Калигула - Зигфрид Обермайер

Каллист молча поклонился. Он написал письмо, отдал его на подпись императору и затягивал с отправкой так долго, пока не началось время зимних штормов. Сделал это он не тайком, а предварительно обговорив все с Клеменсом, чтобы потом, после известных событий, они могли бы выступить в защиту друг друга.

Корнелий Сабин переживал в эти дни душевный подъем, и не в последнюю очередь из-за любовных отношений с Ливиллой; ведь он вырос в семье патрициев и не мог не поддаться магии августейшего имени. Ливилла была женщиной императорского рода и оказалась не простой любовницей, всегда принимающей избранника с распростертыми объятиями. Каждый раз Сабин должен был соблазнять ее заново, а она не всегда проявляла желание. Правда, ей не хватало жгучей страстности Елены; Ливилле была свойственна скорее внутренняя игра эмоций и настроений.

Приближалось время разлуки, поскольку прошло уже почти три месяца, и Сабин ждал только следующего судна. Во время последней прогулки он сказал:

— Мне будет тяжело прощаться с тобой, но я знаю, что мы обязательно встретимся. Не могу сказать, почему я так в этом уверен, — просто это знаю. Но жизнь наша к тому времени станет другой, изменятся обстоятельства, поэтому будущее наше свидание меня не радует. Здесь я командир легиона и почти властелин острова. В Риме же ты снова будешь жить на Палатине, и если мне придется уйти из гвардии дворцовой охраны, тогда и на возможность встретиться рассчитывать не придется. Да я и не уверен, что ты захочешь этого.

Ливилла, как обычно, слушала, не прерывая ни словом, ни жестом, и только потом ответила:

— Быть уверенным можно только в смерти. Твои последние слова я поняла как вопрос. Я тоже не могу сказать, что будет потом. Ты должен понять меня, Сабин: за всю мою недолгую жизнь Фортуна нечасто была милостива ко мне. Когда мне было два года, умер мой отец, которого я едва помню. В двенадцать у меня отобрали мать, больше я ее так ни разу и не увидела. Брата Друза, которого я любила больше всех, Сеян уморил голодом в палатинских застенках; Нерон умер здесь, на Понтии, и он тоже жертва Сеяна. Беда шла за бедой, Сабин, а ведь я не из камня. Удары судьбы ранят так же, как меч, и тоже оставляют шрамы: только одни — на коже, а другие — в душе. Любой воин знает, как они иногда болят. Я разучилась по-настоящему радоваться, не говоря уж о том, чтобы в чем-то быть уверенной. Как было с Калигулой, какие надежды нас окрыляли и что из этого получилось, мне нет необходимости тебе рассказывать. Я не люблю много говорить, Сабин, но ты стал моим возлюбленным, ты мне очень нравишься, и я хотела объяснить, почему не желаю строить предположений на будущее.

Сабин покачал головой.

— Длинная речь, но ответа я так и не услышал.

— Я не могу тебе его дать, и как раз это и пыталась объяснить.

— Ты сказала, что я тебе очень нравлюсь, но нравиться кому-то — не значит быть любимым. Я единственный мужчина на острове, который годится на роль любовника сестры императора, неплохо выгляжу, молод и мог бы стать спасителем тебя и твоей сестры. Причин достаточно, чтобы понравиться тебе.

Ливилла печально улыбнулась.

— Но, Сабин, разве это не достойные причины для женщины, чтобы отдаться мужчине? Чего ты ждешь от меня? Тебе бы больше пришлось по душе, если бы я сказала: «Трибун Корнелий Сабин, я не общаюсь с людьми твоего ранга»? Это же глупо. Конечно, я тосковала по мужчине, но думаешь, твой предшественник или, скажем, Кукулл мог оказаться в моей постели?

— Им ты не могла доверять. У нас же одна цель.

Ливилла согласно кивнула.

— Да, это так! Прекрасная причина объединиться и скрепить союз печатью Венеры, раз уж заговорщики оказались мужчиной и женщиной.

— Иногда я думал, что ты могла бы стать моей женой…

Ливилла ответила звонким смехом.

— Да, это было бы необычным предложением для супруги Марка Виниция. Ах, Сабин, давай больше не будем об этом! Все это пустые слова, они не помогут дать нам решения. Если Фортуна будет к нам благосклонна, Калигула скоро попадет в яму, которую копал для других. И если нам суждено остаться в живых, то в Риме найдется возможность для встречи. При условии, что мы оба этого захотим. Оба! Слышишь?! Но на этот вопрос пока нет ответа. А теперь хватит! Пойдем в дом, Сабин. Я хочу тебя.

Сабин горько вздохнул.

— Остается надеяться, что это желание не пройдет у тебя и в Риме.

— Не знаю, останусь ли я той же. Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Во всяком случае, ты больше не злишься на меня?

— Почему я должен злиться, если мы так нравимся друг другу…

— Едва скажешь правду, как ответом тебе будет насмешка.

— Многое легче переносится с насмешкой.

— Смотри, снова появляется солнце. Дни опять становятся длиннее, но, с тех пор как ты здесь, они мне кажутся короткими. Сабин, у меня есть предчувствие, что этот год станет для всех нас счастливым.

— Значит, Сапожку он принесет несчастье…

Ливилла кивнула.

— Я желаю ему всех несчастий на свете. Пусть появится новая Пандора, которая откроет рядом с ним свой ящик.

— Как известно, кое-что должно при этом остаться…

— Да, надежда. Пусть так и будет! Без надежды, без поддержки, ненавистный всему миру, он должен отправиться в мир теней. Если боги справедливы, то все те, кого он послал туда, встретят его и будут мучить вечно.

— Я не такой мстительный. Мне достаточно видеть его труп на костре. Я хочу, чтобы мы его пережили и были вместе.

— Не надо больше говорить, Сабин. Пойдем в дом.

В начале января Калигула неожиданно решил совершить путешествие на Капри. Это случилось после разговора с Пираллией, когда он, чтобы показать, что ничего не страшится, поведал ей о предсказании астролога. Правда, он панически боялся грома и молнии, но об этом мало кто знал.

— В январе со мной может случиться несчастье, так сказал бородатый Сулла. Интересно, почему же он не предупредил меня о Лепиде или Папинии? Оба покушались на мою жизнь, но тогда звезды молчали.

Пираллия села в постели, прикрывая грудь пурпурным одеялом.

— Твой дед, император Тиберий, верил во власть звезд. Все в Риме тогда говорили об этом.

— И что же? Народ понимал его со всеми этими глупыми суевериями?

— Нет, не думаю. Люди смеялись над этим. Что за человек был твой дед? Когда он покинул Рим, я была совсем маленькой и никогда его не видела.

Калигула не хотел вспоминать Тиберия — сейчас он думал о другом. Ему в голову пришла мысль, как убежать из грозящего опасностью Рима.

— Я не люблю о нем говорить, но могу предложить тебе посмотреть, как он жил, и суди о нем сама. Мы вместе отправимся на Капри. Только вдвоем. Хочешь?

Как всегда, когда он бывал с Пираллией, Калигула казался более уравновешенным, а мрачные черты лица становились мягче.

— Цезония будет недовольна, — предположила она.

— Цезония не ревнива. Кроме того, я делаю то, что хочу. Одиннадцатого января она должна принять участие в празднестве Карменты[15]. Это женский праздник, и хорошо, когда императрицу видят ее подданные.

Пираллия улыбнулась.

— Конечно. Я буду рада поехать. Зимой на Капри наверняка гораздо лучше, чем в Риме. К тому же предсказание Сулла… Значит, мы соединим приятное с полезным.

Калигула немного помолчал и сказал:

— Я не хочу, чтобы об этом кто-нибудь знал. Мы просто незаметно исчезнем из Рима. Сенаторы будут в изумлении, не будут знать, что делать. Начнут приносить жертвы, моля о моем возвращении.

— Совсем незаметно вряд ли получится, — засомневалась Пираллия.

— Нет, конечно нет. Я скажу Каллисту и Клеменсу и возьму с собой центурию преторианцев.

Пираллия весело рассмеялась.

— Но это же сто человек! Незаметнее не получится?

— Для Рима это немного. Мы поплывем на простых кораблях. Даже преторианцы не будут знать, куда мы плывем.

Во время путешествия Калигула несколько раз повторял, что они плывут как обычные люди, и, похоже, это доставляло ему удовольствие. На море было неспокойно, но они следовали строго вдоль берега, не теряя его из виду. Антий, Астура, мы с Кирки, Анксур, Синуэсса и Вольтурнум остались позади.

В Кумах сделали остановку. Когда-то Калигула велел выстроить здесь виллу над морем, которую теперь с гордостью показывал Пираллии.

— Дом так удачно расположен на скалах, что к нему ведет только одна тропа, которую могут охранять лишь несколько воинов, — он показал на север. — Там, напротив, ущелье Сибиллы, но об оракулах я такого же мнения, как и об астрологах.

— Спроси оракулов и сравни их предсказание с тем, что сказал Сулла. Проверить не помешает.

Калигула молчал в нерешительности. Он не верил оракулам и одновременно боялся их, но не мог выдать своего страха перед Пираллией.

— Почему бы нет? — наконец сказал император. — Окажем завтра честь Сибилле. В это время года у нее немного дел. Кстати, ты знаешь, что этот город основали твои предки? Раньше он назывался Киме и был первым греческим поселением на италийской земле.