Штам. Начало - Гильермо Дель Торо

— Нет! — заорал Эф и, бросившись на Владыку с мечом в руке, ударил по широкой спине чудовища. Фет мешком повалился на пол. Голова Владыки повернулась, жало нацелилось на Эфа, нашел его и затуманенный взгляд монстра.

— Мой меч поет серебром! — крикнул Эф и попытался рассечь шею Владыки. Клинок действительно запел, но монстр отшатнулся, и удар не достиг цели. Эф махнул мечом еще раз, и опять мимо, потому что Владыка все пятился и пятился. Он уже находился в полосе солнечного света, падающего через двухстворчатую стеклянную дверь, а за дверью его ждал залитый солнцем внутренний дворик на крыше.

Эф мог его добить. Владыка знал, что Эф может его добить. Эф поднял меч обеими руками, чтобы пронзить раздувающуюся шею монстра. Король-вампир с отвращением смотрел на Эфа, даже надвинул капюшон на голову, чтобы казаться еще выше.

— Умри! — взревел Эф, бросаясь к нему.

Владыка развернулся и вышиб стеклянную дверь. В звоне бьющегося стекла он покатился по горячим керамическим плиткам под убийственными лучами солнца.

Остановился, встал на одно колено.

Эф по инерции выскочил во внутренний дворик и замер среди осколков стекла, глядя на закутанного в плащ коленопреклоненного вампира, ожидающего смерти.

Владыка дрожал всем телом, пар поднимался из-под черного плаща. А потом король-вампир поднялся во весь свой огромный рост. Его трясло, как в эпилепсии, пальцы сжались в кулаки.

С ревом монстр отбросил плащ — тот, дымясь, упал на пол. Голое тело Владыки таяло на глазах, кожа темнела, будто обугливаясь, из нежно-белой становилась грубой и черной.

Рана на спине, нанесенная Эфом, превратилась в глубокий черный шрам, словно бы прижженный лучами солнца. Он повернулся, все еще трясясь, лицом к Эфу… и Фету, стоящему в дверях… и Сетракяну, приподнявшемуся на одно колено… Голый, почерневший, с безволосой промежностью без всяких признаков гениталий. А под черной кожей извивались от боли кровяные черви.

С невероятно жуткой улыбкой, с чудовищной гримасой боли, но одновременно и торжествуя, Владыка поднял голову к солнцу и возопил, бросая вызов светилу и проклиная его. А потом с невероятной скоростью метнулся к краю внутреннего дворика, взобрался на низкую стену, побежал к лесам, спрыгнул на них… и исчез, растворился в утренних тенях Нью-Йорка.

Клан

Назарет, Пенсильвания

В давно заброшенной и отсутствующей на всех картах асбестовой шахте, в десятках метров под пенсильванскими лесами, посреди многокилометрового лабиринта тоннелей трое Древних Нового света совещались в чернильно-черной пещере.

Их тела за долгие тысячелетия стали гладкими, как обточенные водой камни, движения — невероятно замедленными. О внешности они могли не заботиться, зато внутренние органы функционировали с максимальной эффективностью. И ночное видение достигло совершенства.

В клетках, построенных в западной части их владений, Древние уже начали заготавливать пищу на зиму. И иногда полный отчаяния человеческий крик разносился по тоннелям.

Это седьмой.

Несмотря на внешнее сходство с человеком, речью они давно уже не пользовались. Двигались медленно. Даже движения их красных пресыщенных глаз и те были чрезвычайно медлительными.

Так это вторжение?

Это нарушение.

Он думает, мы старые и слабые.

Кто-то еще в этом участвовал. Кто-то помог ему пересечь океан.

Кто-то из других?

Один из Древних Нового света телепатически связался со Старым светом.

Нет у меня такого ощущения.

Тогда седьмой заключил союз с человеком.

С человеком против всех людей.

И против нас.

Разве теперь не очевидно, что он один несет ответственность за болгарскую резню?[84]

Да. Он доказал готовность убивать себе подобных, если кто-то встанет у него на пути.

Мировая война и впрямь испортила его.

Он слишком долго кормился в окопах. Пировал в концентрационных лагерях.

И теперь нарушил перемирие. Ступил на нашу землю. Хочет подчинить себе весь мир.

Что он хочет, так это еще одной войны.

Коготь самого высокого из Древних дернулся — невероятное событие для существа, предпочитающего полную неподвижность. Тело они воспринимали как сосуд, поменять который не составляло труда. Наверное, они слишком расслабились. Не почувствовали угрозы.

Тогда мы покажем ему, кто есть кто. Мы больше не можем оставаться невидимыми.

Охотник за головами вошел в пещеру и ждал, когда Древние соблаговолят заметить его присутствие.

Ты его нашел.

Да. Он пытался вернуться домой, как делают все существа. Его будет достаточно?

Он станет нашим охотником. Охотником, не боящимся солнца. У него нет выбора.

В запертой клетке западного тоннеля на холодном земляном полу лежал Гус. Ему снилась мать… и он не имел ни малейшего понятия об уготовленной ему страшной судьбе.

Эпилог

Улица Келтон, Куинс

Они вновь собрались в доме Келли. Нора привезла Зака, после того как Эф и Фет вынесли останки Матта и зарыли их во дворе.

Сетракян лежал на раскладушке в солярии. Он отказывался ехать в больницу, и Эф согласился, что в сложившейся ситуации о больницах следовало забыть. Руку старик сильно ушиб, но не сломал. Пульс еще был замедленный, но стабильный, с тенденцией к улучшению. Эф хотел, чтобы Сетракян поспал, но без помощи обезболивающих, поэтому, зайдя к нему вечером, принес стакан коньяка.

Старик заметил, что боль ему не мешает.

— Мешают уснуть мысли о неудаче, — сказал он.

Фраза эта напомнила Эфу о том, что он не нашел Келли. Какая-то часть его души продолжала надеяться на лучшее.

— Вы не потерпели неудачу, — заверил он старика. — Это солнце плохо сыграло свою роль.

— Он более могущественный, чем я себе представлял, — вздохнул Сетракян. — Я, возможно, это подозревал… конечно, боялся этого… но не знал наверняка. Он не с Земли.

Эф согласно кивнул.

— Он — вампир.

— Нет… не с этой планеты.

Эф вспомнил, что старик ударился головой.

— Мы его ранили. Пометили его. И теперь он бежит от нас.

Но Сетракяна слова Эфа не успокоили.

— Он по-прежнему здесь. И все продолжается. — Сетракян взял у Эфа стакан, отпил коньяка, сел. — Здешние вампиры… они еще младенцы. Скоро мы станем свидетелями новой стадии их эволюции. Для полной трансформации требуется семь ночей. Тогда их новая паразитарная система завершит формирование. Как только это происходит, как только в их телах не остается жизненно важных органов, сердца, легких, они становятся менее уязвимыми к обычному оружию. И потом они вступят в пору зрелости… будут набираться опыта, умнеть, приспосабливаться к окружающей среде. Они будут собираться вместе и координировать свои атаки, и каждый будет все более опасен индивидуально. Нам будет все труднее находить их и побеждать. Пока не наступит момент, когда мы уже не сможем их остановить. — Старик допил коньяк и посмотрел на Эфа. — Я верю, увиденное нами сегодня на той крыше — конец человечества.