Тайный агент Её Величества. Книги 1-5 - Алла Игоревна Бегунова

И все это потом приснилось Анастасии.

На перине, уложенной на широкое сиденье в экипаже, с подушкой под головой, укрывшись теплой заячьей шубой, она расслабленно смотрела в окно. Бескрайние белые поля расстилались там, огромные разлапистые ели, до верхушек усыпанные снегом, подступали к самой дороге, бревенчатые избы деревень, хотя и редко, но чернели вдоль обочины. Московский тракт за зиму укатали отлично.

Не рыхлые сугробы, но плотное, почти ледяное полотно летело под копыта лошадей. Шли они легко, и по большей части, – рысью. Экипаж, мягко покачиваясь на рессорах, как будто бы плыл в морозном мартовском воздухе.

Аржанова иногда закрывала глаза и погружалась в дремоту. Тогда размытые, неясные образы возникали в ее сознании. Собственные ее слова, думы, переживания, связанные с ними, возвращались к ней, однако в каком-то новом качестве. Бешеное коловращение столичного города, захватавшее ее в январе и феврале, ослабевало, уходило прочь. Она могла уже более спокойно окидывать мысленным взором события петербургской жизни, взвешивать их значимость для себя, искать связь причин и следствий, делать выводы.

Первым в этой череде воспоминаний являлся к ней Отто Дорфштаттер. Он провожал экспедицию до последней городской заставы. Остановившись у шлагбаума с полосатой будкой, они открыли бутылку шампанского. Искрящийся напиток пролился в три подставленных бокала: для надворного советника, для секунд-ротмистра, для вдовы подполковника Ширванского пехотного полка. Они выпили за успех предприятия, за благополучное возвращение, за дружбу и любовь.

Низко склонившись, молодой математик поцеловал ей руку. Под неярким утренним солнцем блеснули круглые стекла его очков. Однако выражения взгляда его голубых глаз за ними она не различила. Действительно печалился ли он о расставании, действительно ли задумывался о далекой встрече?

Турчанинов сказал Аржановой, что «ПЕРЕБЕЖЧИК» заслуживает большего внимания с ее стороны и что игнорировать чувства австрийца теперь нельзя. Да, он был целью одной из операций. Но смелыми поступками за два последних месяца он завоевал право стать полноценным участником той новой игры, что ныне затевала секретная канцелярия.

«Пожалуйста, сколько угодно! – думала Анастасия и поворачивала голову, пытаясь в глубине соснового бора, уходящего от дороги вдаль, найти светлую просеку. – Он и в Вене своей прекрасной не розы в оранжерее выращивал, а вскрывал чужие письма. Волчья служба, она везде одинакова. Если шкура приросла к плечам, то особей, нечаянно отбившихся от стаи, непременно потянет обратно…»

Бор с деревьями поистине сказочной высоты темнел рядом, точно крепостная стена таинственного города. Наверное, там могли бы жить персонажи, подобные Бабе-Яге, любительнице полетов в ступе, Лешему, лукавому управителю лесного царства, черту Анчутке, который заводит несчастных путников в болото. Наши предки в своих сказаниях наделяли их сверхъестественной силой. Впрочем, в России небывалую силу также давала власть, особенно – ничем не ограниченная. Она порою и обычных людей превращала в кикимор.

Переменчивая судьба свела Анастасию кое с кем из тех, кто пребывал на вершине власти. Наполовину по праву рождения, наполовину по воле Его Величества Случая занимала трон Екатерина Алексеевна. Но царской роли она соответствовала абсолютно, в этом Аржанова не сомневалась. Не слова, не чужое мнение, питали это ее убеждение, но ощущения, почти физические. С первой встречи в Зимнем дворце она поддалась необъяснимому магнетическому влиянию государыни.

Теперь молодая женщина узнала, что великолепный ее возлюбленный, блистательный губернатор Новороссийской и Азовской губерний, тоже находится в этом поле притяжения. Потемкин, как и она сама, дышал тем же волшебным воздухом, питался той же энергией никогда не заходящего солнца. Мысль об этом почему-то не давала ей покоя. Похоже, – ревность – черный цветок без листьев, колючий, словно кактус, – уже пускал ростки в ее сердце.

Но кого она ревновала?

Венценосную особу, мудрую правительницу громадной империи, что в постели со светлейшим, конечно же, становилась обыкновенной, слабой женщиной, жаждавшей его горячих ласк? Или, может быть, Григория Александровича, о чьих умопомрачительных романах со светскими дамами и простолюдинками с удовольствием судачили сплетники по всей России? Видимо, правда состояла в том, что они оба – и царица, и князь Потемкин – были невероятно дороги ей. Она их любила.

На первое место Анастасия сейчас, бесспорно, ставила верноподданическую любовь к своей монархине. Слитая воедино с любовью к Родине, она являлась для Аржановой отнюдь не пустым, красивым словом, а побудительным мотивом к действиям. Господь Бог дал ей возможность проявить это святое чувство в поступках, и теперь она гордилась успехами.

Вседержитель устами почтенных отцов церкви осуждал любострастие, и Анастасия признавала сие осуждение правильным. Чувственная, плотская любовь, которой научил ее светлейший князь, вовсе не относилась к гражданским добродетелям. Наоборот, ее следовало скрывать. Но, Боже мой, сколько неземных наслаждений испытала она, путешествуя вместе с ним по саду безумной страсти! Яблоко, подаренное Змием, скромной, наивной прародительнице нашей Еве оказалось сладким до терпкости и терпким до боли…

Наконец, сосновый бор остался за поворотом.

Все дальше и дальше уходили от Аржановой петербургские образы. Однако она не грустила об этом. Пусть скрываются за непроходимыми русскими лесами лики властителей, с которыми так трудно находиться рядом. Пусть бывший подданный императора Иосифа II тоскует и ждет, разгадывая по поручению секретной канцелярии шифры врагов и союзников ее родной страны. Пусть идеальная прямая Невского проспекта через густой туман, что всходит по утрам над болотистыми берегами, неотступно ведет к сверкающему шпилю Адмиралтейства. Она еще вернется сюда!

Московский тракт стал приметно расширяться, расходиться на более мелкие колеи, и это говорило о приближении города или деревни с почтовой станцией. Вдали уже виднелись палисадники и дома с двускатными крышами. За ними, чуть в стороне и выше, сквозь легкую изморозь рисовались контуры деревянного храма: высокая колокольня, крыша с пятью маковками, пристройки, галереи.

Мещерский, дав шпоры своему голштинскому жеребцу, догнал экипаж, постучал стеком в окно. Аржанова, проснувшись, подняла голову от подушки.

– Трубников Бор мы давно проехали, Анастасия Петровна, – сообщил ей молодой кирасир. – Впереди – Чудово.

– Хороший город.

– Пора сделать большой привал. Сварить кашу, дать отдых людям и лошадям. Можно и баньку истопить…

– Ну, проситесь на постой в избу побольше да побогаче. Я заплачу.

Так, не слишком поспешая, за десять дней они добрались до древней нашей столицы. Башни и стены Московского кремля остались у них за спиной. Двухэтажный особняк статского советника Петра Алексеевича Вершинина, отца Анастасии, располагался в Китай-городе. Здесь они пробыли три дня.

Аржанова знала, что особо теплых чувств родитель к ней не питает. Ему больше нравился наследник, сын Родион, появившийся на свет на два с половиной года позже Анастасии. Потому после скоропостижной смерти жены Вершинин легко согласился отдать старшую дочь на воспитание в семью ее тетки по матери, бездетной Ксении Константиновны Шестаковой. Сам он женился снова и переехал к супруге в Москву. Служба в городской управе столоначальником шла у него ни шатко, ни валко, но чин V класса он все-таки получил и дом в столице купил. Дети от первого брака выросли. Они самостоятельно, без его помощи устроились в жизни: Анастасия удачно вышла замуж, Родион в четырнадцать лет пошел служить в пехотный полк и через три года стал там офицером. Тут Петр Алексеевич и вспомнил, что первая семья когда-то существовала.

Он охотно принимал дочь и сына у себя, любил получать от них дорогие подарки и рассказывать при встрече трогательные истории о том, какой милой барышней была в юности их матушка, покойная Наталья Константиновна, урожденная Ростовцева. Вторая его жена тому не препятствовала. Женщина добрая, богобоязненная, она и совсем чужих людей могла приголубить.

Увидев на своем дворе целую экспедицию, Вершинин поначалу удивился. Аржанова поведала ему, что ездила в Петербург на губернский бал в надежде приискать себе достойного жениха, ибо вдовство ей надоело, годы уходят и пора подумать о ребенке. Князя Мещерского она представила старым сослуживцем подполковника Аржанова, сделавшим карьеру в столице и ныне отправленным с секретным военным грузом в Курск. Он, Мещерский, и предложил ей ехать вместе с его солдатской командой, поскольку это гораздо быстрее и безопаснее.

Разговор происходил за ужином в столовой у Вершининых. Пили отличное венгерское вино, ящик которого адъютант светлейшего презентовал хозяину дома. Анастасия же подарила отцу золотые часы с цепочкой и брелоками, а мачехе – браслет из серебра с мелкими бриллиантами.

– Меры безопасности в дороге – вещь теперь совершенно необходимая, – сказал Петр Алексеевич.

– А что случилось? – спросил Мещерский.

– Да недели две назад известный здешний