В военном воздухе суровом - Василий Емельяненко

- Вот и полетим в паре, - сказал Зуб. - Маневр "ножницы" знаешь?

Я ответил что-то невразумительное. Он взял карандаш, изобразил на листке бумаги сильно вытянутую цифру "8" и начал объяснять:

- Ведущий и ведомый, меняя крены, непрерывно расходятся то в одну, то в другую сторону. Пути их каждый раз пересекаются, - он показал на перемычку восьмерки. - Этот маневр применяется для обороны от истребителей. Так им трудно целиться. Если же проскочат вперед - сами могут попасть под наш лобовой огонь.

Я слушал объяснение Зуба, а сам думал: "Он мне сейчас об этом рассказывает, будто на боевое задание летим. На этих калеках нам не до восьмерок будет".

Первое время мой ведущий летел впереди строго по прямой. Высота была метров сто. Когда он убедился, что я уверенно иду у него справа, - неожиданно начал подавать команды на перестроение. Только я перейду на другую сторону, как новая команда - занять прежнее место. Долго я так увивался позади своего ведущего, а потом и его самолет начал с переменными кренами размашисто плавать передо мной то влево, то вправо. Это и есть "ножницы". Мотались мы так до самой станицы Морозовской целых 50 минут.

Вылез я из кабины взмокший. Зуб тоже вытер лицо, закурил:

- Вот и отработали маневр... - Он довольно улыбнулся. Еще запомнилось сказанное тогда за перекуром:

- Приучили нас летать по прямой, да чтобы в строю никто не шелохнулся. А война показала, что маневр должен стать для летчика постоянной потребностью. Как дыхание...

Ночевать отправились к знакомым Зуба. С аэродрома долго шли по пыльной улице, пока не показался высокий дом с крутыми ступеньками веранды. Хозяева дородный старик с пышными усами и седая женщина в чистом полотняном переднике - заметили нас еще со двора. Обрадованно всплеснули руками, сразу начали хлопотать у стола. Зуб выложил содержимое нашего свертка с фронтовыми запасами. Там оказался и шкалик, который пришлось разбавить водой. Нам были поставлены лафитники, а хозяевам - рюмочки. Зуб изучающе повертел в пальцах граненый лафитник и обратился к хозяину:

- А не найдется ли, Захар Иванович, и для меня такой же рюмашечки, какую вы себе приготовили?

- Да что же это вы, Николай Антонович, с нами, стариками, задумали равняться? Вы молодые, воюете - вам сам бог велел... А мы со старухой свое уже выпили...

- Вот когда мы, Захар Иванович, доживем до вашего, то, глядишь, и нагоним... А пока с этим делом торопиться не будем, - не сдавался Зуб.

Хозяин вроде бы нехотя уважил просьбу, но приосанился, расправил усы и, поглядывая на ордена Николая Антоновича, поднял рюмку:

- Чтоб таких у нас было побольше, кто о скорой смерти не думает!

Четыре награды тогда были редкостью. За выслугу лет и в круглые даты боевых орденов не давали, да и времени от начала войны прошло не так много. У Зуба рядом с орденами Ленина, Красного Знамени и Красной Звезды у самого рукава гимнастерки покачивалась на подвеске медаль "За отвагу". Медаль эта, прямо скажем, для летчика - награда невысокая, если не обидная. Но всякое случалось... Один корреспондент как-то спросил Николая Антоновича:

- Какую из наград вы больше всего цените? - и прочертил пальнем поперек его груди.

- Вот эту, - не моргнув глазом, Зу6 указал на медаль.

- Почему? - удивился корреспондент.

- Представили к высшей, а вручили ее...

- Так можно же эту досадную ошибку исправить!

- А разве важно, чем отмечен, а не за что? - ответил Зуб. Когда у нас в полку такую же награду вручили одному очень посредственному летчику, он сказал тогда друзьям:

- Я эту "заглушку" положу в чемодан на вечное хранение...

А Николай Антонович был куда скромнее, и медаль эта всегда красовалась на его груди.

Сидя в Морозовской за одним столом с Зубом, я ждал его рассказов о войне, но так и не услышал их. В конце ужина он чокнулся со мной и сказал: "За твое здоровье!" От этого потеплело на душе. Была и у меня мысль предложить тост за здоровье Николая Антоновича, но я тогда постеснялся.

...Спали мы с ним рядом на полу веранды. Только прогорланили петухи, он уже заторопился с бритьем. Потом умывался у колодца, раздетый по пояс. Попросил меня полить ему из кружки на "желобок". Лил ему струйку на спину, а он довольно отфыркивался, крепко тер шею и бока ладонями...

Нам нужно было ехать поездом в Сталинград: там предстояло получить два самолета и на них лететь в полк. Покинули гостеприимный дом и заспешили на вокзал.

Поднималось солнце, где-то в небе повис жаворонок. И тут послышался отдаленный гул моторов. Глянули - с востока к аэродрому идут самолеты У-2. Их много - сразу не пересчитать. Но летели они в беспорядке, словно стая грачей перед отлетом на юг. Лишь головное звено держалось клином, а остальные поодиночке болтались на разной высоте.

Зуб остановился, внимательно посмотрел на эту картину.

- Вернемся на КП, узнаем, что это за часть летит. Долго наблюдали за посадкой, которая прошла более организованно, чем полет. Из самолета, который приземлился первым, вышел нилот в комбинезоне. Судя по фигуре - вроде бы женщина. Быстро шагает на КП. Пилот сдернул с головы шлем, под ним гладко зачесанные на прямой пробор темные волосы, у затылка собранная в тугой узел коса. Зуб поспешил навстречу.

- Марина! Какими судьбами?! - воскликнул он.

- А тебя, Антоныч, каким ветром сюда занесло? - в свою очередь, спрашивает она, хмуря красивые брови.

- Ремонтироваться прилетели из Донбасса.

- Читала, читала о тебе... Мы ведь тоже в Донбасс летим.

- Что там делать будете?

- Будем ночью бомбить.

- Вот оно что... Это как раз то, что ты формировала?

- Да.

Я смотрел на смуглое, знакомое по портретам лицо Героя Советского Союза Марины Расковой, участницы дальнего беспосадочного перелета с Гризодубовой и Осипенко.

И вот стоит перед нами известная всему миру летчица, а Зуб с ней держится запросто. Не забыл и меня ей представить:

- Мой однополчанин... - Я был на седьмом небе: однополчанин знаменитого Зуба!

Раскова была не в духе. Зашла на КП, начала крутить ручку телефона, у кого-то выясняла, из какой части те самые истребители, которые хулиганили в воздухе. Оказывается, что истребители, заметив "армаду" У-2 и зная, что на них летят "необстрелянные птички", решили порезвиться около строя, имитируя атаки.

Девушки-пилоты приняли своих истребителей за вражеские, и четкий строй рассыпался. Озорникам потом нагорело.

Знакомство Николая Антоновича с Расковой было давним: им пришлось вместе служить в авиационном отряде при Военно-Воздушной академии имени Н. Е. Жуковского.

Когда думаешь о мастерстве Зуба, на память невольно приходит боевой вылет, совершенный с Николаем Антоновичем.

...Солнце уже клонилось к западу, от штурмовиков на жухлую траву ложились косые тени, а боевой задачи все еще не было.