Трагедия королевы - Луиза Мюльбах
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Столяра Ламбера, хотите вы сказать? — прошептал приказчик. — Он живет напротив и стоит у двери, ожидая знака.
— Так подайте ему его, дорогой граф, — сказал посыльный.
В эту минуту вернулся мальчик с водой, и посыльный взял у него стакан.
Приказчик между тем подошел к двери, вынул из кармана синий платок с красной каймой и стал медленно и торжественно сморкать себе нос.
Человек в блузе, стоявший на другой стороне улицы, у дверей низенького домика, кивнул головой и вошел в дом.
— Так, — проговорил посыльный, — теперь, когда я немного отдохнул и выпил воды, я могу сказать вам, почему я так бежал. Я послал к вам гражданина, который хочет купить хорошую игрушку; он приведет с собой посыльного. Теперь я хочу знать, сколько процентов ты мне дашь с его покупки; ведь ты не можешь требовать, гражданин, чтобы я даром рекомендовал тебе покупателей?
— Я не хозяин магазина, а только приказчик, — ответил приказчик, пожимая плечами, — и не могу раздавать наград. Спроси мальчика, давал ли хозяин в таких случаях на чай; он служит здесь дольше, чем я.
— Господин Дюваль давал два сантима с франка каждому комиссионеру, который приводил ему покупателя, — важно проговорил мальчик.
— В таком случае и я дам тебе два сантима с франка, конечно, если ты, гражданин, купишь не меньше чем на франк.
— Ага, вот и мой покупатель! — воскликнул посыльный, указывая на Симона, входившего в магазин вместе с Туланом. — Ну-ка, гражданин, сделай побольше покупок. Чем больше ты купишь, тем приятнее.
— Я думаю, — со смехом ответил Симон, — дайте мне, пожалуйста, лошадь, только самую лучшую, породистую.
— К сожалению, у нас остался небольшой выбор этих игрушек, но мы уже сделали заказ, и если ты согласен подождать несколько дней…
— Несколько дней! — перебил его Симон. — Я не хочу ждать даже нескольких минут. Если у тебя нет таких лошадей, то я пойду в другое место.
Он повернулся к двери, но приказчик остановил его:
— Подожди немного, мне не хочется упускать покупателя. Столяр, которому мы заказываем лошадей, живет напротив; наш заказ должен быть готов завтра; может быть, у него уже есть готовые лошади, я пошлю к нему мальчика справиться.
— Мы пойдем с ним, — сказал Тулан, — это будет скорее.
— Правда, это будет гораздо проще, — воскликнул Симон, — пойдем, гражданин!
— Я пойду с вами, чтобы назначить цену, — сказал приказчик. — Эй, Жан, становись-ка вместо меня за прилавок.
Симон и Тулан перешли через улицу, приказчик со старым посыльным следовали за ними.
— Почему вы не удалили мальчика, граф Сен-При? — спросил последний.
— Это было невозможно, граф Фроттэ, — прошептал приказчик. — Дюваль очень боязлив и думал, что удаление мальчика, известного всем в околотке, может вызвать подозрение. Может быть, он и прав, а теперь все имеет совсем невинный вид; даже хитрый мальчик ничего не приметил. Значит, вы завтра утром выезжаете в Лондон?
— Да, а вы, граф?
— Я поеду в Кобленц, к принцу, — ответил граф Сен-При. — Только я боюсь, что мы не достигнем цели своего путешествия.
С этими словами они вошли в дом столяра, где застали Симона и Тулана в оживленных переговорах со столяром и его подмастерьем, которые показывали и расхваливали шесть лошадей, расставленных в мастерской.
— Мне кажется, что они все одинаковы, — сказал Симон. — Скажи-ка, гражданин посыльный, которая из этих кровных лошадей нравится тебе больше всех?
— Вот эта, с красной уздой, — сказал Тулан, кладя руку на шею самой большой лошади.
— Какая большая, черт возьми? — со смехом сказал Симон. — Но красная узда, правда, хороша. Если мы сойдемся в цене, то я согласен взять эту лошадь.
Сторговались. Симон с важным видом заплатил двадцать франков, взял вместе с посыльным Туланом лошадь на плечи и пошел.
— Все эти люди посвящены в тайну? — спросил Симон, идя по улице.
— Нет, гражданин, только столяр; он завтра выезжает из Парижа и свезет принца в безопасное место.
— Ради бога, не говори так громко! — пробормотал Симон, бросая вокруг беспокойные взгляды. — Почему ты сам не уедешь из Парижа, где тебе постоянно грозит опасность?
— Я не имею права.
— Ты не имеешь права? Кто же запрещает тебе?
— Клятва. Я поклялся королеве Марии-Антуанетте спасти из Тампля ее детей или умереть.
— Завтра ты, бог даст, исполнишь свою клятву и, значит, можешь уехать.
— Завтра я выполню только половину. Если мой план удастся, то завтра я с твоей помощью освобожу сына королевы, а дочь останется в тюрьме. Я не могу покинуть Париж, пока не освобожу ее.
— Я предпочел бы, чтобы ты уехал вместе с мальчиком и никогда не возвращался в Париж, — задумчиво проговорил Симон.
— Почему же, гражданин? Разве ты не доверяешь мне?
— Я никому не доверяю, — мрачно проговорил Симон, — когда-нибудь, когда тебе это будет выгодно или ты таким путем сможешь спастись, ты можешь выдать меня.
— Ведь я могу опасаться того же, Симон: ты тоже можешь выдать меня.
— Я? Ты знаешь, что я буду остерегаться произнести хоть слово относительно всей этой истории; это значило бы погубить самого себя. Но тише, пожалуйста, тише! Вот уже стены Тампля; мне кажется, что они злобно косятся на меня и говорят: «Предатель». Ах, Тулан, какая скверная вещь — нечистая совесть!