Дорогой интриг - Юлия Цыпленкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Буран перешел на быструю рысь, а за ним и Аметист. Ускорившийся бег скакунов немного разогнал то мрачное расположение духа, в котором я теперь пребывала. Король, велев ехать быстрей, больше не произнес ни слова, мне тоже было нечего ему сказать. Это была наша первая прогулка, приятное впечатление от которой сменилось горчащим осадком. Я не понимала, что творится в голове короля, он не спрашивал, о чем думаю я.
В конце концов, я рассердилась на себя, обозвала впечатлительной девицей с ветром в голове и на этом начала успокаиваться. По крайней мере, больше не прокручивала в голове момент королевского недовольства.
– Шанриз.
Я повернула голову, но уже не смогла разглядеть глаз государя.
– Да, Ваше Величество.
Однако он так и не продолжил, и мне осталось только пожать плечами и коротко вздохнуть. Так в молчании мы доехали до резиденции, а там и до конюшен. Король, отдав конюхам герцогини Бурана, приказал отвести его в родное стойло. После дождался, пока я попрощаюсь с Аметистом, а затем подал руку. Я накрыла его локоть ладонью, и мы направились к дворцу, по-прежнему не произнеся ни слова. Это молчание начало угнетать, несмотря на то, что я вроде бы взяла себя в руки. Я терзалась в догадках, что будет дальше, но заговаривать не спешила. Раз молчит он, то не открою рта и я. И, вздернув подбородок, я скрылась за маской учтивого равнодушия.
До дворца мы не дошли совсем немного. Государь остановился, остановилась и я. Он повернулся ко мне, я развернулась к нему и увидела, что монарх хмурится. Я уже приготовилась выслушать новую отповедь, но он вдруг произнес:
– Не хочу расставаться так. Меня угнетает наша размолвка, но, – голос государя стал едким: – Но смотрю на вас и вижу, что вас совсем не угнетает то, что мы повздорили. Это выводит меня из себя, – совсем уж раздраженно закончил он.
Сказать, что я была изумлена, ничего не сказать. То выговаривает мне, будто я готова предать Камерат, то возмущается, что я послушно храню молчание, не желая досаждать разговорами… И вдруг поняла! Ему было непривычно это молчание. Да, мне следовало бы сейчас скакать вокруг него, пытаясь вернуть доброе расположение духа, чтобы не утерять милости. Или же печально вздыхать, жалобно смотреть и всем своим видом показывать раскаяние, печаль и страдание из-за размолвки. А вместо этого я молчу и никак не выказываю своего расстройства и желания заслужить прощение.
– Вы ошибаетесь, Ваше Величество, – ответила я. – Я расстроена тем, что прекрасный вечер был испорчен моим машинальным действием, что вызвало ваш гнев.
– Так отчего же вы молчите?
– Так уж я устроена, государь, – ответила я, пожав плечами. – Вы молчите, я терпеливо жду, когда можно будет нарушить молчание. К чему мне мешать вашим размышлениям? Возможно, в этот момент вас полнят заботы о вашем королевстве, а я уже и так навлекла на себя ваш гнев тем, что позволила своему жеребцу сделать несколько шагов, пока размышляла, как ответить на ваш вопрос.
– Поразительно, – хмыкнул монарх, – теперь я еще и должен чувствовать себя виновным в том, что вечер испорчен?
– Разумеется, нет, государь. – Я склонила перед ним голову. – Вина целиком и полностью на мне. Мне не следовало позволять себе расслабляться в вашем присутствии. Это с бароном Гардом я могу оставаться собой, но рядом со мной был мой господин, и мне стоило обдумывать каждое свое слово, шаг и действие. Прошу простить меня великодушно, Ваше Величество, более такого не повторится. Вы – мой государь, я всего лишь одна из ваших подданных, фрейлина герцогини Аританской. И лишь по этой причине я хранила молчание и опасалась вас отвлекать.
Он всплеснул руками, отошел от меня, но порывисто развернулся на каблуках сапог и воскликнул:
– Да что же вы за человек такой, ваша милость?! Как вы это делаете, расскажите мне, я не могу понять!
– Что делаю, Ваше Величество?
– Всё это, – король неопределенно махнул рукой. – Теперь я и вправду думаю, что вспылил впустую и тем самым обидел вас и испортил вечер. Но такого ведь не должно быть, верно? Меня это неимоверно раздражает.
– Да в чем я опять виновата?! – не удержала я ответного восклицания. – Чем прогневала, государь? Чего вы ожидаете от меня? Льстивых речей? Лицемерия? Так вокруг вас этого и без меня в достатке. Ухаживаний? Но разве же вы женщина, Ваше Величество, чтобы виться вокруг вас…
И вот тут я прикусила язык, прекрасно понимая, что превзошла саму себя и выпалила то, чего уж и вовсе даже думать не стоило. Лицо короля закаменело.
– С меня довольно, – отчеканил он. – На мое благоволение можете более не рассчитывать. Доброй ночи.
Государь развернулся и направился прочь чеканящим шагом. Я охнула, надавала себе по губам и хотела устремиться следом, чтобы испросить прощения, но сердито насупилась, топнула ногой и осталась там, где стояла. Я смотрела вслед монарху и не двигалась с места. Он вдруг остановился, обернулся и чеканно приказал:
– Ваша милость, ко мне, живо!
Я ощутила, что оскорблена до глубины души. Будто собаку подозвал! И потому повиновалась, но крайне нехотя. Государь отвернулся, скрестил на груди руки и постукивал носком сапога по земле, дожидаясь, когда я соизволю подойти. Наконец я приблизилась и присела в реверансе. Король бросил на меня сердитый взгляд.
– Я не могу позволить себе оставить даму в одиночестве в темноте, – сухо сказал он, после сам взял мою руку, накрыл ею сгиб своего локтя, и мы помчались к дворцу. Иначе этот стремительный бег было не назвать.
Но, войдя во дворец, государь коротко кивнул мне и удалился, не произнеся ни слова. Я направилась к себе, снедаемая целым сонмом чувств: от возмущения и досады до тревоги и отчаяния. Мне вовсе не хотелось терять наших встреч и прогулок, разговоров и пикировок, доверия, наконец! Но и переломить себя не получалось.
Я даже схватилась за перо, войдя в комнату, чтобы написать, как мне жаль, что я огорчила Его Величество. Но вышло и вовсе уж возмутительное письмо, где я изливала желчь и негодование на то, что меня лишили благоволения за то, что мой конь сделал несколько шагов, в то время как отравители, лжецы и нарушители одного из главных законов Камерата продолжают пользоваться милостями и живут себе припеваючи. И что если королю нравится слушать льстецов, то нам и вправду лучше больше никогда не
