Ордынская броня Александра Невского - Дмитрий Абрамов

Сторожа возвратилась в полночь и сообщила, что видела верстах в пятнадцати от города на северо-западе за холмами огни большого ратного стана. По всему это были татары. Тогда же по велению князя козельские кмети зажгли еще не разобранные, оставленные козлянами дома и постройки предградья с напольной стороны, за Другусной и у Жиздры. Пожар полыхал до рассвета. Утром 25 марта, как рассвело, все козляне высыпали к заборолам стен, что стояли на горе над рекой Другусной и ее поймой. Постройки предградья вокруг еще догорали, курясь дымом и чадом. Князь Василий со старшей дружиной и козельскими мужами, Горислав, Путята и все вои, пришедшие с ними из Чернигова, стояли на верхах воротной вежи с южной, напольной стороны. С высоты, несмотря на дымы сгоревшего предградья, хорошо было видно, как татарская рать сходит с холмистой гряды и медленно движется по заполненной тающим снегом долине с запада на юг. Татарские всадники, отыскивая твердь, осторожно выезжали на лед Другусны. Лед хотя и подтаял, но видно был еще крепок, так как выдерживал десятки верховых. А Горислав думал, что, появись здесь татары на седмицу позднее, видели бы они Козельск версты за три, не ближе. Однако далеко не вся татарская рать торопилась сойти в долину. Большая часть ее так и осталась в отдалении на западных отрогах гряды за рекой. Те же отряды, что подошли с напольной стороны, выбирали места повыше, ставили в отдалении от града свои круглые шатры и разводили костры.

Талые снега и надвигающаяся распутица не давала ворогу всерьез начать готовиться к приступу. На первый взгляд татар было тысяч пять-шесть. Но Горислав знал, что большая часть их рати еще скрыта от глаз козлян холмами и перелесками. К полудню козляне увидели, как в нескольких местах на западе поднялись дымы. То, верно, загорелось в окрестных селах. Но потом и дым пропал. И Гориславу стало понятно, что ворогу нужен был сухой строительный лес и топливо для костров, а не выгоревшая округа. Видно было, что татары не собираются уходить, а встают надолго и хотят ять Козельск.

В самом конце марта подморозило. Стал гололед, снега покрылись твердым настом. Уже утром 28 марта надень Входа Господня в Иерусалим козляне заметили, что татарские ратники установили три порока напротив напольной вежи и еще три западнее ее, там, где со стороны Другусны высился вал града. Пороки закрыли тыном. Лучники пробовали достать до пороков стрелой, но стрелы ударяли в бревна тына на излете. Видно было, что пленные русичи изредка подвозят на санях и сгружают камни у пороков. Как понял Горислав, татары обыскали всю округу, но посколь снега были глубоки, а реки были еще подо льдом, много камня они не нашли. В отдалении, правда, на их кострах готовилось какое-то смрадное варево. И детский догадался, что ворог готовит зажигательную смесь. Визжали пилы, что-то пилили полоняники. К обеду Горислав удвоил дозоры на стене с напольной стороны, поставив туда семьдесят лучников, которые менялись через каждые три часа. Вои установили там же два десятка самострелов, железные стрелы которых доставали до пороков. Только деревянный тын не давал накрыть прислугу камнеметов. В случае, если ворог начнет бить, велел плотникам и гражанам быть у костров за надолбами и в ближайших к валу избах.

На следующий день с началом Страстной седмицы с утра козляне впервые услышали незнакомые им ранее гулкие удары, свист снарядов, рассекающих воздух и удары о рубленые стены града. Били татарские пороки. Горислав с Путятой и несколько мужей из княжеской дружины подъехали к внутренней излучине вала, покрытого льдом, оставили седла и стали быстро подниматься по лестницам на верхний боевой ход. Каково же было удивление детского и всех, кто был с ним, когда они увидели, что ворог мечет в стены града не камни, а короткие бревна длинной менее сажени. Сила таких ударов, конечно, была слабее, но и они расшатывали деревянные клети стены и угрожали изувечить защитников. Проходя вдоль заборолов, Горислав и Путята предупреждали лучников и воев у самострелов, чтобы били лишь в том случае, когда татары показывались из-за тына и приближались к стенам. По-иному не стоило тратить стрелы. Через полчаса первые огненные снаряды, пущенные пращами татар, перелетели через стену и зажгли две клети близ стены. Козляне стали быстро тушить их, заливая огонь водой, или набрасывая на него сырые овчины. Затем ворогу удалось зажечь заборола ближе к Другусне, но и там пожар потушили. Благо близ стены с южной стороны было отрыто в свое время четыре колодца и воды хватало. Пороки били до самой темноты. За первый день обстрела татарам удалось повредить верха стен лишь в двух местах и ранить одного русского воя.

На следующий день пороки стали вновь метать в стены града бревна и камни. Теперь их удары наносили более ощутимый урон. Видно было, что с юго-запада к городу приблизилось и спешилось тысячи полторы татарских воев. Увидев это, Горислав послал ко княжескому воеводе Любиму, чтобы поставил всех лучников на стену, ибо явно готовился приступ. Не прошло и четверти часа, как более полутысячи русских лучников уже стояло у заборол с южной и западной стороны града. К полудню на участке стены, что ближе к Другусне, от ударов камней до ледяного покрытия обвалилась одна клеть. Плотники и гражане ринулись туда, чтобы как-то поправить дело. С внутренней стороны вала на толстых веревках стали поднимать бревна, чтобы закрыть ими обвал. Тем временем татарская рать, собравшаяся у града с юго-запада, пошла на приступ. Укрываясь щитами, татары приблизились на полет стрелы и пустили тучу стрел. Пращи ударили огненными снарядами в то место, где образовался обвал стены. Огненным жаром обдало людей и бревна. И охваченные огнем, и уцелевшие от пламени русичи отхлынули от пролома. Многие побитые или раненые стрелами остались на месте. Русские лучники дружно ответили татарам из-за заборол. Горислав и Путята с луками в руках били стрелами и видели, как татары, потеряв до пятидесяти воев, отступили от града, унося убитых и раненых. В этот день ворог более не пытался подходить к стенам Козельска. Однако его пороки до самого вечера метали снаряды в места обвала, и все более обрушивали стену у пролома. Пожар, правда, удалось затушить большим количеством воды. Уже ночью без огней и факелов, русичи стали разбирать обвалившиеся, обгорелые бревна, уносить погибших. Со стороны татарского стана ржали лошади, слышался топот копыт. Татарские ратники в темноте разъезжали вдоль стены, проверяя бдительность русских лучников. Нет-нет, да десяток татарских стрел из темноты долетал к пролому, раня и убивая людей. Но и козляне на верхах стены не дремали, отвечали тем же. Горислав с Путятой были на стенах со своими товарищами и не давали зевать стрелкам. Сами не выпускали луков из дланей. Тем временем козляне разобрали обвал. Под руководством опытных плотников подвели бревна и на оледенелом основании положили две новые, более короткие клети вместо одной прежней, чтобы закрыть пролом и связать прясло. К утру подняли бревенчатую кладку, и покрыли толстыми досками почти вровень с тем, как было ранее.

Утром вновь пошла капель, стал сеять мелкий дождь. Потеплело и потекло. Весна вновь и еще дружнее напомнила о себе. Снега с напольной стороны стали быстро таять. К полудню вода из-подо льда рек стала выходить на берега и заполнять пойму. Татары, утопавшие в мокром снегу и талой воде, отвели пороки от стен на дальнее расстояние. Видно было, что им стало не до Козельска.

Пасху встречали еще на снегу 4 апреля. Горислав стоял ночную литургию вместе со старшим братом Любомиром в одном из соборных храмов града. Братья отвезли свои семьи и престарелых родителей за неделю до прихода татар верст за тридцать на юг — туда, где начинались дебрянские леса в одну из лесных деревень. Но Любомир возвратился, решив оборонять родной град от ворога вместе с Гориславом. Недалеко от детского стоял и Путята со своим отцом. Поглядывал на друга, улыбался, держа свечу в ошеей длани, крестясь перстами десницы и кланяясь в сторону алтаря. В этом же храме встречал Пасху и молодой князь Василий со своими боярами и дружиной. Все сегодня думали о своих сродниках, молились за то, чтобы Бог уберег их от безбожных моавитян, молились о своем спасении и помощи. Горислав вспоминал семью. Чувствовал, что скучает по детям, по Антонине, хоть и отвык он от них, хоть и крутила-вертела его по всей Руси ратная судьба. С болью думал Горислав о том, что не ладилось у него с Антониной и она, наверно, была неверна ему. Сердце тронула боль, но детский обратился с молитвой к Богородице, прося Ее укрыть его чад и жену своим святым мафорием от всяких бед, напастей, зла и смертельных болезней.

Вестей ни от жены, ни вообще из Новгорода не было никаких. Одно, слава Богу, было ясно, что татары не тронули города. Говорили, что молодой новогородский князь Александр Ярославич умен и ретив. Но мысль о том, что он смог бы защитить город, вызывала сомнение. Вон сколь градов было взято татарами по всей Рязанской и Суздальской землям. Не иначе, как новый князь Владимирский Ярослав откупил Новгород у татар. От этих мыслей Горислава отвлекла проповедь, с теплом сказанная настоятелем храма — старым седым священником, которого детский помнил еще молодым. Живое слово священника было о ратном подвиге его паствы, вставшей «за други своя» и за своего князя: