Земные радости - Филиппа Грегори

— Что там?

— Король арестовал сэра Джона Элиота и бросил его в Тауэр. Он разогнал парламент, назвал его членов змеиным гнездом и заявил, что впредь будет править страной без них. — Джон начал читать вслух: — «Они закрыли двери палаты перед королем, объявили грузовую пошлину и пошлину с веса незаконными и поддержали решение объявить королевскую теологию незаконной».

Джон пробежал по строчкам глазами и выругался.

— Что там? — нетерпеливо осведомилась Джейн.

— Спикера удерживали в кресле, чтобы принять все резолюции до того, как туда ворвется стража короля и их арестует.

Джейн сразу посмотрел на колыбель и спящего ребенка.

— И что предпримет король?

— Одному Богу известно, — пожал плечами Традескант.

Его сын подождал немного и спросил:

— А что это означает для нас?

— Для нас и для страны? Штормовую погоду.

1630 ГОД

Вопреки ожиданиям, в стране воцарилась отнюдь не штормовая погода, а некий вариант мира. Члены парламента разъехались согласно приказанию короля. И хотя свои жалобы они понесли с собой в каждый уголок королевства, но широкой общественной поддержки, которая могла подвигнуть их снова вступить в конфронтацию с королевской властью, не получили. Король обходился без парламента, как он и грозился, и оказалось, что это означает практически полное отсутствие управления. Без парламента не осталось форума для дебатов. В вакууме власти жизнь помаленьку текла, как всегда и происходит. В больших городах и городках поменьше по-прежнему правили свободные союзы магистрата, дворянства и викариев, а также мощная сила привычек и обычной практики.

Обещанный братик для Фрэнсис не появился, хотя она уже переросла младенческие болезни, научилась ходить и говорить и ей даже отвели маленький уголок в саду и дали дюжину черенков гвоздики и двадцать горошинок душистого горошка, чтобы она попробовала себя в садоводстве. Все ее баловали, как и должно быть в доме, где на одного ребенка приходится четверо взрослых. Но ее ничего не портило. Она росла, любила эхо и воздушность комнаты с редкостями и обожала кататься на спине деда по фруктовому саду. По мере того как она вытягивалась вверх и тяжелела, хромота Джона под ношей ее увеличивающегося веса становилась все более заметной, и он раскачивался на ходу, как старый матрос, которым, по его словам, он когда-то был.

Для внучки у него был особый голос, задумчивый, напевающий бессмысленные звуки, которые он больше ни для кого не использовал. Только рассада в парнике и Фрэнсис имели возможность слушать его «там-пам-пам, парам…». Элизабет нравилось наблюдать из окна за мужем и маленькой внучкой, когда они гуляли по саду, держась за руки. Она с облегчением думала, что вся ее семья обосновалась в этом доме окончательно.

— Мы пустили здесь корни, — заметил Джон как-то за обедом, увидев улыбку жены. — Предлагаю обзавестись девизом.

Служанка накрывала перед ними стол; теперь у них были служанка, кухарка, конюх и три садовника.

— Только не девиз, — простонал Джей. — Пожалуйста, только не это.

— Девиз, — настаивал Джон. — Поместим его под гербом. Ты и сочинишь, Джей. Ты ведь у нас знаешь латынь.

— Не могу придумать ничего подходящего для человека, который родился садовником и вырастил садовника, а потом нарисовал себе герб и нашел дурака каменотеса, который этот герб вырезал и повесил у всех на виду, — ехидно протараторил Джей.

Традескант невозмутимо улыбнулся.

— И что такого? Даже король всего лишь внук простого дворянина. Сейчас самое время идти в гору.

— А герцога Бекингема звали выскочкой до самой смерти, — вмешалась Джейн.

Джон опустил глаза в тарелку, скрывая от всех острый прилив горя.

— Пусть даже так, — упирался Джей. — Я все равно не могу придумать ничего подходящего.

Их семье никак не годились обычные фразы, которые раздавала Коллегия геральдики. Традесканты были на пути к дворянству, у них имелись собственный дом и земля, они получали ренту с полей в Хэтфилде и с пары домов, которые недавно приобрели в Лондоне по выгодной цене. Но Джон и Джей все еще работали в своих садах и на своих полях, погружали руки глубоко в темную землю и могли с точностью до фартинга сказать, во сколько им обошелся каждый кустик рассады, принимая во внимание трудозатраты и цену семян.

Растения от Традескантов пользовались спросом по всей стране, даже по всей Европе. Ботаник Джон Джерард обменивал свои новые отводки на образцы из их сада. Джон Паркинсон в своей книге по садоводству цитировал Традескантов, называл их по имени и выражал признательность, несмотря на то что сам был ботаником короля. Каждый садовник в каждом большом поместье знал, что за всем необычным и красивым нужно обращаться в «Ковчег» к Традескантам. «Ковчег» был единственным местом помимо Нидерландов, где продавались редкие сорта тюльпанов. И цены были настолько разумными, насколько это вообще было возможно на рынке, который рос и рос с каждым сезоном.

Заказы приходили почти ежедневно. Когда членов парламента разогнали по поместьям, джентльменам только и осталось, что заниматься полями и садами.

Как-то Джон сидел с женой за обеденным столом и сортировал семена по пакетикам, которые Джейн потом надписывала и отправляла.

— Его величество оказал нам огромную услугу, — заявил он. — Если бы сквайры все еще заседали в Вестминстере, они бы не интересовались посадками в своих садах.

— Значит, мы единственные, кто благодарен ему за это, — ответила Элизабет с остатками былой резкости. — По словам госпожи Херт, в городе все только и говорят, что у нас словно и парламента никогда не было, раз король правит страной как тиран, не прислушиваясь к воле народа. Каждый день — новые налоги. Только вчера мы получили уведомление о налоге на соль.

— Спокойно, — предостерег жену Джон, и Элизабет склонила голову над работой.

Они оба были правы. Страна наслаждалась своеобразным миром, который дорого ей достался: ценой умолчания о разногласиях между королем и парламентом. Король Карл правил так, как, по его наивному разумению, правила его двоюродная бабка Елизавета, — обращая мало внимания на парламент, с небольшим количеством советников, опираясь на льстивую любовь подданных. Он и его супруга переезжали из одного великолепного дворца в другой, охотились, танцевали, организовывали маскарады и смотрели театральные представления. И повсюду, где они появлялись, устраивались пышные зрелища с верноподданническими стихами, уверяющими, что народ любит их сразу же после Бога.