Благородный Дом. Роман о Гонконге. - Джеймс Клавелл

— Никогда!

— Возьму пятьдесят процентов.

— Шесть процентов, — сказал Ричард Кван.

Улыбчивый Цзин прикинул свой риск. И возможную прибыль. Прибыль обещала быть огромной, если… Если «Хо-Пак» не рухнет. И даже если это случится, прекрасным покрытием для займа будет недвижимость. Да, прибыль будет огромной при условии, что не случится массового изъятия вкладов у него самого. Может быть, он сможет рискнуть, заложить некоторые будущие отправки и заработать эти пятьдесят миллионов?

— Пятнадцать процентов, и это последнее слово, — буркнул он, зная, что к полудню, оценив состояние рынка и развитие банковской паники, отзовет предложение или изменит его — и продолжит продавать акции «Хо-Пак», играя на понижение с большой выгодой. — Можешь дать Баттерскотч Лэсс в придачу.

Ричард Кван грязно выругался, и они продолжили торговаться, пока не сошлись на пятидесяти миллионах по требованию в два часа. Наличными. Кван также закладывал Улыбчивому Цзину тридцать девять процентов собственности в Сентрал в качестве дополнительного обеспечения и четверть стоимости своей кобылы. Все решила Баттерскотч Лэсс.

— Что насчет субботы?

— Ты о чем? — От этой гримасы и выдающихся вперед зубов Ричарда Квана уже тошнило.

— Наша лошадка в пятом заезде, хейя? Послушай, Шестой Двоюродный Брат, может, нам лучше договориться с жокеем Пайлот Фиша? Мы осадим нашу лошадь — она будет фаворитом — и на всякий случай поставим на Пайлот Фиша и Ноубл Стар!

— Прекрасная идея. Решим в субботу утром.

— Лучше устранить Голден Леди тоже, а?

— Это предложил тренер Джона Чэня.

— И-и-и, этот глупец допустил, чтобы его похитили. Я буду рассчитывать, что ты предоставишь мне реальную информацию о том, кто победит. Я тоже хочу поставить на победителя! — Улыбчивый отхаркнулся и сплюнул.

— Да обделаются все боги, а мы все разве не хотим?! Эти паршивые тренеры и жокеи! Самое отвратительное то, что они обходятся с нами, владельцами, как с марионетками. Кто им платит зарплату, хейя?

— Скаковой клуб, владельцы, но больше всего — те игроки, которые не в курсе дела. Я слышал, ты вчера вечером был в старушке «Вик» и ужинал, как заморские дьяволы.

Ричард Кван расплылся в улыбке. Ужин с Венерой Пань прошел с большим успехом. На ней было купленное им новое платье от Кристиана Диора, длина до колена, черный облегающий шелк на чехле из газа. Когда банкир увидел, как Венера выходит из его «роллс-ройса» и поднимается по ступенькам «Вик», сердце у него забилось, а «тайный мешочек» сжался.

Довольная эффектом, произведенным на весь зал при входе, она сияла улыбкой и массивными золотыми браслетами. Даже настояла на том, чтобы подняться по великолепной лестнице, а не ехать в лифте. Всю грудь у него сдавило от тщательно скрываемой радости и ужаса. Они прошли между столиками, за которыми чинно ужинали холеные европейцы и китайцы. Многие были в вечерних туалетах — мужья и жены, туристы и местные жители, мужчины за деловым ужином, любовники всех возрастов и национальностей и те, что ещё не стали ими. На нем был новый тёмный костюм от портного с Сэвил-Роу[151] из самого дорогого и тонкого кашемира. Пока они добрались до лучшего столика, который стоил ему одну красненькую — сто долларов, — он махнул рукой многим знакомым и простонал про себя четыре раза при виде четырех закадычных друзей-китайцев и их жен. Почтенные матроны, с пышными прическами, увешанные драгоценностями, уставились на него остекленелыми глазами.

Ричард Кван поежился. «Настоящие блудницы эти жены, и все они одинаковы, — думал он. — О-хо-хо! Ловят тебя на лжи ещё до того, как ты успел что-то сплести». Он пока не был дома и не видел Майлин, которой наверняка уже доложили о Венере Пань по меньшей мере три доброхотки подруги. «Ну и что, пусть устроит разнос, повопит какое-то время, порыдает, порвет на себе волосы, чтобы разрядить дьявольскую злобу. А потом я осторожно замечу, что она стала слишком раздражительной из-за происков врагов — ну как можно слушать вздорных баб? И смиренно упомяну, что три недели назад заказал манто из цельных шкурок норки и должен получить его сегодня, чтобы она смогла блеснуть на скачках в субботу. И тогда в доме воцарится мир — до следующего раза. И все же как разумно я поступил, — фыркнул он, — заказав эту норку». Его нисколько не смущало, что заказал он её для Венеры Пань и сегодня утром, всего час назад, лежа в её теплых объятиях, обещал привезти манто нынче вечером, чтобы она могла надеть его на скачки в субботу. «Все равно это слишком дорогая вещь для такой проститутки, — думал он. — Манто стоит сорок тысяч гонконгских долларов. Куплю ей другое. А-а, может, удастся найти какое-нибудь ношеное…»

Он заметил на себе косой взгляд Улыбчивого Цзина.

— Что такое?

— Венера Пань, хеш?

— Я тут решил заняться киноиндустрией и сделать её звездой, — с шиком заявил он, гордый тем, какую легенду придумал — для оправдания перед женой.

— И-и-и, но ведь это рискованный бизнес, хейя? — впечатлился Улыбчивый Цзин.

— Да, но есть способы застраховать риск. — И он многозначительно подмигнул.

— Айийя, ты имеешь в виду порнофильмы? О! Дай знать, когда наладишь производство: я бы посмотрел парочку. Голая Венера Пань! Айийя, вся Азия будет платить, чтобы увидеть такое! Как она в постели?

— Восхитительна! Теперь, когда я её кой-чему научил. Она была девственница, когда я перв…

— Какая удача! — воскликнул Улыбчивый Цзин. И добавил: — Сколько раз ты брал штурмом эту «твердыню»?

— Вчера вечером? Трижды — и каждый «штурм» был яростнее и дольше предыдущего! — Ричард Кван наклонился вперед. — Никогда не видывал «сердцевины цветка» лучше, чем у неё. Да. А какой треугольник! Восхитительные шелковые волоски, внутренние губы розовые и чувственные. И-и-и, а «нефритовые врата»… просто как сердечко. «Один квадратный дюйм» совершенной овальной формы, розовый, ароматный. И «жемчужина на пороге» тоже розовая…

Ричард Кван почувствовал, что покрывается потом, вспомнив, как она подала ему большую лупу и раскинулась на диване. «Вот, — с гордостью сказала она. — Полюбуйся на „богиню“, которой собирается поклоняться твой „лысый монах“». И он полюбовался. Очень тщательно.

— Лучшая из всех моих подружек, — откровенничал Ричард Кван, привычно преувеличивая. — Я тут подумывал, не купить ли ей кольцо с большим бриллиантом. Бедная сладкоречивая малышка так плакала сегодня утром, когда я уходил из квартиры, которую снял для неё. Она клялась, что покончит с собой, потому что безумно влюблена в меня. — Он сказал это слово по-английски.

— И-и-и, счастливчик! — Улыбчивый Цзин знал по-английски лишь слова любви. Спиной он почувствовал чей-то взгляд и обернулся.

В следующей секции трибун, в пятидесяти ярдах от него, чуть выше, стоял заморский дьявол — полицейский Большая Гора Дерьма, ненавидимый всеми глава департамента уголовного розыска Коулуна. Холодные рыбьи глаза не отрываясь смотрели на Улыбчивого, на шее у копа висел бинокль. «Айийя», — воскликнул про себя Цзин, стремительно перебирая в голове все системы ловушек, сдержек и противовесов, которые защищали главный источник его дохода.

— Э? Что? Что с тобой, Улыбчивый Цзин?

— Ничего. Отлить хочу, вот и все. Присылай документы в два часа, если желаешь получить мои деньги. — Он с мрачным видом отвернулся и направился в туалет, гадая, известно ли полиции о предстоящем приезде заморского дьявола из Золотой Горы, Великого Тигра Белых Порошков с диковинным именем Винченцо Банастасио.

Улыбчивый Цзин отхаркнулся и громко сплюнул. «Известно или неизвестно, это судьба. Меня они не тронут: я лишь банкир».

Роберт Армстронг заметил, что Улыбчивый Цзин беседует с банкиром Кваном, и преисполнился уверенности, что ничего доброго эти двое не замышляют. В полиции были прекрасно осведомлены о причастности Цзина и банка «Просперити» к наркоторговле, но пока не могли предъявить Улыбчивому ничего, кроме слухов, — никаких свидетельств против него самого или его банка. Ни прямых, ни даже косвенных, которые позволили бы особой службе задержать Цзина, допросить и срочно депортировать.

«Ничего, рано или поздно он оступится, — спокойно подумал Роберт Армстронг и снова навел бинокль сначала на Пайлот Фиша, потом на Ноубл Стар, Баттерскотч Лэсс и Голден Леди, кобылу Джона Чэня. — Которая из них в лучшей форме, хотелось бы знать».

Он зевнул и устало потянулся. Ещё одна долгая ночь прошла без сна. Вчера вечером, когда он уже выходил из Главного управления полиции Коулуна, начался переполох: некий аноним сообщил по телефону, что Джона Чэня видели на Новых Территориях, в небольшой рыбацкой деревушке Шадаоквок, которая делила пополам восточный отрезок границы.

Армстронг помчался туда с нарядом полиции и прочесал деревушку лачуга за лачугой. Поиски приходилось вести очень осторожно, потому что вся приграничная зона была местом неспокойным, не говоря уже о деревне, где располагался один из трех пограничных пропускных пунктов. Жители деревни — народ дерзкий, грубый, неуступчивый и агрессивный — хотели одного: чтобы их оставили в покое. Особенно полиция заморских дьяволов. В результате выяснилось, что вновь поднята ложная тревога, хотя и не без пользы: полицейские накрыли два нелегальных винокуренных заводика, небольшую фабрику, где из опиума-сырца делали морфин, а потом героин, и шесть игорных притонов.