Ежов. Биография - Алексей Павлюков

Это разъяснение было тем более необходимо, что из прежних руководителей, знакомившихся в 1937 г. с соответствующим решением Политбюро, на свободе никого почти уже не осталось, а пришедшие им на смену могли предположить, что вместе с Ежовым и его людьми в опалу попадают и их методы работы. На самом же деле методы, как оказалось, были вполне правильными, только применять их надо было не ко всем без разбора, а к «заядлым агентам» и «заклятым врагам», и если кто опять ошибется и неправильно определит степень заядлости и заклятости, то сам и виноват будет.

А тем временем Ежов подводил неутешительные итоги своего пребывания на посту наркома водного транспорта. Задание по перевозкам на 1938 г., как и в предыдущие годы, оказалось невыполненным. Не помог и метод Блидмана. Как отмечалось в газете «Водный транспорт», из-за пассивности портовых служб он применялся лишь от случая к случаю. Выступая 14 января 1939 г. на совещании работников водного транспорта, Ежов вынужден был признать, что план навигации прошлого года оказался сорван, поскольку работает наркомат все еще плохо и подлинно большевистского порядка на водном транспорте нет.

Стремясь хоть как-то смягчить выдвигаемые в его адрес обвинения в недостатке служебного рвения, Ежов распорядился периодически публиковать в отраслевой газете «Водный транспорт» свои приказы по наркомату. Издаваемые, естественно, и раньше, они доводились до заинтересованных лиц и подразделений по обычным каналам, а широкая воднотранспортная общественность, если и знакомилась с некоторыми из них, то, как правило, в изложении. Теперь же целые газетные полосы стали регулярно отводиться под пространные ежовские распоряжения, касающиеся самых разных сторон жизни и деятельности возглавляемого им учреждения: хода зимнего судоремонта, подготовки к очередной навигации, награждения лучших стахановцев и т. д. Почти месяц работники водного транспорта могли следить за бурной деятельностью своего наркома, однако в конце концов Ежов, вероятно, осознал тщетность своих попыток реабилитировать себя таким способом, и в середине февраля его публикаторская активность прервалась так же внезапно, как и началась.

XVIII съезд партии открылся 10 марта 1939 года. Накануне (с 23 февраля по 10 марта) были расстреляны почти все находившиеся еще под следствием члены и кандидаты в члены ЦК, избранные на предыдущем съезде, — А. И. Егоров, А. В. Косарев, С. В. Косиор, М. М. Кульков, Л. И. Мирзоян, П. П. Постышев, П. И. Смородин, А. И. Угаров, Н. А. Филатов и В. Я. Чубарь. Теперь из подвергшихся репрессиям членов ЦК в живых оставались лишь трое: Е. Г. Евдокимов и Р. И. Эйхе, следствие по делу которых еще не было завершено, и один из главных фигурантов процесса «антисоветского троцкистского центра», Г. Я. Сокольников, отбывающий десятилетний срок по приговору Военной коллегии Верховного Суда, Первых двух расстреляют в начале 1940 года, а Сокольников, как и его одноделец К. Б. Радек, в мае 1939-го по приказу Сталина будет убит в тюрьме[116].

Таким образом из 139 членов и кандидатов в члены ЦК, избранных на XVII съезде партии, до следующего съезда более или менее благополучно сумели дожить лишь 32 человека (включая Ежова), или 23 % от первоначального состава. К остальным судьба оказалась менее благосклонна. Пятеро умерли естественной смертью, один (С. М. Киров) был убит, четверо покончили жизнь самоубийством и 97 человек были арестованы, при этом трое из них погибли в ходе следствия, 91 человек был расстрелян, и еще троим, как уже говорилось выше, предстояло расстаться с жизнью в ближайшие месяцы.

Никогда еще за всю историю своего существования партия не несла таких потерь. Однако было бы несправедливо обвинять в этом одного лишь Сталина. Фактически Центральный комитет ВКП(б) уничтожил сам себя. Каждый раз члены ЦК отдавали в руки Ежова относительно меньшую часть своих коллег, однако в результате многократного повторения этой процедуры относительное меньшинство превратилось в конце концов в подавляющее большинство.

Делегатом съезда Ежов избран не был. Правда, предварительная мандатная комиссия сначала включила его в список делегатов с совещательным голосом, но затем чей-то безжалостный красный карандаш вычеркнул его из этого списка.

Свое неизбрание делегатом высшего партийного форума Ежов воспринял крайне болезненно. Однако как секретарь ЦК он все равно мог присутствовать на съезде, что он и делал первые два или три дня. Ежов даже рассчитывал получить возможность выступить перед съездом, но в этом ему было отказано, после чего он практически перестал посещать заседания.

Основными вопросами, обсуждавшимися на съезде, были отчет ЦК о проделанной за истекший период работе, план развития народного хозяйства страны на третью пятилетку (1938–1942 гг.) и запланированные изменения в Уставе партии. Тема репрессий отдельно не обсуждалась, но и совсем обойти ее было невозможно. Мнение партийного руководства по этому вопросу было поручено довести до сведения делегатов, а заодно и всего населения, А. А. Жданову. В своем докладе, посвященном изменениям в уставе партии, Жданов в разделе «Об отмене массовых чисток»[117] заявил, намекая на события 1937–1938 гг., о существовании замаскировавшихся врагов внутри партии, стремившихся путем широкого применения мер репрессий перебить честных коммунистов и посеять излишнюю подозрительность в партийных рядах. Затем Жданов на многочисленных примерах показал, как «враги народа» на местах исключали людей из партии и даже добивались их ареста{463}.

Таким образом, страна имела теперь два ответа на традиционный российский вопрос — «кто виноват?» Удаление Ежова с поста наркома внутренних дел наводило на мысль о вышедших из-под контроля партии чекистах, выступление Жданова указывало на врагов, затесавшихся в местные парторганизации, — ответственность должны были нести кто угодно, но только не верховная власть.

Вечером 19 марта состоялось совещание представителей делегаций съезда, так называемый сеньорен-конвент, на котором в предварительном порядке были обсуждены кандидатуры в члены нового ЦК. Зашел разговор и о Ежове. Существуют две версии того, как это происходило. Автором первой из них является Р. А. Медведев, который в своей книге «О Сталине и сталинизме» привел со ссылкой на бывшего первого секретаря Одесского обкома партии Э. Г. Фельдмана такие подробности состоявшегося обсуждения:

«Когда съезд кончался, в Кремле, где он проходил, в одном из залов собрался сеньорен-конвент. Перед ним за длинным столом, как на сцене, сели: А. А. Андреев, В. М. Молотов и Г. М. Маленков. В глубине, за их спинами в углу слева… уселся, попыхивая трубкой, Сталин. Андреев сказал, что съезд заканчивает работу, а потому надо предложить кандидатуры в подлежащий избранию ЦК. В первую очередь в список стали включать членов прежнего состава ЦК, естественно, кроме тех, кто выбыл. Дошла очередь до Ежова. «Какие мнения будут?» — спросил Андреев. После небольшого молчания кто-то сказал, что Ежов — сталинский нарком, его все знают, и его надо оставить. «Возражений нет?» Все молчали. Тогда слово попросил Сталин. Он поднялся, подошел к столу и, все еще попыхивая трубкой, позвал:

— Ежов! Где ты там? А ну, подойди сюда!

Из задних рядов вышел и подошел к столу Ежов.

— Ну! Как ты о себе думаешь? — спросил его Сталин. — Можешь ты быть членом ЦК?

Ежов побелел и срывающимся голосом ответил, что вся его жизнь отдана партии и Сталину, что он любит Сталина больше своей жизни и не знает за собой ничего, что могло быть причиной такого вопроса.

— Да? — иронически спросил Сталин. — А кто такой был Фриновский? Ты Фриновского знал?

— Да, конечно, знал, — ответил Ежов. — Фриновский был моим заместителем. Он…

Сталин прервал Ежова и начал спрашивать, кто был Шапиро, кем была Рыжова, кто такой Федоров[118] и еще кто-то (к этому времени все эти люди были уже арестованы).

— Иосиф Виссарионович! Да ведь это я — я сам! — вскрыл их заговор, я пришел к вам и доложил о том… Сталин не дал ему продолжать.

— Да, да, да! Когда ты почувствовал, что тебя схватили за руку, так ты пришел, поспешил. А что до того? Заговор составлял? Сталина хотел убить? Руководящие работники НКВД готовили заговор, а ты будто бы в стороне! Ты думаешь, я ничего не вижу?! — продолжал Сталин. — А ну-ка вспомни, кого ты такого-то числа послал к Сталину дежурить? Кого? С револьверами! Зачем возле Сталина револьверы? Сталина убить? А если бы я не заметил? А?!

Затем Сталин обвинил Ежова, что он развил слишком кипучую деятельность и арестовал много невиновных, а кого надо — скрывал.

— Ну? Иди! Не знаю, товарищи, можно его оставлять членом ЦК? Я сомневаюсь. Конечно, подумайте… Как хотите… Но я сомневаюсь!