-Гуй, а проклятие илбэча. Легко рассуждать, что люди будут умирать как и прежде, но только от других причин. Нет ничего обыденней смерти, гибель посторонних незаметна, с ней не трудно примириться, ее легко планировать. Но илбэч должен знать, что первыми будут гибнуть его близкие. Благодарение судьбе, что живая Яавдай приносит ему больше мук, чем могла бы причинить ее смерть! Проклятие бьет больно, но уж зато теперь ему нечего терять!

Шооран мрачно усмехнулся. Сколько раз он говорил себе эту фразу, но судьба всякий раз находила, как уязвить его. Значит, найдется что терять и впредь. А пока будем мстить за прошедшее и будущее.

Отсюда легко было подойти к оконечности залива, куда он не мог добраться с той стороны. Три ночи Шооран работал, ставя по четыре оройхона за раз, а днем скрывался на только что выстроенных оройхонах. Первые сутки, пока нойт не затянул шавар, там можно было легко спрятаться. Если кто-то и обыскивал новые земли, то в нижний ярус шавара он не совался. Все это время Ай была рядом с Шоораном. Покорно ждала отвернувшись, послушно бежала, по приказу пряталась, хотя до судорог боялась шавара.

Что делалось за спиной, Шооран старался не знать. Разумеется, там рушилась с трудом созданная граница, вновь из диких земель открывался путь в страну изгоев. Шоорана беспокоили только две вещи: как бы не попасть ненароком на глаза людям и не встретиться во время дневки с Ёроол-Гуем, которому тоже вход сюда не заказан.

Расправившись с северо-западным заливом Шооран пересек страну, вбил три оройхона в случайно уцелевший боковой заливчик, а затем собрался на юг. Но прежде надо было немного поправиться с хозяйством, и Шооран, настроив суваг, вышел к людям. Два дня он ремонтировался, готовясь к новым походам, а вечерами пел, собирая не слишком обильное подаяние. Всего на отдых Шооран предполагал отвести не больше недели. Пока голод отступил, и люди сыты, надо как можно больше строить. Потом, когда болота переполнятся толпами истощавших людей, там уже не развернешься.

Но на утро третьего дня возле временного лагеря появилось полдюжины воинов.

— Вы оба пойдете с нами, — сказал командир, глядя мимо Шоорана.

— Я сказитель! — возмутился Шооран. — Ээтгон разрешил мне свободно ходить по всей стране, в том числе и по мокрым местам. К тому же, вспомнил он, — сегодня общий день, на мокрое могут выходить все.

— Ты видно с алдан-тэсэга свалился, — фыркнул командир. — Дни илбэча давно отменены. Кто их будет соблюдать, когда голод? А правитель Ээтгон как раз и приказал разыскать тебя.

— Я не пойду, — сказал Шооран и сел на склизкий камень. — Если правитель возжелал послушать мои истории, он не должен бояться промочить ноги.

Солдаты растерялись. С полминуты они переминались с ноги на ногу, не зная, что делать, потом командир послал одного из воинов с донесением. Шооран, орудуя костяной иглой, починял прохудившийся жанч. Через полчаса прибежал запыхавшийся гонец, прошептал что-то на ухо старшему. Командир недоуменно пожал плечами, но ничего не сказал. Шооран продолжал рукодельничать.

И он добился своего: из-за тэсэгов показался Ээтгон.

Уже давно молодой правитель не появлялся на людях без охраны, но сюда он пришел один, телохранители остались возле поребрика. Ээтгон был одет в цамц из соломенной пряжи и такие же тонкие, пряденные штаны. Башмаки с шипами, взятые, вероятно, у кого-то из солдат, нелепо смотрелись на его ногах. Сделав знак цэрэгам, чтобы те удалились, Ээтгон присел на корточки напротив Шоорана.

— Здравствуй, сияющий Ээтгон, — произнес сказитель.

— Здравствуй, — серьезно ответил Ээтгон. — Я хотел говорить с тобой.

— Говори.

Но Ээтгон молчал, и Шооран вернулся к рукоделью. Он успел накрепко заштопать последнюю дыру, когда Ээтгон медленно проговорил:

— Ты, должно быть последний настоящий бродяга, для которого нет жизни на сухом…

— Почему же? — не согласился Шооран. — Есть еще неисправимые. Хотя их немного.

— И среди них — илбэч, — заключил Ээтгон. Он помолчал и добавил: — Я хотел говорить с илбэчем.

— Ничем не могу помочь.

— Можешь. Ты наверняка встречался с ним. Если он человек, то он сидел среди охотников и бродяг, слушая сказки о Ване. И вы еще не раз встретитесь, ведь вы оба ходите по мокрому, а мокрых земель осталось так мало. Значит, он услышит все, что ты скажешь ему. Так передай: пусть он перестанет строить. Людям больше не нужна земля, им нужен далайн.

— Вместе с Ёроол-Гуем?

— Ёроол-Гуй — неизбежное зло. Но Многорукий — это далайн, а без него нам не прожить. Можно одеваться в солому и шерсть бовэра, можно обойтись без чавги и научиться обрабатывать кожу, не вымачивая ее в нойте. Мы научимся делать инструмент из костей умерших родителей и забудем, что такое хитин и рыбий клей. Но мы не сможем существовать без воды.

— Ты, должно быть, пересох, живя в алдан-шаваре, и забыл, что в далайне нет воды. Я ее доставал только на сухих землях.

— И все-таки, это так. Хотя влага далайна мало похожа на воду, но вода заключена в ней. Просачиваясь через поры камня, влага очищается и выступает на сухих оройхонах чистой водой. А нечистая часть превращается в нойт и выходит на мокром. Так полагают мудрецы, и в этом есть резон. Иначе, как объяснить, почему во время мягмара, когда вскипает далайн, источники наполняются водой?