Динка - Валентина Осеева

— Слушайте, дети, слушайте! Земля — это круглый шар, и этот шар все время вертится…

— Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! — заливались подружки. — Арсеньева! Динка! Покажи батюшку!

Динка прятала под фартук руки и, выпятив живот, ходила по классу, визгливо восклицая:

— Де-ти мои! Господь бог наградил Давида божественной силой, и слабый Давид победил Голиафа!

Девчонки визжали от удовольствия, а на уроках, когда к доске вызывали Арсеньеву, с ними не было сладу.

— Тише! Тише! — надрываясь, кричала Любовь Ивановна, а Динка, стоя у доски, корчила смешные рожи. — В чем дело, наконец?

Любовь Ивановна с возмущением оборачивалась и встречала удивленный, невинный взгляд Динки.

— Они не дают мне отвечать урок, — скромно жаловалась та.

Знаний, которыми так щедро наделила ее Алина, еще хватало, поэтому Динка не утруждала себя домашними уроками, разве только по русскому, когда задавали что-нибудь писать. По чтению Динка была первой ученицей, память тоже не подводила ее, и Марина, просматривая дневник младшей дочки, с удовлетворением говорила:

— Ну, кажется, наша Динка взялась за ум…

— Конечно. А что же мне, дурочкой быть? — скромно отвечала Динка, продолжая беззаботно развлекаться и развлекать других.

В ее классе было много богатеньких девочек, их провожали в гимназию гувернантки.

— Фрейлейн, застегните мне панталончики, я не могу сама! — дразнила их Динка, к общему удовольствию остальных.

Муха, вцепившись лапками в Динкино плечо и щекоча ей ухо, шептала что-тo, соблазняя на новые проделки.

— Отстань! Не шепчи! Ну тебя! — отталкивала ее Динка, По-настоящему девочку звали Нюрой, Муха — это было прозвище, данное ей в классе. Подруги не любили Муху, но жалели. У Мухи был очень злой отец. Говорили, что он сильно бьет ее за малейшую провинность. Говорили еще, что семья Мухи богатая, но скупая, поэтому Муха приносила на завтрак один только хлеб, и девочки делились с ней своими завтраками. Динка тоже жалела Муху, но дружить с ней ей было скучно.

Из гимназии Динка торопилась домой, наспех обедала и, захватив свои коньки, бежала на бульвар кататься. Однажды мальчишки, чтобы подразнить, отняли у нее ключ от «снегурок». Динка с криком бросилась на обидчиков. Большой губастый, красноносый мальчишка толкнул ее в снег.

— Ага! — закричала, поднимаясь, Динка. — Ты так? Ну ладно!

Динка сорвала с ноги ботинок с коньком и замахнулась на мальчишку. Тот бросился на нее с кулаками Динка, размахивая ботинком, забежала за скамейку и вдруг увидела стоящего в стороне мальчика с их двора. Он с любопытством смотрел на нее, сдвинув на затылок форменную фуражку; ветер шевелил на его лбу темный хохолок.

— Эй, ты, Хохолок! — крикнула ему Динка. — Иди сюда сейчас же! Защищай меня!

Мальчик как будто только и ждал приглашения; мгновенно скинув на снег свою чистенькую шинельку, он наскочил на Динкиного обидчика и обратил его в бегство.

Но освобожденная Динка не оценила услуги и всю дорогу домой ругала его, как могла:

— Ты что стоял? Стоял и смотрел, да? Как слепой! Ты, наверно, не мальчишка, а девчонка! А еще с нашего двора! Меня бьют, а он смотрит! Выпустил свой хохолок и стоит любуется, как девчонку бьют!

— Да я же не знал! Ты сначала сама его била… — В разговоре мальчик слегка заикался.

— «Била, била»!.. А вокруг скамейки кто бегал?.. Он же старше меня, ему, наверно, уже двадцать лет, этому дураку!..

— Ну да! Хватила! — засмеялся мальчик. — В двадцать лет по буль-вару на-а коньках не катаются!

— А где же катаются?

— Нигде! Какое ему катанье в двадцать лет! Ну, разве что на к-катке, в воскресенье, когда музыка и-грает!

— А где же это? — живо заинтересовалась Динка. — Ты там катался?

— Конечно. Все гимназисты там катаются. Особенно в воскресенье. Хорошо! Каток блестит, музыка играет!

— Я пойду! Я с Леней пойду! — захлопала в ладоши Динка.

— А твой б-рят и ката-ться не уме-ет, я его ни р-азу с коньками не ви-дел!

— Ну и что же! Ну и что же! Просто у него нет коньков! А я скажу маме, мама ему купит, и он будет кататься лучше всех! — обиженно затараторила Динка и побежала домой.

Но дома ее ждали другие новости, заставившие сразу забыть и каток и новое знакомство.

Глава седьмая

ДОРОГИЕ ПИСЬМА

На крыльцо выбежала Мышка:

— Где ты ходишь? Иди скорей! Мама получила письма!

— Какие письма? От Лины? — всполошилась Динка.

— От Лины, от дяди Леки…

— А от Кати?

— Катя написала дяде Леке… У ней родился мальчик!

— Мальчик! — подпрыгнула Динка. — Хорошенький?

— Наверно, только он еще совсем грудной… Идем скорей! Девочки вбежали в комнату. Динка ревниво оглядела отложенные на столе листки.

— Мамочка! Вы уже всё прочли?

— Тише! Мама читает, — остановила ее Алина. После многих низких поклонов Лина писала, что они с Малайкой каждый день всех вспоминают и беспокоятся.

— «…Так бы и полетела я к вам, — писала Лина, — а уж об Никиче и говорить без слов не могу, совсем затосковал старик — одна ему отрада ваши письма… Живет он у нас на покое, смотрю за ним, как за родным отцом, но все его к вам тянет… Вот, говорит, съезжу, посмотрю на них еще разок, а тогда и помереть можно… Как ни скучает, а ты, андел мой, милушка, не зови его, стариков с места на место таскать не положено, а уж Никич наш и без того плох, все ночи кашлем мается…»

— Ох, мамочка… — умоляюще прошептала Динка. — Возьми его скорей!

— Пошлем телеграмму, да, мамочка? — взволновалась Мышка.

— Конечно, пошлем, это же папин друг! — поддержала сестер Алина.

— Надо бы взять Никича, — несмело отозвался Леня. — Я бы здесь поухаживал за ним…

— Возьмем-то возьмем, об этом и речи нет, но, может быть, лучше подождать весны? Как бы он не простудился дорогой… — озабоченно сказала Марина. Но Алина деловито предложила;

— Надо его самого спросить, когда ему лучше приехать!

— А пока давайте писать ему каждый день! — самоотверженно сказала Мышка она терпеть не могла писать письма и никому не писала.

— Мышка, может, не соберется, а я буду! — пообещала Динка.

— Да хоть бы вы по очереди писали, а то такие лентяйки, не можете лишний раз послать старику привет, — расстроилась Марина.

В письме дяди Леки было сообщено, что у Кати родился мальчик, что сама Катя здорова, но мальчик часто простужается. О себе дядя Лека писал, что никак не может добиться от своего графа перевода в одно из черниговских имений, что граф купил землю в Крыму и хочет отправить его туда наблюдать за постройкой винного завода.

«…Ну, это мы еще посмотрим, — писал дядя Лека. — Теперь, родные мои, несколько слов о том, что вас больше всего интересует. Некоторые из наших знакомых выехали в Финляндию, в том числе и Скворцов…»

— Папа… — прошептала Мышка, Марина сияющими глазами посмотрела на детей.

— Бог знает, что я уже передумала…

— Скворцов — это папа? Он уже Скворцов? — шепотом допытывалась Динка.

— Ну да… Тише ты! Не повторяй зря, — остановила ее Алина. — Мама, читай…

— Что еще про папу? — нетерпеливо заглядывая в письмо, торопили девочки.

— Да… Значит, он был председателем… В первый раз мы не вместе… Интересно, как прошел съезд… Но тут об этом ничего нет… Ах, вот еще что-то о папе…

«Скворцов передал мне через Кулешу деньги для вас. Забыл сказать, что Скворцов работает инженером путей сообщения… И еще у меня есть приятная весточка для вас — виделся я тут кое с кем из товарищей, все очень тепло расспрашивали о вашей жизни, о здоровье детей… И еще один человек, который подарил вам свою книжку «Моя новая мама», особенно интересовался, как ведет себя Динка…»

— Я? — встревожилась Динка. — Это про меня?

— Ну конечно… Вот читай… — показывая ей письмо, подтвердила Марина.

— Ай-ай-ай! Вот видишь! Там, наверно, всё знают! — пугнула сестру Мышка, с трудом удерживая смех.

— А что же знают? Что знают? — не на шутку встревожилась Динка, — Я хорошая девочка… Я ничего такого не делаю…

— Но что-то дошло до них, уж там напрасно говорить никто не будет! — серьезно подбавила Алина.

— Да нет, — робко улыбнулась Динка. — Они просто ошиблись… Им про кого-нибудь другого сказали, а они подумали про меня… Правда, Леня?

— Да уж не знаю — правда ли, нет ли, — откашливаясь в кулак, пробормотал Ленька. — Вот мама напишет, как и что…

— Конечно! Ты напиши, мама: Динка хорошая девочка, даже голоса ее в доме не слышно… Ох, я делаюсь больной! — с огорчением сказала Динка.

Всем сделалось ее жаль.

— Ну, так это все выяснится? Правда всегда всплывет наверх, ты не беспокойся! — успокоила сестренку Алина.

— Нет, пусть мама сама напишет, а то, может быть, ничего и не всплывет, а я буду плохая! — закапризничала Динка.