Тайный советник вождя - Владимир Успенский

Очень радостное, может быть, одно из самых счастливых событий моей жизни — крупнейшие маневры осенью 1935 года в Киевском военном округе, вошедшие в историю под названием «Киевские маневры». Это был великолепный смотр наших достижений. Я находился при группе иностранных наблюдателей, вместе с французскими и итальянскими военачальниками, торжествовал в душе, видя удивление на их лицах. Признаюсь, были моменты, когда я с трудом сдерживал слезы радости, гордясь нашей великолепной армией!

В маневрах участвовали все рода войск, и не просто участвовали, а взаимодействовали самым теснейшим образом. Стрелковый корпус, усиленный танковыми батальонами и артиллерией Резерва Главного Командования, прорвал укрепленную полосу «неприятеля», затем успех был развит введенным в прорыв кавалерийским корпусом, тоже имевшим танки. В тылу «врага» был высажен крупный авиационный десант. А тем временем механизированный корпус вместе с кавдивизией «окружил и уничтожил» группировку противника в своем тылу.

Действовали войска напряженно, стремительно, точно. Стрелковые части совершали длительные переходы (до 200 километров) и марш-броски, не имея отставших. Более тысячи танков перемещались на 500–650 километров, причем средняя скорость днем достигала 20 километров в час — тогда это было много. Авиация заполнила воздух, «работая» на малых высотах, и не только днем, но и ночью.

Да, я был счастлив, ощущая себя частичкой этого боевого щита нашей Родины, видя перед собой лучшее, до чего поднялось мировое военное искусство!

В то время, в период апогея, Красная Армия имела в своих рядах 1 миллион 100 тысяч бойцов. Мы располагали 88 стрелковыми и 19 кавалерийскими дивизиями, 4 механизированными корпусами и двумя десятками механизированных бригад. По всем показателям армия наша была сильнейшей. И невозможно было предположить, что после такого подъема начнется застой, регресс, упадок.

В ноябре того же 1935 года определилась наша руководящая военная верхушка, впервые появились маршалы Советского Союза, сразу пятеро. О каждом из них надобно сказать хотя бы несколько слов, чтобы пролить свет на последующие события. Безусловно, самым одаренным среди этих полководцев был наш давний знакомый Александр Ильич Егоров. Напомню два его важнейших качества. Еще в годы гражданской войны он управлял самыми трудными и обширными фронтами, задумывал и организовывал крупнейшие операции, накопил большой полководческий опыт. Собственно, он у нас один был такой. Это раз. Да еще глубокие знания, сочетавшиеся со способностью мыслить широко, стратегическими масштабами.

Многие годы возглавлял Штаб РККА, преобразованный затем в Генеральный штаб РККА, Александр Ильич был среди наших военных главным авторитетом. Человек скромный, старавшийся держаться в тени, он, тем не менее, предопределял и направлял ход развития наших Вооруженных Сил, объединяя таких несхожих, отрицательно относившихся один к другому полководцев, как Тухачевский и Буденный, сторонников каждого из них.

В военном отношении Сталин чувствовал себя за Егоровым как за каменной стеной, полностью доверяя ему.

Самым молодым, самым энергичным и перспективным среди маршалов был Михаил Николаевич Тухачевский. Оригинальное мышление, умение быстро анализировать обстановку, принимать верные решения и настойчиво добиваться их осуществления — вот что отличало этого воспитанного, вежливого человека. А еще — очень быстро улавливал, схватывал все новое, что появилось в военной науке, в военной технике. Это он вместе с Кировым добивался создания у нас первой авиадесантной бригады. Ведая вопросами вооружения, Михаил Николаевич много сил отдал развитию бронетанковых войск, авиации, радиосвязи. Особенно заботился о противотанковой артиллерии, которая и создалась-то у нас его стараниями. А ведь к этому он и практик был с изрядным опытом (фронтами командовал), и важнейшие теоретические проблемы разрабатывал, особенно по использованию новых родов войск.

О Василии Константиновиче Блюхере скажу, что подняться до руководства войсками в масштабе всей страны ему было трудно. А вот командующего фронтом такого, как он, обыщешься и не найдешь. К тому же воевал в Сибири, на Дальнем Востоке, хорошо знал этот отдаленный и очень тревожный в ту пору театр возможных боевых действий.

Если звезда Егорова в полную силу ярко сияла в зените, если звезда Тухачевского поднималась все выше, а Блюхера ровно, устойчиво светила в небе, то блеск двух других звезд заметно потускнел, становился скорее легендарным, чем реальным. Отдадим должное Ворошилову. Он много сделал в годы гражданской войны, добросовестно потрудился на посту Наркома, занимаясь укреплением обороноспособности страны. Но при всем том Климент Ефремович был деятелем не столько военным, сколько военно-политическим, и последнее качество в нем все заметнее перевешивало. Военная теория и военная практика стремительно развивались в новых условиях, а Ворошилов так и оставался на уровне политработника двадцатого года. Он и сам считал, что его обязанность — вести наши Вооруженные Силы верным сталинским курсом, в этом видел свою главную задачу, гарантировавшую от ошибок и срывов.

Ворошилов и Буденный не очень стремились, а, может быть, просто и не могли воспринять многие новшества. Конечно, проще лечь рядом с бойцом в окопе или в тире, показать ему, как нужно целиться, спускать курок. Гораздо проще научить одного красноармейца стрелять, чем проанализировать, почему весь полк или вся дивизия отстают в огневой подготовке. Полуанекдотические поступки — «личный пример» наркома — никак не могли заменить разумных широкомасштабных выводов и решений.

Напомню историю, случившуюся на Белорусских маневрах и получившую известность в войсках, как якобы положительный пример конкретного руководства. «Красные» десантники приземлились на парашютах в тылу «синих», захватили «укрепленный пункт». Ворошилов, наблюдавший за их действиями, остался доволен быстротой и решительностью.

Возвращаясь в штаб, подъехал к реке. Машина задержалась возле понтонного моста, наведенною саперами. Под командованием лейтенанта саперная рота готовилась к бою, красноармейцы рыли окопы, устанавливали пулеметы.

— Через час маневры заканчиваются, а вы только собираетесь воевать, — полушутя сказал Ворошилов.

Но молодой лейтенант ответил очень серьезно:

— Получено сообщение, что в нашем тылу высадился десант «противника». Парашютисты могут появиться здесь и захватить мост. Час — это немалое время, товарищ нарком!

— Безусловно! — кивнул Климент Ефремович. — Час на войне дорого стоит. Одобряю ваши действия.

Прошло несколько минут. И вдруг с той стороны, откуда приехал Ворошилов, послышался гул моторов. Долетела приглушенная расстоянием песня.

— Это они! — насторожился лейтенант. — Они думают, что все кончилось. Разрешите принять бой, товарищ нарком?

— Разрешаю. Но где посредник?

— Он сказал, что учения завершились, и уехал в штаб.

— Ладно, нахмурился Климент Ефремович. — Я сам буду посредником.

Грузовые машины с парашютистами выкатились из леса. Десантники, обрадованные «победой», возвращались в свою часть. Они были так самоуверенны, что забыли всякую осторожность. Не выслали разведку, не проверили, нет ли «мин» на шоссе.

— Проучите их хорошенько, товарищ лейтенант! — рассердился Ворошилов. — На войне такая халатность обернулась бы большими потерями, а то и полным поражением!

Из окопов застрочили замаскированные пулеметы, загремели дружные винтовочные залпы холостыми патронами. В несколько минут автомашины были «уничтожены», десант «рассеян», все командиры «убиты». Парашютисты никак не могли оправиться от неожиданности, от удивления. Их начальник подбежал к саперному лейтенанту и сказал с обидой:

— Ученья позади, уже вечер, зачем вы устраиваете такие шутки?

— До окончания маневров еще несколько минут, — возразил сапер.

— Какое значение они имеют, когда общий исход ясен?

— Пусть нас рассудит посредник, — у сапера не сходила с лица улыбка. — Вот он, направляется сюда.

Десантник обернулся и увидел перед собой Народного Комиссара Обороны.

— Надеюсь, полученный урок вы запомните на всю жизнь, — строго произнес Ворошилов.

Бойцы, конечно, запомнили. Но из-за трех-четырех подобных случаев наркому не стоило ехать на маневры. Он действовал на уровне командира батальона, может быть, полка. А охватить весь комплекс взаимодействия войск, осмыслить принципиальные закономерности, проявившиеся тогда, он не мог… Борис Михайлович Шапошников писал в ту пору:

«Наши штабы сплошь и рядом превращаются общевойсковыми начальниками в простые канцелярии. Между тем использовать штаб надлежащим образом — это святая обязанность каждого начальника. Стремиться же одному все сделать вообще нельзя, ибо, как сказал Козьма Прутков, «нельзя объять необъятное». Так вот, товарищи, только при помощи штаба это и можно сделать. Тот же начальник, который захочет скакать в цепи и одновременно руководить действиями артиллерии, а также регулировать движение обоза, — тот начальник будет отсутствовать в своем соединении, никакого управления не будет, и бой пойдет самотеком…»