Булгаков - Б Соколов

«ЛЕСТНИЦА В РАЙ», фельетон, имеющий подзаголовок «(С натуры)». Опубликован: Гудок, М.,1923 г., 12 дек. Поводом для фельетона послужило письмо рабкора (рабочего корреспондента), вынесенное в качестве эпиграфа: «Лестница, ведущая в библиотеку ст. Москва-Белорусская (1-я Мещанская улица), совершенно обледенела. Тьма полная, рабочие падают и убиваются». Бытовая зарисовка осмыслена Булгаковым в широком философском контексте. Суть — в тех книгах, которые рабочие несут в библиотеку или собираются оттуда взять. Рабочий Косин — человек, взявший «Войну и мир» (1863–1869), в результате падения получает «великолепный звездный разрыв на бедре» новых штанов, недавно купленных женой на Сухаревском рынке — иронический намек на ту роль, которую звездное небо как воплощение гармонии, несмотря ни на что существующей в мире, играет в романе Льва Николаевича Толстого (1828–1910). Другой, рабочий Бадчугов, любитель Николая Васильевича Гоголя (1809–1852), тоже терпит фиаско: «— Я тебя осилю, я тебя одолею, — бормотал он, прижимая к груди собрание сочинений Гоголя в одном томе, — я, может, на Карпаты в 15-м году лазил, и то ни слова не сказал. Ранен два раза… За спиной мешок, в руках винтовка, на ногах сапоги, а тут с Гоголем, — с Гоголем да не осилить… Я «Азбуку коммунизма» желаю взять, я… чтоб тебя разорвало!.. я (он терялся в кромешной тьме)… чтоб вам с вашей библиотекой ни дна ни покрышки!..» Ключ для пониманья сатиры Л. в р. — в упоминании книги Н. И. Бухарина и Е. А. Преображенского (1886–1937) «Азбука коммунизма: популярное объяснение программы Российской коммунистической партии (большевиков)» (1919). Рабочий, пытающийся овладеть азами науки строительства коммунистического общества — новой лестницы в рай, сгинул во тьме из-за того, что вовремя не очистили настоящую лестницу ото льда. Здесь — та же тема «разрухи в головах», которая позднее получит свое законченное выражение в повести «Собачье сердце». Булгаков относился к провозглашенной коммунистами задаче построения земного рая как к утопии, подчеркнув в письме к правительству 28 марта 1930 г. «черные и мистические краски… в которых изображены бесчисленные уродства нашего быта» и «глубокий скептицизм в отношении революционного процесса, происходящего в моей отсталой стране, и противупоставление ему излюбленной и Великой Эволюции». В Л. в р. даже «мистический писатель» Гоголь не помогает одолеть невежества, и человеку с «Азбукой коммунизма» суждено провалиться в кромешную тьму. Н. И. Бухарин, один из авторов «Азбуки», в дальнейшем послужил прототипом «нижнего жильца» Николая Ивановича на Великом балу у сатаны.

ЛЯМИН, Николай Николаевич (1892–1941?), филолог, один из ближайших друзей Булгакова. Родился в 1892 г. в Москве в купеческой семье. Потомственный почетный гражданин. Окончил гимназию, а в 1915 г. историко-филологи-ческий факультет Московского университета (вместе с другим булгаковским товарищем, П. С. Поповым, с которым тогда же сблизился). Специализировался по западноевропейской литературе, был оставлен в университете для приготовления к профессорскому званию. В 1910-е годы женился на Александре Сергеевне Прохоровой из известной купеческой семьи. В начале 20-х годов вступил в брак с художницей Наталией Абрамовной Ушаковой (1899–1990). В 1923–1930 гг. работал в Государственной Академии Художественных Наук (ГАХН), где заведовал кабинетом теоретической поэтики (называвшимся также терминологическим кабинетом). Там под началом Л. служил П. С. Попов. Одновременно Л. был старшим библиотекарем Библиотеки Высшего Совета Народного Хозяйства (ВСНХ). После закрытия ГАХН осенью 1930 г. стал заведующим библиотекой Наркомата Рабоче-крестьянской Инспекции, уйдя из библиотеки ВСНХ. Осенью 1931 г. в рамках кампании по изъятию у населения валюты и ценностей Л. был задержан и, по воспоминаниям Н. А. Ушаковой, провел в заточении около двух недель. Валюты и ценностей у Л. не обнаружили. Впечатления Л. от этого эпизода послужили основой для истории сна Никанора Ивановича Босого в «Мастере и Маргарите». Неслучайно, как свидетельствуют записи в дневнике третьей жены писателя Е. С. Булгаковой, первым, кому была прочитана в сентябре 1933 г. ранняя редакция главы романа о валютчиках, оказался Л. Позднее Л. организовал библиотеку Академии коммунального хозяйства и заведовал ею, а в январе 1936 г. стал ученым секретарем Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина, однако вскоре его уволили из-за доноса, обвинив в политической неблагонадежности, после чего Л. работал в библиотеке Академии архитектуры. 3 апреля 1936 г. Л. был арестован и осужден на три года лагерей. Срок отбывал в лагере Чибью на севере. В начале 1939 г. был освобожден и в начале февраля поселился в Калуге (Л. было запрещено жительство в Москве, Ленинграде и ряде других крупных городов). Преподавал немецкий язык в школе. Вскоре после начала 22 июня 1941 г. Великой Отечественной войны Л. был повторно арестован. Дальнейшая его судьба неизвестна. По одним сведениям, Л. умер в 1942 г. в одном из сибирских лагерей, по другим — был расстрелян через короткое время после ареста в 1941 г. Посмертно реабилитирован.

Знакомство Л. с Булгаковым произошло в начале 1924 г. у писателя Сергея Сергеевича Заяицкого (1893–1930) (Долгий пер., 11, кв. 11). Автор подарил Л. сборник «Дьяволиада» со следующей надписью: «Настоящему моему лучшему другу Николаю Николаевичу Лямину. Михаил Булгаков. 1925 г. 18 июля. Москва». Л. и Булгаков часто играли в шахматы. Это увлечение Л. отразилось в ранней редакции «Мастера и Маргариты». Когда Иван Бездомный вслед за Воландом врывался в незнакомую квартиру в Савельевском переулке, швейцар в подъезде встречал его словами: «— Зря приехали, граф, Николай Николаевич к Боре в шахматы ушли играть». Здесь имелись в виду Л. и еще один его с Булгаковым партнер по шахматам — Борис Валентинович Шапошников (1890–1956), художник, искусствовед и театровед. Квартира же, где Иван Бездомный вместо Воланда находит голую гражданку в ванной, сохранилась и в окончательном тексте романа — это квартира Л. в 20-е годы. Хотя официальный адрес был Остоженка, 7, кв. 66, фактически располагалась она в д. 12 по Савельевскому переулку.

Сохранилась переписка Л. и Булгакова за 1926–1939 гг. В первом из известных писем, отправленном летом 1926 г. с дачи в Крюкове под Москвой, Л. беспокоится за судьбу булгаковской пьесы «Дни Турбиных», в ранней редакции называвшейся «Белая гвардия»: «Самое сильное и лучшее в пьесе сцена в гимназии. Ни за какие блага мира не соглашайся пожертвовать ею. Она производит потрясающее впечатление, в ней весь смысл. Образ Алеши нельзя видоизменять ни в чем, прикасаться к нему кощунственно. Театр же достаточно коверкал пьесу: нельзя было выбрасывать сцен, следовало сокращать текст». Отметим, что сохранились главным образом письма Л. Булгакову — двадцать одно, и лишь два ответных булгаковских письма. Это связано с тем, что после ареста 3 апреля 1936 г. по распоряжению Л. Н. А. Ушакова уничтожила булгаковские письма к нему. В 1932 г. Л. очень заинтересовался работой Булгакова над мольеровской биографией и 1 августа 1932 г. советовал ему: «Ты грозишься сделаться самым осведомленным знатоком Мольера. Мне очень хотелось бы быть в Москве, чтобы узнать, как ты думаешь писать биографию Мольера и переделывать «Мещанина во дворянстве» (из этой переделки вышла пьеса «Полоумный Журден». — Б. С.). Не пиши только слишком научной сухой биографии, изложи лучше главное из жизни Мольера в беллетристической форме. Ведь это должно у тебя получиться так хорошо! (Булгаков очень удачно последовал данному совету в «Мольере». — Б. С.). Если тебе необходимы какие-нибудь книги, которых нет в Москве, я постараюсь разыскать их у ленинградских антикваров… Мне очень хотелось бы видеть «Мещанина во дворянстве» на сцене не только в твоей переделке, но и в твоей постановке. Неужели и на этот раз тебе не удастся получить самостоятельной сценической работы?» (этой мечте Булгакова и его друга так и не суждено было сбыться). После ареста Л. переписка прервалась вплоть до февраля 1939 г. Л. постоянно звал Булгакова к себе в Калугу, однако Булгаков, занятый работой над «Батумом» и «Мастером и Маргаритой», а также оперными либретто в Большом театре, не успел навестить друга до своей роковой болезни. 1 октября 1939 г., отвечая на недошедшее до нас булгаковское письмо, где сообщалось об открывшемся нефросклерозе, Л. писал: «…Очень был огорчен твоим письмом, но глубоко верю, что ты вскоре поправишься, мы встретимся, поговорим и даже выпьем». Однако выпить друзьям больше не довелось. Болезнь Булгакова прогрессировала. 16 октября 1939 г. Л. с тревогой обращался к Е.С. Булгаковой: «…Все время живу очень обеспокоенный Макиным (Мака — шутливое прозвище Булгакова, придуманное, по свидетельству его второй жены Л. Е. Белозерской, самим писателем в честь персонажа сказки — сына злой орангутангихи и употреблявшееся Л., П. С. Поповым и другими знакомыми писателя из так называемого «пречистенского» круга. — Б. С.) здоровьем. Ведь в конце концов, ты же знаешь, как он мне всегда был близок и любим. Я верю, что все должно обойтись благополучно. Но когда я получил открытку (по-видимому, написанную тобою) (скорее всего, это и другие булгаковские письма Л. 1939 г. были изъяты или уничтожены при повторном аресте Л. в 1941 г. — Б. С.), где он говорит, что будет рад, если ему удастся выскочить с одним глазом, я расплакался (пишу, конечно, только тебе). Нет, этого я не могу себе представить. Мака еще нужен очень многим, и надо его подбодрить, хотя бы этой мыслью». В феврале 1940 г. Л. приехал в Москву на один день и навестил вместе с Н. А. Ушаковой умирающего друга. Уже после смерти Булгакова 21 марта 1940 г. Л. написал его вдове: «Дорогая Люся! Я знаю, что тебе сейчас совсем не до меня, но мне захотелось тебе написать. Огромное горе, постигшее тебя, постигло нас всех. Я никак не могу себе представить, что никогда больше не увижу Маку, не услышу, как он читает свои новые произведения, не сыграю с ним в шахматы. Вспоминаются все те большие и маленькие радости, которые я получал от него. Многое было пережито вместе, а ведь наша последняя встреча была такой мимолетной. Только сейчас отдаешь себе отчет, каким большим и хорошим человеком был Мака. И вот не удалось его удержать, несмотря на беспримерную преданность, проявленную тобой. Об этом мне много писали и Патя (П. С. Попов. — Б. С.) и Тата (Н. А. Ушакова. — Б. С.)»