В шаге от вечности (СИ) - Доронин Алексей Алексеевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Пожалуйста, оставайтесь на месте. Полную неподвижность сохранять не обязательно, но не пересекайте линии сканирования. Спасибо!».
Область сканирования была обозначена на полу светящимся прямоугольником, который окружал его сидение по контуру. Своего рода прокрустово ложе в виде кресла, похожего на пилотское. Достаточно просторное, в нем можно было даже крутиться. Но это было лишнее. Гарольд понимал, что незачем усложнять задачи автоматике.
За это время еще одна медсестра, похожая на официантку-хостесс в белом головном уборе с красным крестом, вызывающим ассоциации с монахиней, предложила ему чай или кофе.
От всего этого австралояпонец отказался.
Наконец, осмотр был закончен, и откуда-то из лабиринта коридоров появился добрый доктор. А может, недобрый.
Тот был в синем защитном комбинезоне, словно ученый, имеющий дело с бактериологическим оружием. Но Гарольд подумал, что ему лучше подошел бы заляпанный кровью прорезиненный фартук мясника. Сам он явно не хотел прибегать к восстанавливающим процедурам. Тело у него было иссушенное, плечи ссутулены настолько, что на спине слегка обозначился горб, а лицо напоминало сморщенное яблоко, так что нельзя было определить возраст. Монголоидное лицо. Он улыбался, но улыбка эта выглядела как не сулящая ничего хорошего пациенту.
– Вы откуда? Mainland? – спросил «горбуна» Гарольд, имея в виду, конечно Chinamainland.
– Нет, что вы, – кивнул доктор, улыбаясь. – Таиланд.
– Надеюсь, член вы мне отрезать не будете. Я на это согласие не давал.
– Ну что вы. Корпус мне бы это не простил. Ведь это снизило бы вашу боевую эффективность, уменьшив мотивацию. Хотя сейчас это легко чинится. Можно даже поставить штуку внушительнее.
– Не надо.
Посмеялись. Но этот чувак Гарольду не очень понравился.
– А вы здоровы как бык, сэр. Мы можем приступать к операции на грудной клетке. Шансы очень высокие. Почти девяносто восемь процентов, что отторжения не произойдет, и вы выживете.
– Это радует.
– Поскольку процедура новая и недостаточно отработанная… вы должны подписать полный отказ от претензий. И что, если что-то пойдет не так… ваши наследники также не будут предъявлять юридических претензий.
Синохара дал это согласие, проведя пальцем по светочувствительной поверхности ретро-бланка.
Зубы у трансплантолога, которому он вверял свою жизнь, были с лазоревым отливом. А шевелюра была похожа на встопорщенные иглы дикобраза. Тоже синяя.
Не китаец, и слава богу. Китайцы не любят японцев. Даже полукровок. Хотя общие потрясения здорово сблизили власти этих стран в недавнем прошлом, когда Китай вложил миллиарды в падающую японскую экономику, а сам хранил деньги в ценных бумагах японского казначейства. Но не народы. Старые обиды тяжело забыть. А они были жуткие, и не исчерпывались Нанкинской резней и Отрядом 731.
«Можно подумать, они бы с нами этого не сделали, если бы сумели? Пусть расскажут, куда делась Джунгарское ханство в восемнадцатом веке, и кто вырезал его жителей».
Но все же хорошо, что не китаец. Он им не доверял, даже экспатам, даже потомкам эмигрантов. Иногда ему казалось, что любой из них, даже если хвалит Запад и никогда не был в Поднебесной, на самом деле, как вирус, работает на свою империю.
Наверняка таец получал вторую зарплату по секретным ведомостям Корпуса мира. Но Гарольд предпочел бы, чтоб этими процедурами занимались штатные врачи Корпуса в специальных закрытых учреждениях. Но идиоты запретители спутали все карты… Сами в основном старичье, на иссушенные тела которых никакие апгрейды просто не поставятся.
Поэтому считалось, что оперативники, согласные на такие вещи, действовали at their own risk. Хотя за этот риск им и доплачивали.
– Идите за мной, – доктор повел его за собой по коридору с матовым освещением. А вскоре они оказались в большой операционной.
Здесь он снова усадил клиента в небольшое кресло. Синохара успел только подумать, где же здесь операционный стол, когда кресло начало трансформироваться. Именно оно и было столом. Вместе со своим живым грузом оно переместилось в центр комнаты и приняло горизонтальное положение. Освещение стало более ярким. Прямо из стола выдвинулись фиксаторы – впрочем, он был об этом заботливо предупрежден. Его глаза защитила специальная пленка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Два едва заметных укола. На лицо плавно опустилось устройство, похожее на маску или на Чужого из фильма. Заиграла тихая приятная музыка, и Синохара почувствовал, как сознание начало уплывать. Похоже, наркоз начинал действовать. А значит, у него была от силы минута. Поле, подавляющее активность нейронов, для таких операций пока не использовали. Традиционное временное отключение сознания химическими препаратами было более надежным.
Он вспомнил, как после первой операции по установке модификаторов рефлексов смог подбрасывать нож, так что тот делал несколько десятков оборотов, а потом, не глядя, ловить его. Это был максимально допустимый уровень – дальше тогда даже в Корпусе не разрешалось себя улучшать. Практическое применение у этого апгрейда имелось. И он отнюдь не исчерпывался метанием острых предметов… или гранат. Хотя и это он делал в Индонезии. Повысилась и общая реакция на раздражители, что в боевой обстановке было важно.
Теперь у него были включения, которые при обнаружении могли заставить удалить насильно. Впрочем, его положение давало ему некоторый юридический иммунитет. Формально операция была продиктована «медицинскими показаниями». И вряд ли гражданские власти смогут до него добраться.
Туман подступал все ближе. Гарольд знал, что сейчас он отрубится.
А еще знал, что под теньканье традиционной японской музыки ему раскроют грудную клетку и начнут копаться в его hardware. На сленге эта операция называлась «Кровавый орел», и это было не случайное название. Синохара улыбнулся. Вспомнил, что почти такую же «процедуру» делали викинги со своими жертвами. Правда, у тех смертность доходила до ста процентов.
Автоматические манипуляторы замелькали вокруг него. Они уже наносили разметку, сбривали – то есть сжигали волоски. Все, что ниже живота, было закрыто эластичной тканью из биопластика. Там они копаться не будут. Как и выше шеи. А вот все остальное…
Хирург стоял рядом – в перчатках, костюме, похожем на костюм работника АЭС и – действительно надетом поверх резиновом фартуке. Похоже, это был уже другой человек – он был сантиметров на пять выше тайца. Он и будет контролировать весь процесс. Вряд ли манипуляторами тот управлял силой мысли, скорее всего глазами или движениями пальцев. А некоторые движения у тех были автоматическими. Лицо оператора было закрыто сплошной маской, так что не видно было даже глаз. Анонимность прежде всего.
Наконечники манипуляторов кружили от одного ребра к другому. Их прикосновения противно холодили, но ощущения становились все более притупленными. Пока они не резали, не пластовали, а только изучали, приноравливались. Готовились.
Сознание ускользало все дальше в страну Неверленд.
«Боль все равно придет, и мозг ее почувствует, но я не буду ее воспринимать, потому что сознание будет отсутствовать. А если нет человека, то некому понимать, что боль – это страдание».
Там, где нет осознания – нет и боли.
Скольжение в небытие задерживалось потому, что тренированный организм был очень крепким и резистентным. Но специалист, который сочетал в своем лице и хирурга и анестезиолога, свое дело знал. Тот посмотрел на часы, висящие под потолком.
Секундная стрелка была неподвижной. Сознание защищалось от «выключения» и замедляло время. Костлявый доктор-смерть тоже застыл. Нет, это был тот же самый человек. Просто, видимо, ему нравилась его работа, и он перестал сутулиться, распрямился. Даже что-то насвистывал под нос. Он начал медленно-медленно поднимать руку. Да, именно ей он управлял приборами, которые резали и сшивали человеческую плоть. Как дирижер оркестра.
Прошло, по субъективным ощущениям, минут пять, но Гарольд видел, что таец стоит все в такой же позе. Разве что пальцы руки, которыми он управлял чувствительной машинерией, медленно-медленно двигались. А в другом конце операционной – который казался отделенным целой площадью – манипулятор достал из прозрачного шкафа нечто, похожее на упряжь. Блестящий черный металл, зеленый биопластик, гибкие сочленения. А внутри тускло светился спящий пока генератор. Второе сердце. И все это носят не снаружи. Это устанавливается внутрь.