Стихотворения. Рассказы. Гора - Рабиндранат Тагор

Однако вновь обретенная робость Лолиты и Биноя не укрылась от Харана. Видя, что Лолита, которая только что так дерзила ему, с появлением Биноя вдруг удивительно поскромнела, он вспыхнул от досады. Его возмущение против Пореша-бабу только возросло при виде нового доказательства тех зол, которые он навлек на свою семью, разрешая дочерям заводить знакомства вне «Брахмо Самаджа». Мысль, что когда-нибудь Пореш-бабу еще горько пожалеет о своем легкомыслии, всецело завладела им.

Когда стало очевидно, что Харан уходить не собирается, Шучорита, повернувшись к Биною, сказала:

— Вы давно не виделись с тетей, она о вас часто спрашивает. Не хотите ли пройти к ней?

— Только, пожалуйста, не думайте, что я не вспомнил бы о тете без вашего напоминания, — проговорил Биной, поднимаясь с кресла, — я как раз хотел о ней спросить.

Когда Шучорита с Биноем ушли, Лолита тоже поднялась и сказала:

— Полагаю, Пану-бабу, что мне вы ничего особенного сказать не имеете?

— Нет, — ответил Харан, — поскольку ты, кажется, нужнее не здесь, то я тебя задерживать не стану.

Лолита поняла, на что он намекает, и, желая показать, как мало она задета его замечанием, сказала:

— Биной-бабу так давно не был у нас, что я действительно должна пойти поболтать с ним. А пока что, если у вас есть желание почитать свое произведение… Ах да, я забыла, что диди только что изорвала вашу газету на мелкие кусочки… тем не менее, если вы в состоянии читать что-нибудь помимо своих статей, то можете посмотреть вот это. — И с этими словами девушка достала из стола бережно сложенные статьи Горы и, положив их перед Хараном, быстро вышла из комнаты.

Хоримохини была очень рада приходу Биноя, и не только потому, что сразу прониклась симпатией к юноше, а потому, что он был совсем не похож на остальных посетителей, с которыми ей приходилось встречаться в доме Пореша-бабу и которые нисколько не скрывали, что видят в ней существо совсем иного порядка. Это все были коренные калькуттцы, получившие английское и бенгальское образование и, следовательно, стоявшие неизмеримо выше ее и подавлявшие ее своим высокомерием, так что в их присутствии Хоримохини невольно съеживалась и замыкалась в себе. В Биное же она чувствовала поддержку. Правда, и Биной был калькуттец; слышала она и о том, что он немало преуспел в науках, и тем не менее он ни разу не был непочтителен с ней; напротив, ничего, кроме любви и уважения, она от него не видала. Именно поэтому она так быстро привязалась к нему, словно к родному. Ей казалось, что Биной, как щит, прикроет ее от людской злобы. В этом доме она была беззащитна и невольно тянулась к дружески расположенному человеку.

Лолита ни за что не решилась бы пойти к Хоримохини сразу вслед за Биноем, если бы Харан своей неуместной шуткой не задел ее самолюбия. Теперь же она не только пошла к Хоримохини, но, придя, не задумываясь вступила с Биноем в непринужденный разговор — настолько непринужденный, что обрывки их смеха долетали до сидевшего внизу всеми покинутого Харана и изрядно действовали ему на нервы.

Скоро Харану надоело сидеть в одиночестве, и он решил подлечить свои душевные раны беседой с Бародашундори. Когда он разыскал ее и поведал, что Шучорита отказывается выходить за него замуж, негодование Бародашундори перешло все границы.

— Будет вам церемониться с ней, Пану-бабу, — заявила она. — Эта девчонка уже не раз и не два давала вам свое согласие. Собственно, все в «Брахмо Самадже» считают, что эта свадьба — вопрос решенный. А сегодня она вдруг головой мотнула, и все идет кувырком. Нет, этого ни в коем случае нельзя допускать. Не отступайтесь, Пану-бабу, стойте твердо на своем, и тогда посмотрим, что она сможет сделать.

Призывать Харана-бабу к твердости не было нужды. Он и так все время упорно повторял про себя:

«Из принципа я должен довести до конца дело. Может, мне лично не так уж и трудно отказаться от Шучориты, но нельзя забывать, что речь идет о чести «Брахмо Самаджа».

Биной, чтобы окончательно закрепить дружбу с Хоримохини, попросил, чтобы она угостила его. Хоримохини радостно встрепенулась, тотчас захлопотала и вскоре осторожно поставила перед Биноем поднос, на котором разместились: моченый горошек, творог, масло, сахар, банан и чашка молока.

— Я думал, что застану тетушку врасплох, попросив есть в столь неурочное время, — рассмеялся Биной, — но, оказывается, не тут-то было! — Он уже собирался с преувеличенным аппетитом приняться за еду, когда неожиданно в комнату вошла Бародашундори. При ее появлении Биной склонился в приветственном поклоне, насколько позволила ему стоявшая перед ним тарелка, и сказал:

— Как это я не видел вас внизу? Я ведь там тоже был.

Оставив без внимания как его слова, так и поклон, Бародашундори обратилась к Шучорите:

— Ах, так вот вы где, милейшая! Я так и знала. Бедный Харан-бабу ждет ее все утро, как какой-нибудь проситель, а она здесь веселится. Я воспитывала всех вас с детских лет и не думала никогда, что вы окажетесь на это способной! Хотелось бы мне знать, кто ее подучивает! И подумать только, что все это происходит в нашей семье! Какими глазами мы теперь будем смотреть на наших друзей в «Брахмо Самадже»! Все, чему учили вас столько лет, в одно мгновенье полетело вверх тормашками. Что же это такое, в самом деле?!

Хоримохини страшно разволновалась.

— А я и не знала, Шучи, что тебя ждут внизу. Не нужно было мне тебя задерживать! Ступай туда скорее, дорогая. И как же это я сама не догадалась, — говорила она Шучорите.

Лолита собралась было возразить, что Хоримохини тут ни при чем, но Шучорита, крепко сжав ей руку, сделала знак, чтобы она молчала, и, не говоря ни слова, вышла из комнаты.

Мы уже рассказывали, как Биной проложил себе путь к сердцу Бародашундори. Она была уверена, что недалек тот день, когда под благотворным влиянием их семьи он вступит в «Брахмо Самадж». И мысль, что он будет творением ее рук, наполняла Бароду особой гордостью. Сказать правду, она даже хвасталась — и не раз — этим подвигом перед своими приятельницами. Тем горше было ей увидеть, как этот самый Биной прочно обосновался в стане врага, да еще в союзе с ее родной дочерью Лолитой, которая тоже стала проявлять явные признаки неповиновения.

— Лолита, — резко сказала она, — тебе здесь что-нибудь нужно?

— Да, Биной-бабу пришел, поэтому я…

— Пусть Биноя-бабу занимают те, к кому он пришел, а ты ступай вниз и займись делом, — перебила ее Бародашундори.

Лолита тотчас же решила, что Харан позволил себе недопустимые намеки насчет нее и Биноя, и от этого настроение у нее сразу же стало воинственным; поэтому фразу, начатую столь робко, она закончила с излишним жаром:

— Биной-бабу давно не был у нас, я поговорю с ним, а потом приду.

По ее тону Бародашундори поняла, что Лолита отказывается подчиняться, и, опасаясь, что еще, не дай бог, в присутствии Хоримохини придется расписываться в поражении, она, не говоря больше ни слова, вышла из комнаты, сделав вид, что не заметила Биноя.

Матери-то Лолита объявила о своем намерении поговорить с Биноем, но как только Барода ушла, намерение это так и осталось намерением. Некоторое время все напряженно молчали, затем Лолита ушла в свою комнату и там заперлась.

Биной прекрасно понимал положение Хоримохини в этом доме. Умело направляя разговор, он скоро узнал всю историю жизни этой женщины.

— Милый мой, — заключила Хоримохини, — сам посуди, разве место таким несчастным, как я, в миру? Лучше бы мне отправиться в какую-нибудь святую обитель и посвятить себя служению богу. Денег у меня немного осталось, я бы на них и жила пока что, а потом, даже если бы и зажилась на этом свете, можно было бы пойти в кухарки к кому-нибудь. В Бенаресе многие так устраиваются. Но я, великая грешница, никак не могу решиться на это. Стоит мне остаться одной, как все мое горе снова встает передо мной и не дает мне думать даже о боге. Иногда мне кажется, что я схожу с ума. Радхарани и Шотиш для меня словно плот для утопающего. Одна мысль, что придется покинуть их, душит меня. День и ночь живу я в страхе, что должна буду уйти от них. Зачем тогда, всех потеряв, я смогла так скоро привязаться к ним? Я не стыжусь признаться тебе, что только с тех пор, как нашла их, я могу от всего сердца молиться богу. Уйдут они из моей жизни, и не останется у меня бога — только каменный идол, и больше ничего. — И она утерла слезы краем сари.

Глава сороковая

Шучорита сошла вниз и, остановившись перед Хараном, спросила:

— Вы что-то хотели мне сказать?

— Присядь, — ответил он.

Девушка упрямо продолжала стоять.

— Шучорита, ты обидела меня…

— Вы тоже меня обидели.

— Почему? Ведь слово, которое я тебе дал, до сих пор… — Харан хотел было продолжать, но Шучорита перебила его.