Синий краб - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну что ты, — ласково и серьёзно сказал Игорь. — Это же пригородный поезд.
Алька поверил сразу. И он почему-то почувствовал, что очень устал. Будто четыре часа подряд гонял тяжёлый мяч. И у него снова защекотало в горле.
— Не веришь? — говорил Игорь. — Ну, смотри, это же пригородный вагон. — Он открыл дверь. — Видишь, даже полок для лежания нет. И куда я поеду без вещей?
Алька хотел сказать, что верит, но боялся разжать зубы. Он мог бы тогда не выдержать и снова заплакать.
— Не веришь… — грустно усмехнулся Игорь и сел перед Алькой на корточки.
Вагон трясло, и у Игоря на лбу вздрагивала густая прядь волос.
— Хорошо, — сказал Игорь. — Ладно, Алька, поедем со мной. Увидишь сам. Я всё равно обещал тебя взять на ТЭЦ. А сегодня у меня там дела. Идёт?
— Идёт, — сказал Алька и прижался щекой к плечу брата.
— Мы позвоним со стройки в город, — говорил Игорь. — Мама в поликлинике дежурит? Ей и позвоним. А ночью приедем.
— Ночным поездом? — прошептал Алька.
— Ночным. Вернёмся с рабочими второй смены, которые живут в городе. А ты не уснёшь?
— Игорь, — снова прошептал Алька, — ты, значит, будешь писать? Про железо?
— Да, — сказал он.
— А… — начал Алька и замолчал. Он понял, что о Верухе спрашивать не надо.
За стеклянной дверью вагона уже начинали сгущаться сумерки. «Скоро стемнеет, — подумал Алька. — И этот поезд тоже станет ночным». Алька вспомнил свою комнату и сумерки за окном. Может быть, сквозь эти сумерки долетит в комнату гудок ночного поезда. Издалека, тихий-тихий… И услышит его только тень, похожая на медвежонка с воздушным шаром. Больше некому слушать голоса тепловозов. Алькина кровать пуста — ночной поезд несёт его на ТЭЦ. И Алька стал думать о стройке…
— Мы с тобой слазим на подъёмный кран? — спросил Алька.
— Посмотрим, — сказал Игорь.
— Ты мне там всё покажешь?
— Покажу.
— И синие огни?
Стучали колёса. Весело протрубил тепловоз.
Игорь сказал;
— И огни.
1962–1964 гг.БЕЛЫЙ ЩЕНОК
ИЩЕТ ХОЗЯИНА
Всем мальчишкам с Уктусских гор,
где лес подходит к самым окнам Свердловска
ПРЯМАЯ СТРЕЛА
Хребет, покрытый сосновым лесом, врезается в город с юга. Он разрубает на две части самую солнечную окраину. Слева раскинулся новый район восточных улиц. Справа белеет многоэтажный поселок химкомбината.
Горы небольшие. Но все-таки это горы. Есть там и острые каменные зубцы, и гранитные обрывы, хоть встречаются они не часто. Зато много круглых вершин, на которые могут подняться даже совсем маленькие мальчишки. На одной из самых высоких гор сосны расступаются и открывают поляну. Здесь, в метелках высокой травы, среди глазастых ромашек греются под солнцем валуны, похожие на спящих слонят. Сухой зеленовато-серый мох покрывает спины слонят узорчатыми чешуйками.
Если взойти на эту вершину да еще подняться на самый большой валун, то можно увидеть, как горы плавными волнами уходят к юго-западу. Волны, сначала темно-зеленые, вдали окутываются синевой и, наконец, сливаются на горизонте с морем совершенно синего леса.
Это если смотреть на юг…
А если повернешься к северу, то сквозь поредевший лес у подножия зеленых склонов увидишь дома под цветными крышами, и ленточку асфальта, и синий троллейбус на этой ленточке… Там лежит поселок.
Стрелогорск.
Это имя дали ему не зря. Сам хребет называется странно и красиво — Прямая Стрела. Так назвали его древние жители гор, смелые всадники в острых лисьих шапках, с луками, выгнутыми, как маленькие коромысла.
Говорят, по берегам ручья, который бежит вдоль западного склона, рос удивительный кустарник с прямыми и крепкими ветками. Всадники делали из этих веток стрелы.
Стрелогорску тесно внизу. Некоторые улицы уже заползают на горы, подобрались к самому лесу.
На самой высокой улице, на той, за которой уже поднимается березовый подлесок, как раз и живут герои этой повести. Вообще там живет много людей: рабочие с химкомбината и фабрики «Металлист», почтальоны, учителя, шофер дядя Саша, лейтенант милиции Сережа, мальчишки и пенсионер Гурьян Кириллович.
О Гурьяне Кирилловиче стоит рассказать подробнее потому, что мы с ним еще встретимся. Мальчишки не любят этого почтенного человека. Называют его не иначе, как Курьян Курилыч. Впрочем, чаще зовут его просто Курилычем. А все из-за того, что Гурьян Кириллович каждый день рассказывает соседям, будто бросил курить. Ему вредно курить. У него гипертония и больное сердце. Поговорив о гипертонии и больном сердце, Курилыч обязательно попросит папироску — последнюю, будь она проклята.
И уйдет, тяжело покачивая животом, подхваченным снизу прочным ремнем.
Лицо у Курилыча мясистое и красное, будто он каждый день трет его спелой свеклой. Мальчишкам это не нравится. Они говорят, что у инвалидов не бывает таких здоровых мор… то есть лиц. Не ценят они и мужества Курилыча. Ведь он, несмотря на больное сердце, копается целыми днями на своем огороде, в малиннике или среди кустов крыжовника. А то еще возьмется дрова колоть. Кубометров пять за один прием наколет и в поленницу сложит. Жизнью рискует человек, а мальчишки смеются. И всякие обидные слова говорят. Придумали даже, что свою инвалидную мотоколяску Гурьян Кириллович приобрел незаконным путем. Мол, у него две ноги, и коляска не нужна. Не соображают, что грузному человеку, да еще с таким животом, трудно пешком ходить…
В Стрелогорске смешались деревянные старые домики и новые здания из крупных панелей. Поэтому рядом с домом Курилыча поднимается трехэтажный корпус. Новый, светло-розовый, с большими веселыми окнами.
Здесь-то и живут враги почтенного владельца мотоколяски… Впрочем, хватит о нем. Речь главным образом пойдет о мальчишках.
ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО. ХУДОЖНИК ВОВКА РИСУЕТ С НАТУРЫ
— Боря-а! Бори-и-ска!
Слышишь? Нам повезло. Сейчас мы и познакомимся с главным героем повести. Борискина мать зачем-то зовет сына. Она открыла окно и с третьего этажа своим певучим голосом взывает:
— Борис! Ну, где ты, наконец?!
А правда, где он? Ага, вот…
Знакомство придется начинать не совсем обычно. На середине двора стоит коричневый «москвич». Из-под «москвича» торчат четыре ноги. Две ноги — в желтых туфлях сорок третьего размера и узких синих штанах, две другие — в старых маленьких сандалиях и в разных царапинах. Особенно интересна одна царапина, украшающая левую ногу. Длинная, зигзагообразная, словно молния.
После каждого крика нога с царапиной-молнией досадливо дрыгается.
Значит, она принадлежит Борису. И, значит, Борис помогает шоферу.
Ноги, конечно, не голова. Но и по ним судить о человеке можно.
Царапины говорят о том, что человек презирает гладкие дороги. Левая сандалия с протертой насквозь подошвой доказывает, что ее хозяин любит скорость: ведь левой ногой толкаются, когда мчатся на самокате. На правой ноге обувь просит каши. Подошва оторвалась. Все знают, что сами подошвы отрываются редко. А вот если садануть как следует по мячу…
— Бориска! Уголек! Долго мне ждать?!
Две ноги начинают выползать из-под машины. Появляются на солнце вымазанные автолом колени. Потом вельветовые штаны, загорелый живот и сбитая на грудь рубашка в красную и желтую клеточку.
И вот он на ногах.
Ты думал, что Бориска черный, как цыганенок? Ничего подобного. Волосы у него не светлые, но и не темные, а самые обыкновенные. А почему же тогда все зовут его Угольком? Может быть, из-за глаз? Они у Бориски и вправду словно блестящие угли. Но ведь ему девять лет. А когда человеку девять лет, кого интересуют его глаза? Просто фамилия такая у Бориски — Угольков. Потому и дали это прозвище. И Угольком его зовут гораздо чаще, чем настоящим именем.
Он стоит посреди асфальтового двора, щурясь от солнца и прикусив нижнюю губу. Прикусил губу он от досады: так и не дали ему помочь дяде Саше до конца.
— Уголек! — закричала мама. — Появился, слава богу! Ну-ка скажи, куда ты дел ручку от мясорубки?
— Хорошенькое дело, — обиделся он. — Я ее и не видел.
— А где веревка для белья? Тоже не видел? Кто учил Вьюна через нее прыгать?
— Это была другая веревка! — крикнул Уголек. — Маленькая! — Он не стал уточнять, что маленькая веревка была проводом от электроутюга. — А про большую я не знаю…
Певучесть окончательно исчезла в мамином голосе.
— Вы посмотрите! Он ничего не знает!.. А кто Гурьяну Кириллычу пистоны в замок сунул, тоже не знаешь, да? А он почему-то знает!
— Какие пистоны? — сказал Уголек и стал разглядывать палец, который вылез из правой сандалии.
— Вот приди домой! Узнаешь, какие! — рассердилась мама.