Избранные произведения в 2-х томах. Том 2 - Вадим Собко

Почему-то вдруг сбилась с широкого, размашистого шага Майола Саможук, тренер немедленно это заметил и спросил:

— Что случилось?

— Ничего, Василий Семёнович, просто оступилась.

— А ну, ещё разочков с десяток пробеги рывками, постепенно ускоряя шаг. Начали!

Майола пробежала.

— Что-то я здесь не всё понял… — озабоченно проговорил тренер.

— Да и понимать нечего, оступилась, и всё тут. — Майола была уверена, что говорит правду, в конце концов какое ей дело, что Лихобор ушёл со стадиона!

…На другой день Лука пришёл в цех, всё ещё переполненный чувством, которое он испытал на стадионе, — глубоким уважением и восхищением перед настоящей самоотверженной работой. Бывают в жизни минуты, часы, даже целые дни, когда всё у человека ладится, будто бы делается само собой, всё слушается его и подчиняется. Именно такое состояние было в это утро у Луки Лихобора. Станок будто понял настроение своего хозяина, стал и сильнее, и точнее, и умнее. Стружка, как живая, шипела под резцом, завиваясь синей спиралью. Легко покорялась капризная, ещё не закалённая сталь, из которой Лука, казалось, играючи, просто и легко вырезал сложную тягу системы управления шасси. Все окружавшее его — соседние станки, товарищи, весь цех словно куда-то отдалились, стушевались, а на белом свете остался только он, Лука, его верный станок да ещё прежде никогда не ощущавшееся им с такой силой ликующее чувство увлечения работой. Готова деталь! Давай другую, третью. Не хочется ни оглянуться, ни закурить. И вообще, почему он снова начал курить! Ага, это в день, когда произошёл несчастный случай. Сигареты он, конечно, выкинет, силы воли хватит… И вообще, много чести, чтобы из-за какого-то смешного и нагловатого парнишки Феропонта Тимченко кто-то трепал себе нервы и тем более начинал курить.

Половина смены пролетела незаметно, подошёл Горегляд, пересчитал детали, удивлённо покачал головой, ещё пересчитал.

— Здорово даёшь, — с уважением сказал он.

— А что мне ещё остаётся? — весело ответил Лихобор.

— Ещё можно было бы о собрании подумать.

— Вы пришли, чтобы специально напомнить об этом?

— Нет, конечно. Просто мне нравится твоё настроение. Что-нибудь хорошее случилось?

Луке очень хотелось рассказать, как вчера он любовался тренировкой, вернее, вдохновенной работой Майолы Саможук, и поэтому восторженное чувство не покидает его весь сегодняшний день. Но вряд ли старый Горегляд понял бы этот восторг, скорей превратно истолковал бы, и потому Лихобор ограничился коротким:

— Ничего особо выдающегося не произошло. Просто хорошее настроение.

— Перед собранием? Имей в виду: оно будет серьёзным, это собрание… Может быть, хочешь закурить?

— Спасибо, я не курю.

Что там ни говори, а Лука Лихобор откровенно счастлив, и старого Горегляда трудно провести — стреляный воробей.

— Ты что, может, опять влюбился? — спросил он.

В глазах Лихобора застыло такое удивление, более того, сомнение в здравом рассудке Горегляда, что мастер сконфуженно проговорил:

— Глупости, конечно. Ты уж прости… Но о собрании всё-таки подумай.

— Я думаю.

Короткий перерыв, и снова за работу. Приятно чувствовать своё мастерство, опыт, силу. Смешной этот Горегляд. Не мог пооригинальнее придумать: «Уж не влюбился ли?» Нет, любовь теперь не властна над Лукой, выучила, на всю жизнь выучила его Оксана. Прежде одно воспоминание о ней охватывало жарким полымем, но страсти утихли. Спокойно и редко вспоминает свою бывшую возлюбленную Лука. Даже когда почувствует запах её духов в своём холостяцком жилье, то и это не производит большого впечатления. Изменилось что-то в душе…

А этот Горегляд, смех да и только! «Не влюбился ли ты?» В кого? Уж не в Майолу ли Саможук? Ничего не скажешь, хорошая девушка, только довольно странно было бы в неё влюбиться. Не для него она создана. А девушка славная! Жаль, не встретил он Майолу лет пять назад, когда ему было двадцать три. Подожди, подожди. ведь тогда ей ещё и пятнадцати не было. Господи, да ты старый, Лука Лихобор!.. А Горегляд демонстрирует знание психологии своих подчинённых, спрашивает: «Уж не влюбился ли ты?» Луке не до любви, не успеет оглянуться, как на пенсию пора. Подумал так и засмеялся от ощущения своей молодой силы, упругости и ловкости крупного и ладного тела. Всё. Конец смены. Собрание будет трудным, но Лука выдержит. До собрания осталось не более часа. Долго томиться, пытаясь представить своё будущее, не придётся.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

В красном уголке, вмещавшем человек триста, было полным-полно народу. На таких общих собраниях председательствовал обычно Лука Лихобор, но сейчас занимать своё председательское место вряд ли уместно, и потому он остановился у стены, опершись о неё спиною. Смотреть ни на кого не хотелось, слушать слова сочувствия — тем более. Вот так он и стоял, потупив глаза, желая только одного — чтобы быстрей всё кончилось, пока не растратилось, не погасло тёплое чувство восхищения Майолой, которое согревало его душу весь этот долгий день.

Очевидно, собрание вести будет его заместитель. Да, так оно и есть, Иван Долбонос подошёл к столу, и хотя чувствовал он себя несколько скованно и смущённо, виду не подавал и держался молодцом. Неторопливо оглядел обращённые к нему лица, отыскал глазами Лихобора и, постучав костяшками пальцев по столу, сказал:

— Начинаем профсоюзное собрание, товарищи.

Сказал и сразу осёкся: из угла, где сидел Валька Несвятой со своими комсомольцами, послышалось:

— Есть вопрос. Почему председатель цехкома не ведёт собрание?

— Потому что разбирается его персональное дело.

— Товарищи! — К столу подошёл Горегляд. — Думаю, что будет правильно, если вести это собрание мы поручим заместителю предцехкома товарищу Долбонóсу.

— Долбóносу, — поправил ударение Иван.

— Товарищу Долбóносу, — не скрывая своего раздражения, поправился Горегляд, искоса взглянув на слесаря: собрание начиналось несерьёзно. — Кто за это предложение? Абсолютное большинство.

— Итак, — проговорил довольный Иван Долбонос, публично узаконивший греческое произношение своей фамилии, — профсоюзное собрание сорок первого цеха объявляю открытым. На повестке дня два вопроса: итоги работы за июль месяц и персональное дело Луки Лихобора. Товарищ Гостев, прошу вас!

Начальник цеха свободно, со знанием дела, оперировал цифрами. Точные данные о работе каждого участка, процент перевыполнения плана по деталям и валу, рост производительности труда, трудовая дисциплина, план работы на следующий месяц.

— Мы имели все основания быть на первом месте в межцеховом соревновании, — сказал в заключение Гостев, — если бы не оплошность, допущенная Лукой Лихобором. Поэтому сейчас сумма премий снизилась почти на сорок процентов. Первого места в соревновании нам теперь долго не видать. Вот к чему приводит безответственное отношение к обязанностям инструктора и небрежность в соблюдении техники безопасности. У меня всё.

— Есть вопрос. Жив тот бородач?

— Потерпевший Тимченко пока ещё в больнице, но жизнь его вне опасности.

— Когда завод переходит на выпуск нового самолёта?

— Планируется на весенние месяцы.

— Есть ещё вопросы? — спросил Долбонос. — Нет? Спасибо, товарищ Гостев. Переходим ко второму вопросу — персональное дело Луки Лихобора. Слово имеет инженер по технике безопасности Василий Иванович Глущенко.

Лука почувствовал, как под его ногами твёрдый бетонный пол будто бы вдруг размяк, стоять стало трудно, пришлось плотнее прислониться к стене.

— Может, попросим нашего героя к столу? — спросил Гостев.

— А чего же, пусть выйдет, поглядим на него в полный рост, — басом выкрикнул Лавочка.

— Пускай выйдет, — послышался ещё чей-то голос.

— Товарищ Лихобор, прошу к столу, — попросил Долбонос.

Первый шаг оказался самым трудным. «Как хорошо, что этого позорища не видит Майола», — подумал Лихобор, сам удивляясь, почему появилась именно эта мысль. Ватные ноги переставали слушаться, они погружались в пол, как в горячую густую смолу.

— Держись, не тушуйся! — раздался бодрый дружеский голос откуда-то из середины зала, и странно, вдруг прибавилось силы. Лука другими глазами глянул на утомлённых работой, пропахших машинным маслом и потом, одетых в лёгкие рабочие спецовки людей. Он знал здесь каждого, и все знали его. Чего же ему бояться? Ответственности? Да, он виноват и готов ответить за свой проступок.

Лука свободно сделал последние десять шагов и остановился возле стола. Посмотрел на Гостева. Начальник цеха, нахмурив брови, отвёл глаза: даже глядеть не хочет на Луку Лихобора. Ещё бы! Все так старались, а теперь им только улыбнулось честно заработанное первое место, и виноват в этом он, Лука Лихобор. Есть отчего сердиться…