Паутина и скала - Томас Вулф

Господа Черн и Белл не признавали подобных методов. Они вдохнули в книгоиздание новую жизнь. По их выражению, они вошли в издательское дело «свежим ветерком» — и теперь бушевали в нем ураганом! Пусть у других будут деловые кабинеты с их скучной атмосферой; господа Черн и Белл, понимавшие тонкий склад души художника лучше, чем все их конкуренты, имели залы, гостиные, кушетки со множеством подушек. Атмосфера там была эстетическая, а не коммерческая.

Если уж надо обсудить с автором деловые вопросы — к прискорбию господ Черна и Белла, такая необходимость возникала, — то пусть разговоры ведутся без утайки и подозрительности, в свободной, откровенной, нравственно чистой манере, и пусть при этом присутствуют посторонние. В соответствии с этим принципом, все деловые переговоры фирмы велись в хорошо известном кабачке, расположенном по соседству в подвале особняка. Там почти в любой час дня и ночи можно было обнаружить сотрудника фирмы, обсуждающего планы, перспективы и достижения издательства с любым, кто хотел слушать. Одной из самых приятных черт в сотрудниках фирмы Черна и Белла была открытость. В фирме царил восхитительный дух товарищества. Рассыльный бывал осведомлен о делах фирмы лишь немногим хуже ее выдающихся глав, и каждое новое событие спустя четверть часа дружелюбно обсуждалось с официантами, барменами, завсегдатаями и всеми, находившимися в радиусе слышимости.

Все переговоры с авторами обставлялись как можно приятнее. Поскольку Черн и Белл знали природу души художника, как никто, относились с полным пониманием — нет! состраданием — к его обостренной чувствительности, то до седьмого тоста всякие вопросы о договорах, гонорарах, авансах даже не затрагивались. Если вопрос бывал простым — например, быстрое получение авторской подписи под договором, предусматривающим «обычные условия» наряду с правом издания восьми очередных его книг, — то, чтобы склонить обладателя чувствительной души прозреть, уступить и, побыстрее поставив подпись, покончить с неприятным делом, достаточно было всего-навсего семи-восьми крепких коктейлей и гипнотической убедительности голоса мистера Черна.

В более сложных случаях, когда обладатель чувствительной души бывал предрасположен к раздражительности и недружелюбию, то, чтобы убедить его, требовалась, разумеется, более длительная подготовка. Если возникал какой-нибудь спор — увы, мы должны признать, что эти злосчастные споры иногда происходят, — если у Обладателя возникала какая-то болезненная склонность к низкой подозрительности, благожелательное сострадание мистера Хаймена Черна становилось широким, как природа, глубоким, как Атлантический океан, нежным, как Божья милость.

— Мой дорогой мальчик, — можно было услышать от него после одиннадцатого тоста, звучащее так мягко, нежно, любезно, словно он обращался к ребенку, — мой дорогой мальчик, как думаешь, почему я занимаюсь книгоизданием? Ради денег?

— А разве, — мог произнести в ответ Обладатель вперемежку с икотой и отрыжкой, таращась на своего благодетеля с язвительным удивлением, — а разве — ик! — нет?

Тут мистер Хаймен Черн начинал смеяться, мягко, гортанно, понимающе — в смехе слышались в равной степени жалость и упрек. Потом, поводя толстым указательным пальцем из стороны в сторону перед своим мясистым носом, он говорил:

— Нет! Нет! Нет! Нет! Нет!.. Мой дорогой мальчик, ты не понимаешь!.. Деньги! Дорогой мальчик, я о них не думаю! Они для меня ничто! Если б я думал о деньгах, — восклицал он торжествующе, — на кой черт мне было б книгоиздание?.. Нет! Нет! Нет! Ты все не так понял! Мне нужны не деньги! Как и всем издателям! Иначе бы я не занимался этим делом. Дорогой мальчик… ты все понял не так. Издатели не гонятся за деньгами!.. Нет! Нет! Нет!.. Я думал, ты знаешь это!

— А, понятно! — мог тут со злобой произнести Обладатель. — Вы все — ик! — просто-напросто великодушные филантропы, так ведь? — ик! — Ваше здоровье!

Теперь тон мистера Черна становился очень серьезным и доверительным. Подавшись вперед и постукивая собеседника по колену толстым указательным пальцем, он говорил негромким, но очень впечатляющим шепотом:

— Вот именно!.. Ты понял совершенно правильно!.. Попал в самую точку!.. Мы филантропы!

— Ну еще бы! — это с явной ноткой циничного сарказма. — А как же тогда мой гонорар? Где все деньги, что вы нажили на моей последней книге?

— Гонорар? — произносил мистер Хаймен Черн таким рассеянным, задумчивым тоном, словно слышал это странное словечко в далеком детстве. — Гонорар?.. Ах, гонорар! — восклицал он внезапно, словно до него только что дошло значение этого слова. — Так ты ведешь речь о гонораре! Вот это тебя и беспокоит?

— Да, именно это! Ну так как же?

— Мой дорогой мальчик, — говорил тут мистер Черн соболезнующим тоном, — что же раньше не сказал мне этого? Почему не облегчил душу? Почему не пришел, не поговорил со мной? Я бы понял! Для того мы и находимся здесь — потому что понимаем такие дела! И когда что-нибудь подобное снова возникнет… начнет беспокоить… ради Бога, приходи ко мне, выговорись!.. Не терзайся!.. В том-то и беда с вами — вы все чересчур уж чувствительны!.. Конечно, иначе не были бы писателями] Только со мной, Джо, это ни к чему! Ко мне можно обращаться безо всякого страха… Ты знаешь это, правда ведь? Так что не будь таким чувствительным!

— Чувствительным? Ах, вы... чувствительным!.. Что вы, черт возьми, имеете под этим в виду?

— Именно это, — отвечал мистер Черн. — Что тебе совершенно не о чем беспокоиться. Потому я и пригласил тебя — видел, что тебя это начинает мучить, — вот и пригласил выпить по стаканчику, сказать, что все в порядке!

— Сказать мне! Так что же в порядке? Ничто не в порядке! Совершенно!

— В порядке! Если нет, приведу в порядок!.. Послушай, Джо, — снова негромкое, спокойное увещевание, подавляющий взгляд темных глаз мистера Черна, палец, впечатляюще постукивающий автора по колену. — Забудь об этом!.. Я вижу, тебя это мучает — но забудь! Жизнь слишком коротка! Мы хотим, чтобы у тебя было легко на душе… Вот я и пригласил тебя сообщить, что, насколько дело касается нас, все в порядке!.. Ты нам ничего не должен!

— Должен вам! Ах, вы, старая… надо же, должен вам! Что вы, черт возьми, имеете в виду?

— То, что сказал!.. Имею в виду, что теперь… сегодня!.. с этой минуты!.. мы начинаем все сначала!.. Что сделано, то сделано!.. С чем покончено, с тем покончено!.. Мы возлагаем надежды на твое будущее, хотим, чтобы тебя ничто не беспокоило, не мешало работать… Так что забудь!.. С прошлым покончено — мы так относимся к этому!

— Значит, вы так относитесь? Значит, с прошлым покончено? Ну уж нет, черт возьми! Я отношусь к этому не так!

— Знаю, — спокойно отвечал мистер Черн, — а все потому, что ты очень чувствителен! Ты считаешь, что чем-то обязан нам. Что у тебя есть перед нами какой-то долг. Но это просто говорит твоя гордость!

— Долг! Гордость! Что…

— Послушай, Джо, — вновь начинал мистер Черн спокойным, серьезным голосом. — Я давно уже пытался тебе это сказать, но ты не хотел меня слушать! Я уже сказал, что занимаюсь книгоизданием не ради денег!.. Если бы гнался за деньгами, то не занимался бы им!.. А занимаюсь потому, — голос мистера Черна становился хриплым и обрывался, глаза начинали влажно блестеть, но он справлялся с собой и задушевным тоном завершал: — потому что люблю это дело… потому что завел друзей… может… ладно, Джо, я не хотел говорить этого… знаю, тебя это смутит… понимаю, как неприятно, когда кто-то говорит с тобой о твоей работе… но я должен это сказать!.. Знаю, что через сто лет обо мне никто не будет помнить, — говорил мистер Черн с печальным, но мужественным смирением, — знаю, что я всего-навсего один из малых мира сего… Никто обо мне помнить не будет… Но если кто-то через сто лет возьмет одну из твоих книг, увидит мою фамилию в названии издательства и скажет: «Не знаю, что это был за человек, но он открыл Джозефа Доукса, предоставил ему первую возможность опубликоваться,» — тогда я буду считать, что не зря прожил жизнь!.. Вот как много значит это для меня, мальчик. — Голос мистера Черна становился хриплым. — Вот почему я участвую в этой игре! Не ради денег!.. Нет! Нет! — Влажно блестя глазами, он страдальчески улыбался и потрясал перед носом толстым указательным пальцем. — Мной движет мысль, что, может, я принес какую-то пользу, живя на свете… смог быть полезным таким ребятам, как ты… немного помочь… открыть дорогу, чтобы ты мог реализовать свой талант. Поэтому ты не должен мне ни гроша! Ни единого] Долга передо мной у тебя нет ни-ка-ко-го!.. Для меня очень много значит твоя дружба, гордость сознанием, что я твой издатель!.. Так что забудь об этом! Ты мне ничего не должен!