Эпоха мертвых. Прорыв - Андрей Круз

Послать его, к моему великому счастью, не могли, не та ситуация. Другое дело, что я не поверил в долговечность добрых намерений Сергея Владимировича и был просто счастлив и благодарен ему за то, что он действительно потратил немало времени на прояснение ситуации. Взбесил его не сам факт нашего пленения, насколько я понял, а то, что «фармкоровские» были здесь по приглашению и вдруг совершенно неуместно расслабились, начав кого-то задерживать на чужой земле без согласования с хозяевами, хулиганить в гостях. На его месте я и сам бы вышел из душевного равновесия.

А затем у меня в голове со скоростью промотки понеслась целая череда образов. Тут и вирус, выпущенный сразу во многих местах мира, тут и освобождение зэков из тюрем, а «кремлевским» теперь с ними разбирайся, тут и просто убийство сотрудников областного управления ФСИН, а ведь к Рубцову примкнуло немало их коллег. Если мысленно взвесить все «активы», то из них можно отлить гирю такого веса, которая утопит Бурко и всю его компанию глубоко-глубоко, даже пузырей пустить не успеют.

Подумав минутку, я разве что новую версию истории распространения вируса решил придержать при себе, чтобы не спровоцировать наших пленителей на быстрый расстрел пленных и силовой прорыв из расположения «кремлевских». В угол загонять кого-то можно лишь тогда, когда сам уверен в собственной безопасности. Атакой не было – вокруг нас были кирпичные стены какого-то сарая с зарешеченными окнами, что приткнулся на окраине территории ГЭС и который выделили под нашу тюрьму. Сарай был забит пустыми деревянными ящиками, на которых мы и расселись с доступным комфортом. Спасибо хоть за то, что Рубцов к «фармкоровской» охране своих людей добавил, а то бы я за наши головы ломаного гроша не дал. Ну и за то, что наручники сняли, тоже спасибо.

– Слышь, майор, – обратился я к Зудину, – ты ведь уже понял, у кого мы сейчас?

– Бурко?

– Ага. Но на чужой земле. Есть вариант выпутаться, знакомых встретил. Но надо молчать про то, что вы мне рассказали.

– Естественно, – усмехнулся тот. – Не хочется от «случайного взрыва спрятанной гранаты» всем разом накрыться.

– Именно. Держимся пока в рамках версии, что знаем только о взрыве.

– Лады.

Не думаю, что кто-то успел в этот сарай прослушку поставить, но опасались, шептали друг другу в самое ухо. Нас не трогали часа три, наверное. Никто не заходил, ни о чем не спрашивал, народ даже расслабился немного, болтали о чем-то своем. Затем в окно заглянул охранник, посмотрел на нас, сказал:

– Сейчас к вам зайдут. К дверям никому не подходить, сидите где сидите, а то так через окно и пальну. Все ясно?

Никто не ответил, но ответа он и не ждал, похоже. Дверь распахнулась, и вошли сразу четверо. За главного уже явно был Рубцов, с ним двое рыжих, «фармкоровец», здоровенный как бык, и кто-то в городском камуфляже, а с ними, к моему удивлению, просто вездесущий Валера, оглядевший интерьер и, наплевав на серьезность момента, заявивший:

– А ничего так кича, чистенькая.

Рыжий в городском камуфляже сказал негромко:

– На ящиках можем тоже пристроиться.

– Кормили вас? – спросил Рубцов, усевшись на ящик, с которого тщательно стер пыль носовым платком.

– Пока нет, – ответил я, добавив «пока» исключительно из вежливости, ну и как намек.

– Покормим, вам с кухни привезут, – кивнул тот. – Теперь поговорить нам надо.

Я лишь вопросительно посмотрел на него. Рубцов сказал:

– Был разговор с Александром Бурко у меня. Только что. Он сказал, что серьезных претензий к вам не имеет. С формулировкой «что было, то было», как-то так.

– А у вас к нему? – спросил я.

– В смысле? – насторожился тот.

Я перевел взгляд на рыжего здоровяка с капитанскими погонами, который с отсутствующим видом смотрел куда-то в сторону окна, откровенно игнорируя меня.

– В смысле том, что его отряд у вас тут по соседству организовал бардак и беспредел, выпустил на волю уголовников, занимался резней мирных, а теперь господин Бурко скромно заявляет, что у него нет претензий? – выкинул я на стол первый козырь.

Трое присутствующих внимательно посмотрели на рыжего капитана, на что тот равнодушно пожал плечищами и сказал:

– Не ко мне вопрос, я приказы выполняю. К Бурко и Пасечнику. Резня тоже не по моей части, с ней тоже к Пасечнику.

– Не по твоей – это как? – нагловато спросил Валера. – Типа режешь, но ничего личного, или не режешь?

Рыжий спокойно и пристально глянул в глаза тому, сказал:

– Ни я, ни мои люди резней не занимались. Тех, кто это делал, сейчас здесь нет. Многих уже навсегда.

– Ага, – воткнулся я. – И я не я, и лошадь не моя. Ходили под ручку, но вот эти – злодеи, а вот эти – хорошие мальчики. Сами не резали, только рядом стояли. По-любому, банды на всю соседнюю область – работа ваша. Мы ведь пленных брали, допрашивали. И не только мы.

Рыжий ничего не ответил мне, а просто стоял молча все с тем же дубоватым выражением лица. Рубцов же спросил у меня:

– Кто-то может подтвердить?

– Конечно, – уверенно кивнул я. – Камышовскую зону кто громил? Артчасть из соседней области. У них пленные были, их под протокол допрашивали. Связь с ними есть, хотя бы через ГУЦ, запрос сделать нетрудно. Там, кстати, и «белые-пушистые» тоже замазались.

– Ну сейчас многие замазались, – философски ответил Рубцов. – Но всему границы есть, верно. Банды в Кировской области нам точно не нужны, это проблема.

– Сергей, надо бы решение принимать, – сказал Рубцову Валера, поразив еще и приятельским обращением. – Тут без разборов ничего не решить, но и пацанов в нынешней ситуации тут оставлять нельзя.

– Что предлагаешь? – повернулся к нему бывший полпред.

Рыжий смотрел на происходящее все так же сонно и равнодушно, словно ему действительно все равно было, до чего здесь договорятся. А может, и было, черт его знает. Валера между тем сказал:

– Ты их забери и пока здесь размести, без права покидать расположение. Я так понимаю, им от тебя бегать без надобности.

– Гарантии? – спросил Рубцов.

– Я отвечу, – к моему удивлению, сказал тот. – Транспорт только под арест помести, пусть свои вещи из него заберут. А ты этого самого Бурко, и кто там с ним еще, прямо сюда вызывай, не бояре, тут и разговор будет. Пусть заодно про банды расскажут, кто там кого стрелял-вешал и так далее.

Радость толкнулась мне куда-то прямо под горло, попытавшись вырваться наружу каким-нибудь ликующим криком, но я затолкал ее внутрь, боясь поверить в свою удачу. Рубцов же лишь обернулся к рыжему и спросил:

– Капитан Циммерман?

– Я у вас в оперативном подчинении, – пожал тот плечами. – И у меня к ним личного ничего нет. Но доложить обязан.

– Это естественно, – усмехнулся Рубцов. – И пригласить сюда на переговоры неплохо было бы. Авиация есть?

– Есть.

– Тогда на аэродроме авиазавода встречу назначим, – сказал тот и обернулся ко второму рыжему, в городском камуфляже: – Белов, принять транспорт задержанных на ответственное хранение. Циммерман, там все на месте?

– Опечатали сразу, – равнодушно ответил тог.

– Тогда так и оставить. Личные вещи и личное оружие вернем. Где они, кстати?

– У нас. Принесут, – все так же спокойно ответил Циммерман. – Кстати, там нашего барахла хватает у них, его никто не списывал. Это заберем.

– С чего это? – решил я наглеть до конца. – Это с ваших живодеров взяли, когда они народ в деревне мочили. На месте преступления за шкварник их взяли, так что не хрен. Трофеи есть трофеи!

– Ты это, не быкуй давай, – обернулся ко мне рыжий капитан. – Трофеи были, да сплыли, когда вас взяли. Теперь вы у меня трофей.

В этот разговор никто не вмешивался, все слушали с интересом. Я решил не отступать, понимая, что не за Циммерманом сила сейчас. И вообще он зря с этим вылез, не подумал он. И вовсе не за трофеи на самом деле речь, мне надо показать, что за рыжим капитаном правды нет. Сделать так, чтобы он отступил, публично, при всех, показывая слабость своей позиции. Тогда и дальше легче будет, и наши слова всерьез воспримут.

– Да ладно! – отмахнулся я. – Щас я поверил, что все железо на тебе, если ты с живодерами не из одной упряжки. Сам же сказал, что не по твоей части, а значит, и имущество не по твоей. Они сами на потери спишут. Или все же ты их заслал людей в деревне стрелять и часть у вас одна? Тогда, капитан, объясняться надо. Вот перед ним хотя бы!

Я указал на молча сидевшего Санька, смотревшего на Циммермана так, что тот должен был просто бежать отсюда без оглядки.

– Объясняй, ты его мать зачем убил, а? А остальных в деревне Вяльцы? Мы же все видели, сами же покосили тварей ваших. И свидетелей полно, люди ведь ушли, они в Нижнем сейчас. Сотни свидетелей. Тебя ведь тогда вешать можно, как в Нюрнберге.

Циммерман отреагировал так, как я и ожидал, – выматерился, плюнул на пол и вышел из сарая широким шагом, сказав: «Да подавись ты! Я тебя самого, баклана, за яйца повешу».