Добрая фея короля Карла - Владимир Васильевич Москалев

– И все же, – не унимался Бюси, – мы должны отомстить тому, кто остается невидимым для нас и чьей рукой Анна де Монгарден устраняет неугодных ей особ. Но этого неизвестного отыщет другой, тот, кто послан к нам Святым престолом для обнаружения еретиков.

– Монах Содон!

– Этот фанатик будет рыть землю и найдет того, кто скрывается за спиной всесильной фаворитки. Можно быть уверенным, ему доставит удовольствие запалить еще один костер.

– Как бы ему не отбили руки, Бюси! Духовная власть имеет право сыска и суда виновных, но приводит приговор в исполнение светская власть. Не уверен, что король подпишет такой приговор тому, кто возвел его на трон.

– Но этим он выкажет неповиновение трибуналу, власть которого священна, ибо исходит от престола наместника Господа на земле.

Персень усмехнулся:

– Я ведь уже говорил, Бюси: король как-нибудь договорится с папой, они земляки.

– Содон найдет другой выход: арестует колдунью и увезет в Авиньон на папский суд. Поверьте, король будет только рад избавиться от ненужного уже свидетеля преступления.

– Полагаете, значит, с подачи короля закрутилась вся эта карусель вокруг туники?

– Трудно сказать, – неопределенно ответил Бюси, – но, скорее всего, ему известно все.

– Поэтому мы немедленно отправляемся к Содону! – решительно заявил Лоррис, поднимаясь с дивана. – Он потянет за ниточку, а там поглядим, что выйдет. Во всяком случае, у него всегда найдутся помощники. Идемте с нами, Персень, так будет убедительнее.

– Не очень-то я верю в это предприятие, Лоррис, – сузив глаза, хмыкнул Персень. – Тот, кто сомневается, не станет прыгать со скалы на скалу, рискуя свалиться в пропасть. Тем не менее я остаюсь вашим другом и единомышленником. Благослови вас Бог!

Лоррис и Бюси вышли и направились вниз по улице Сент-Антуан к дому посланца папы.

Глава 16

Белый монах

– Сумеет ли Содон должным образом взяться за дело? – высказал сомнение Бюси, когда они у старых ворот Бодуайе повернули вправо на Стекольную улицу. – Придется ли ему по душе наше сообщение?

– Можно быть уверенным: как волк преследует добычу, так и этот монах бросится в погоню, – убежденно ответил Лоррис. – Его подтолкнет к этому вынужденное бездействие. Париж молчит, не желая сочинять доносы. Вот уже сколько времени, как Содону еще не удалось изловить ни одного еретика. Не обидно ли? Зачем он тогда сюда приехал? Выходит, напрасно?

– И это говорит об отсутствии преступлений против религии, чему можно только радоваться.

– Но папа может обвинить своего посланца в лености, в бездействии, ведь, по его разумению, мир полон зла, которое надлежит отыскивать и уничтожать. Содон понимает это и пойдет на все, чтобы заверить папу в целесообразности своей миссии. О, если этот паук вцепится в жертву, то уже не отпустит.

– А он сумеет вцепиться в нее?

– Судите сами, какова эта братия… Но вот мы прошли кладбище, Бюси, теперь нам налево. Так вот, как-то его монахи, изрядно выпив в кабачке «Сосновая шишка», дали волю языку, и вот что услышал некий дворянин, с которым мне довелось побеседовать. В Бурж направили инквизитора и с ним целый штат слуг, которые стали ждать доносов от населения. Но оно не торопилось доносить на ближнего. Тогда этот не в меру ретивый «пес Господень» по имени Буа[61] – имена же у этих монахов! – сам решил организовать поиски. Стал он ходить по городу и прислушиваться, что люди говорят, нет ли в их речах связи с сатаной. Слышит, двое на рынке беседуют; один, взяв в рот кислую сливу, говорит другому:

«Фу ты, черт! Пропади она пропадом».

Отец Буа выпучил глаза и указал спутникам на покупателя:

«Слышали? Упомянул нечистого! Не иначе как еретик. В костер такого следует за богохульные речи!»

Того и вправду чуть было не схватили, да он, видя такое дело, вовремя удрал. Не отчаявшись, монах отправился дальше. Видит, стоят трое, беседуют о чем-то. Он насторожился, повернулся к свите:

«О чем можно беседовать так, чтобы не слышали другие? Только о запрещенном святой Церковью. Стало быть, эти трое ведут речи, чуждые религии. Подойдем ближе, послушаем, и если что не так – в подвал их, там палач вытянет из них все, что нужно. А далее – в костер как пособников дьявола».

Но не вышло: увидев слуг Божьих, троица поспешно рассыпалась. И снова отправился неугомонный монах искать добычу для костра. Подходят они к городской стене и слышат, как неподалеку один горожанин говорит другому, указывая на только что возведенную высокую башню у ворот:

«Бог мой! Вот так башня!»

Монах изменился в лице, аж затрясся весь:

«Бога упомянул! А в каком смысле? А в том, что башня высокая, значит, с крыши ее ближе до Бога. А зачем смертному быть ближе? Не иначе как для того, чтобы увидеть Господа! Но сказано в Писании: “Никому не дано узреть лик Мой”. Выходит, этот человек отвергает священный текст Библии? Кто он тогда, если не еретик?! Все это весьма подозрительно. Надо проследить, куда он пойдет, и, если вновь заговорит с кем-либо о Боге, схватить его и подвергнуть пытке. Тут-то он во всем и признается».

Вообще, Бюси, эти инквизиторы, надо сказать, истинные чудовища, а еще лучше – настоящие идиоты. Мне довелось побывать на юге, и я немало слышал о них. Вообразите, они подозревают ткачей!

– Ткачей? Но отчего?

– У них в руках будто бы сатанинские нити, которыми они вышивают еретические узоры на коврах. Мало того, монахи выкапывают трупы этих ткачей и сжигают их.

Бюси передернуло:

– Брр! Послушать вас, Лоррис, так это и в самом деле чудища какие-то. И к одному из этих ненормальных мы идем в гости? Прямиком в лапы ко льву! А что если и нас обоих он заподозрит в сношении с дьяволом? Отчего, дескать, не сообщили раньше? Выходит, пособничали в ереси и колдовстве?

– Успокойтесь, Бюси, право, вам ничего нельзя сказать, все видится вам в дурном свете. Поверьте, ему будет не до нас, когда дело коснется женского пола. Говорили, этот одержимый имеет необычайное пристрастие к пыткам женщин и сам раздевает их, чтобы найти на теле родимые пятна и бугорки, указующие на дьявольскую печать.

Но вот они подошли к дому, о котором им говорили. Уж как так вышло, – неведомо ни Богу, ни сатане, – только и дом, под стать хозяину, напоминал паука в углу паутины, если говорить о бесчисленных улочках и переулках к югу и юго-востоку. Был он кособоким, каким-то мрачным, а надстроенный этаж